Фрэнк стал задумчиво гонять вилкой по тарелке недоеденный кусочек почки. Я поняла, что даже он иногда насыщался.
— Послушайте, — продолжал он, — старика Тиббета просто нельзя время от времени не поддевать — мягко, конечно. Он не дурак, и недооценивать его опасно. Тетю Джулию я и не думаю дразнить; она всегда была очень добра ко мне.
— Вы в самом деле считаете, будто доктор Тиббет — поклонник вашей тетушки, как вы намекали? Или вы снова шутили? По-моему, подобная перспектива вас очень веселит.
Фрэнк громко расхохотался.
— Позвольте мне налить вам кофе, — сказал он. — А там молочник.
Я вспомнила мнение Бесси о молоке из-под коровы и с улыбкой взяла молочник. Цвет у его содержимого был любопытный — синевато-серый; впрочем, никакого неприятного запаха я не почувствовала. Наверное, чтобы что-то учуять, надо было сунуть нос в самый кувшин, чего я не собиралась делать при Фрэнке. Я решила выпить черного кофе.
Фрэнк поставил локти на стол, подпер руками подбородок и серьезно уставился на меня:
— Вы, наверное, знаете, что тетя Джулия была второй женой дяди Джосаи?
— Я не знала этого наверняка, но догадывалась, — ответила я. — Конечно, между ними большая разница в возрасте. И потом, она говорила, что Джосая Парри никогда не приезжал в гости к моему отцу. А я помню, что по крайней мере один раз он к нам приезжал, — я тогда была еще маленькая. Вот почему я решила, что тетя Джулия не знает о его визите, а может быть, забыла. Во всяком случае, мой крестный приезжал к нам один. Помню, он был печален и ни разу не улыбнулся, хотя со мной разговаривал очень приветливо. Возможно, он был в трауре — по первой жене?
— Какая вы проницательная! — с восхищением воскликнул Фрэнк. — Я оказался прав. А с вами придется очень тщательно выбирать выражения! У вас отменная память, и вы, по-моему, умеете разгадывать загадки.
— Я здесь чужая. Естественно, я наблюдаю, все внимательно слушаю и стараюсь, если могу, во всем разобраться, — возразила я.
— Что ж, тогда позвольте рассказать вам о моей тете Джулии. Вы поймете, что у нас все выглядит не совсем так, как кажется на первый взгляд. Моя мать и ее сестра — дочери сельского священника. Мне кажется, именно поэтому тете Джулии так нравится общаться с Тиббетом; он воскрешает в ее памяти детские воспоминания. Приход моему деду достался бедный, содержать семью было не на что. Они были бедны, простите за каламбур, как церковные мыши. Мать бежала с моим отцом; вынужден признаться, отец также не очень-то умел обеспечить близких. Тетя Джулия не собиралась следовать по стопам своей сестры. Не знаю, где и как она познакомилась с дядей Джосаей, который был богатым вдовцом. Во всяком случае, упускать его она не собиралась. Не поймите меня неправильно. Она стала ему прекрасной женой. И живо интересовалась его делами — возможно, потому, что понимала, что переживет его. Элизабет, тетя Джулия — еще один человек, который часто носит маску. Тетя делает вид, будто не интересуется ничем, кроме виста и собственного удобства. Но больше всего на свете ей важно, чтобы эти удобства сохранялись у нее навсегда. Вот почему мне смешно думать, что Тиббет питает в ее отношении какие-то надежды. Он думает, что тетя примет его предложение. Я же почти уверен в том, что она ему откажет. Видите ли, она ни за что не отдаст свои капиталы кому-то другому. Скоро Тиббет поймет, что ему придется довольствоваться здешними ужинами, партиями в вист и тем, что к нему относятся как к носителю высшей мудрости. По-моему, когда он это поймет, он смирится со своей ролью. Как я и говорил, Тиббет не дурак.
— Неужели компания моего крестного по-прежнему ввозит ткани с Дальнего Востока?
Фрэнк покачал головой:
— С его смертью импорт тканей прекратился. Но он вкладывал свои деньги в разные отрасли. Так, незадолго до смерти он скупил немало недвижимости. Арендная плата обеспечивала ему устойчивый доход. Тетя его только приумножила. Более того, она и сейчас владеет объектами недвижимости — в основном жилыми домами. Некоторые из них она недавно очень выгодно перепродала, потому что на их месте собираются строить новый железнодорожный вокзал.
— Да, знаю, — кивнула я. — Я… мы, то есть я в кебе вчера проезжала мимо будущей стройки.
— Да, там ее дома и стояли. К ней приезжал представитель железнодорожной компании и предложил очень выгодную цену. А дома пошли под снос, — доверительно сообщил мне Фрэнк. — По-моему, тетя Джулия осталась весьма довольна сделкой.
Я изумилась, услышав его рассказ, и вспомнила скрипучую подводу с ее печальным грузом. Стоит ли упоминать о вчерашнем происшествии? Наверное, Фрэнк сочтет меня ненормальной — как кебмен. Поэтому я решила промолчать.
Фрэнк встал и бросил на стол смятую салфетку.
— Мне пора. Много дел, знаете ли.
Он оставил меня одну, изрядно озадачив.
Как и предупредил меня Фрэнк, миссис Парри, точнее, тетя Парри, как она требовала к ней обращаться, не появлялась почти до полудня и спустилась как раз ко времени легкого обеда, которому я почти не отдала должного.
Ее привычка поздно вставать очень обнадежила меня: ведь по утрам я оставалась предоставленной самой себе! И все же в первый день после завтрака я не вышла на улицу, боясь, что тетя Парри спустится раньше.
Почти все время я просидела в библиотеке. Там я нашла писчую бумагу и чернила и потратила время на то, чтобы написать миссис Нил, моей доброй соседке, у которой я некоторое время жила после того, как продала наш дербиширский дом. Миссис Нил очень беспокоилась из-за моего отъезда в Лондон, чужой город, где я буду среди незнакомых людей. Миссис Нил, ни разу в жизни не покидавшая пределов родного городка, имела все основания называть Лондон «чужим». Я написала ей, что добралась без приключений и виды на будущее у меня весьма неплохие. Не приходилось сомневаться в том, что вести вскоре узнают все соседи. Какое-то время в округе только и будет разговоров, что обо мне. Я запечатала письмо воском, который нашла на подносе, и вынесла его в холл, где заметила деревянный ящичек для писем, которые следовало отправить. Я положила в него свое письмо, но решила: как только выясню, где здесь почта, буду отправлять свои письма сама… Если, конечно, я напишу еще кому-нибудь.
Позже нас навестила некая миссис Беллинг. Накануне в разговоре всплывала ее фамилия: она — та самая приятельница, которая «нашла» Маделин Хексем и ввела ее в дом тети Парри. Мне любопытно было взглянуть на нее. Должна сознаться, первое впечатление о миссис Беллинг оказалось неблагоприятным. Она была одета очень нарядно — в новомодный кринолин, не такой пышный, как те, что носили прежде; юбка у нее была конической формы. На голове, над шиньоном, сделанным явно не из ее волос (они были темнее, чем ее собственные), сидела модная шляпка-каскетка. Остролицая, длинноносая, она напомнила мне любопытную и хитрую галку. Она забросала меня вопросами обо мне, моем отце, месте моего рождения и прочем, что взбрело ей в голову. Все вопросы она задавала абсолютно прямолинейно. Я решила, что она дурно воспитана. В конце концов, я приехала в Лондон не к ней на работу! Даже тетя Парри как будто решила, что любознательность ее подруги зашла слишком далеко, и через несколько минут перебила гостью вопросом о ее сыне Джеймсе.
Его имя я тоже слышала накануне. Фрэнк обмолвился, что Джеймс Беллинг собирает окаменелости. Миссис Беллинг тут же забыла обо мне и начала распространяться о добродетелях и изумительном уме Джеймса и другого своего отпрыска. Насколько я поняла из ее слов, кроме Джеймса, у миссис Беллинг еще имелась замужняя дочь, которая сейчас находится в интересном положении. Была у нее и еще одна дочь, помоложе, которая тоже вскоре выйдет замуж, и младший сын, он еще учится в школе. Ему тоже мать сулила блестящее будущее. Я не поняла, который по возрасту коллекционер Джеймс, но мне показалось, что он — ровесник Фрэнка Картертона и потому либо самый старший из детей миссис Беллинг, либо второй по старшинству (после замужней дочери). Я вздохнула с облегчением, когда гостья наконец откланялась. Мне показалось, что миссис Парри также не жалела об уходе приятельницы — по крайней мере, в тот день.
Впрочем, долго мы без гостей не пробыли. Через несколько минут на пороге показался Симмс; его всегда бесстрастное лицо показалось мне непривычно оживленным.
— Прошу прощения, мадам, — провозгласил он, — пришел полицейский, который желает с вами переговорить.
— О чем? — удивилась тетя Парри. — Симмс, передайте, что я занята!
— Извините, мадам, но он желает переговорить с вами лично. Он прислал свою карточку…
Жаль, что мне не удастся передать выражение, с каким Симмс произнес эти слова, и изобразить его походку. Он протянул тете Парри серебряный поднос с единственным скромным картонным прямоугольником, на котором было напечатано: «Инспектор Бенджамин Росс. Столичная полиция, Скотленд-Ярд». Очевидно, дворецкий полагал, что полицейскому не полагается иметь визитные карточки, как и появляться в приличном доме. Наверное, именно поэтому сам Симмс взял за труд отнести карточку наверх.
