Происходит колоссальная подмена понятий. Совершенно упускается из внда, что события 1840 года нельзя мерить сегодняшними мерками. Тогда никому и в голову не могло прийти, что все люди равны, и что дикари-людоеды должны иметь право на самоопределение, которое они, вооружившись ружьями, кстати, понимали не иначе как самоуничтожение в результате междоусобиц.
Далее совершенно забывается, что эти бедные маори сами были хороши – убивали и съедали каждого, кто попадался, но теперь им, конечно, подавай свободу и самоопределение. Для чего? Чтобы, следуя своим вековым традициям, они снова вернулись к людоедству?
Да они уже и не готовы опускаться до взаимосъедения. Большинство из протестующих – студенты современных университетов, рабочие и служащие, водящие современные автомобили, платящие налоги и смотрящие по вечерам телевизор. Они говорят и думают по-английски, и поначалу пришли просто потусоваться, но когда полиция стала наседать, разумеется, пришли в ярость. Ну, и досталось какому-то Джону Смиту, проходившему мимо. А что? Нечего шляться по нашей земле!
Они молоды и им хочется громить. Иначе их жизнь скучна и безынтересна. Их лидерам хочется руководить. Иначе они лишь жалкие трактористы, как их наспех назначенные короли. Журналистам хочется освещать очередной скандал. Иначе они просто бездарные писаки. Политикам нужно спекулировать на чувствах населения. Иначе их рано или поздно переизберут и отстранят от власти… Все заняты, все при деле. Все понятно. Но вот только зачем несчастному Джону Смиту проломили череп?
Причем кто проломил? Неясно. Полиция схватила пятерых человек и увезла в тюрьму, а Джона Смита – в морг.
Сначала все было очень весело. Самые крутые с татуировками на лицах в виде залихватских спиралей толкались особенно активно. Потом в ход пошли камни. Они летели в полицию и просто в прохожих. Их полет знаменовал собой вырывающееся наружу неизбывное стремление народа к свободе. Да, именно к свободе бесшабашного, ничем не спровоцированного убийства! Людям в толпе казалось, что их древние вожди спустились с небес и швыряют камни вместе с ними в ненавистных пакеха! Ах, что за потеха швырять камнями в пакеха! И не важно, что вчера и завтра мы снова будем работать с ними бок о бок, читать те же самые газеты, ходить в те же самые школы и смотреть те же самые телепередачи. Ах, какое волнительное чувство – метать камни в живых людей, и не просто из хулиганского порыва, а по велению зова предков. Это наша земля – земля длинного белого облака. Это наши облака, наш воздух, наша вода. По какому праву? Да по такому, что наши предки приплыли сюда раньше ваших, убили и съели всех местных жителей, а вы оказались трусами и не смогли убить и съесть нас!
Ах, как хорошо чувствовать в себе дикарские приливы гнева. Убирайтесь с нашей земли! Проклятые пакеха! Справедливость на нашей стороне. Даже ваша жалкая королева извинилась перед народом маори за то, что нарушилась священная связь поколений, имеющих право на ту землю, которую они завоевали первыми, убив и съев предыдущих обитателей. Елизавета попросила прощения за то, что ее предки не сумели съесть наших предков!
Толпа дышала и жила своей отдельной, непонятной даже ей самой жизнью. Волны пьянящего возмущения прокатывались по ней то в одном, то в другом направлении. Это была сладкая минута апогея единения целого народа…
А потом Джону Смиту проломили череп…
Несправедливо? Конечно же, несправедливо. Полиция должна была позволить маори самоопределиться и по традиции съесть хотя бы сердце своей жертвы, следуя примеру их кумира, легендарного вождя Те Кохипипи, который как-то ночью страшно удивил своих врагов, убивших его дочь. О том, что он сделал, мы можем только догадываться, потому что известно: ранним утром он вырезал сердца у тех, кого убил, положил их в льняную материю и отправился домой. На полпути, в середине горной гряды, он устроил себе привал, развел огонь и съел часть сердец. С тех пор, кстати, эта горная гряда называется Te-Ahi-Manawa-a-Te-Kohipipi (Огонь сердец Te-Кохипипи).
Какая славная история! Какие красочные легенды! Один только вопрос: зачем мирному гражданину Джону Смиту проломили череп в 2004 году?[6]
Так получилось… Когда речь идет о свободе народа, нечего думать о маленьких неприятностях. Но для Джона Смита эта «неприятность» оказалась большой! Почему, вместо того чтобы сидеть в кругу семьи за ужином, он лежит в морге с проломленным черепом? Когда мы найдем ответ на этот вопрос, пожалуй, настанет золотой век человечества и закончится многовековая эра под названием «Так получилось!»
Глава 12
Никто не лишит тебя твоего моко
Сеня Вечнов тоже считал себя посторонним, нечаянно ушибленным пролетающим камнем по голове. Так или иначе, ему казалось, что он чувствует себя не намного лучше, чем Джон Смит, лежащий в морге с проломленным черепом. Иногда Вечнов думал, что с удовольствием поменялся бы с Джоном местами. Сеня не знал мистера Смита лично, но о нем весело рассказывали пятеро задержанных маори, которые в тюрьме вели себя как национальные герои и даже чуть не подрались, споря, кто же именно проломил Джону голову. Хотя на допросах их показания звучали диаметрально противоположно…
Для Сени начались дни, похожие один на другой, и ночи, тошные до омерзения. Днем – вывод на улицу с перерывом на обед, а ночью – придурки, воющие на луну. Приятным разнообразием были звонки от жены и родителей два раза в неделю, если позовут к телефону, и приход адвоката. Тогда его переодевали в омерзительный оранжевый комбинезон и вели в зал свиданий.
Потихоньку Сеня начал осматриваться. Тюрьму населяли в основном местные аборигены с татуированными рожами и слегка выпученными глазами, как правило, крепкие особи, или же другой тип – ирландско-арийский, впрочем, не меньшие ублюдки. Одни, разумеется, ненавидят других.
Маори на протяжении своей многовековой истории создавали неповторимые культурные ценности. Взглянув на своеобразные узоры на лицах, искусно изготовленные плащи, нефритовые нагрудные украшения и другие предметы маорийской культуры, можно, даже не будучи специалистом, определить их самобытную и своеобразную этнографическую принадлежность.
Колонизаторы пытались всеми средствами европеизировать коренное население, и это им в некоторой степени удалось. Сейчас в Новой Зеландии насчитывается тридцать тысяч маори. Они составляют всего шесть процентов от общего числа жителей страны и считают, что по отношению к ним все еще проводится политика насильственной ассимиляции. Поэтому татуировка на лице имеет для маори огромное значение. Один маори как-то сказал, а другие подхватили: «У тебя могут украсть все твои самые ценные вещи, но никто не лишит тебя твоего моко (татуировки)».
Моко на лице является для маори видимым воплощением их культуры, подтверждением ее неповторимости в мире, который становится все более европеизированным. Маори считают, что татуировка – наилучшее украшение. Характерная особенность рисунков маорийской татуировки – кривые линии и крупные спирали. Эти татуировки в виде спиралей и линий на лице маори рассказывают (тем, кто способен понять) историю жизни их обладателя, его генеалогию, свойства характера. Причем они не ограничиваются изображением земной сферы назначения маори. Подразумевается их существование и после смерти, когда душа предстанет перед Высшим судом. Знатные мужчины татуируют все лицо, а тело – от талии до колен. Женщины татуируют только подбородок, губы и иногда делают небольшие рисунки на лбу и щеках. Бальмонт как-то писал: «Если бы я должен был ответить, что произвело на меня самое сильное впечатление, я ответил бы – упоительные глаза маорийских женщин и их татуированные лица».
Сеня не мог вполне оценить эстетическую суть внешнего вида аборигенов, ибо ему явно не до того было… Однако он потихоньку начал общение и с теми и с другими. Почвой для сближения стали шахматы. Хохлов держали вместе с Сеней, и они по-прежнему цеплялись за него.
К удивлению Сени, в тюрьме было еще два израильтянина, Ицик и Коби. Они вели себя замкнуто, но с Вечновым все же общались на иврите. На вопросы, за что их задержали, они несли что-то бессвязное про благотворительную деятельность, и что они – невиновны.
В тюрьме обычно встречается два типа людей: либо они невиновны, либо, наоборот, великие бандиты, которые совершили всё, что только можно вообразить, включая угон космического корабля на Марс.
Была здесь и группка филиппинцев, которые держались подальше от одного из своих, с зверской рожей. Когда однажды кто-то из филиппинцев назвал этого человека «Каматаян», Коби с Ициком почему-то пришли в чрезвычайное волнение и долго шептались между собой.
Сеня расслышал только приглушенные вскрики Коби: «Нишба леха, ани зеити ото!»[7] А потом оба бросились звонить своему адвокату.
