— Пожалуйста, сядьте, сэр, — холодно произнес надзиратель.
— Неужели вы, идиоты, не понимаете, что комнату с тем же успехом можно охранять и снаружи? Клянусь, что можно! Понимаю, вас, наверное, недостаточно натаскали, чтобы усечь это, но если вы выйдете из этой двери и разместите свои толстые задницы в коридоре по обе ее стороны, то и безопасность не пострадает, и мы сможем побыть наедине с членом семьи. Сможем поговорить с нашим младшим братишкой, не опасаясь, что нас слушают два клоуна.
— Ты бы лучше заткнулся, парень.
— Давайте выходите. Хотя бы попробуйте! Закройте за собой дверь с той стороны, смотрите на нее и охраняйте себе на здоровье. Уверен, вы, ребята, справитесь. Вы вполне способны на это.
Разумеется, надзиратели и с места не сдвинулись. И Бутчу ничего не оставалось, кроме как опуститься в складное кресло рядом с матерью. Они прождали еще минут тридцать, и это время показалось вечностью. Наконец вошел начальник тюрьмы, представился и произнес:
— Экзекуцию запланировано провести в двенадцать ноль одну. — Тон был сух и официален, точно начальник тюрьмы выступал на обычном собрании перед сотрудниками. — Нас уведомили, что звонка в последнюю минуту из офиса губернатора не поступит. — Снова ни намека на сострадание.
Инесс закрыла обеими руками лицо и зарыдала.
Он же невозмутимо продолжил:
— Адвокаты заняты возней с бумагами, так всегда бывает, но наши юристы сообщили, что отсрочка приведения приговора в исполнение маловероятна.
Леон и Бутч уставились в пол.
— На случай подобных событий режим у нас немного ослаблен. Вы можете оставаться здесь сколько захотите. Реймонда мы скоро приведем. Сожалею, что дошло до этого. Если смогу чем-то помочь, обращайтесь.
— Уберите отсюда этих двух придурков, — попросил Бутч, указывая на надзирателей. — Надо уважать частную жизнь.
Начальник тюрьмы явно колебался. Осмотрел помещение, затем кивнул.
— Нет проблем. — Он вышел и забрал с собой громил.
Минут через пятнадцать дверь снова распахнулась, вошел Реймонд с широкой улыбкой на лице и сразу бросился к матери. Они долго обнимались, прослезившись, затем он крепко обнял братьев и сообщил, что все развивается в самом благоприятном для него направлении. Они придвинули кресла к дивану и уселись, Реймонд сжимал руку матери.
— Дела идут, контора пишет, — с улыбкой заявил Реймонд, так и излучавший уверенность. — Мои адвокаты загружают целый фургон прошений habeas corpus[5] — так тут принято у нас говорить. И они на все сто уверены, что в течение часа Верховный суд США издаст сертиорари.[6]
— Что это означает? — спросила Инесс.
— Это означает, что Верховный суд согласится выслушать дело. А это, в свою очередь, означает отсрочку. Автоматически. Так что впереди, наверное, нас ждет новый процесс в округе Форд, хотя до сих пор я не уверен, что хочу, чтобы слушания проходили там.
На Реймонде была белая тюремная одежда, на ногах без носков резиновые шлепанцы. И еще было видно, что он поправился. Щеки округлые, даже пухлые. Завязки шнурка, на котором держались штаны, явно укоротились. Мать и братья не виделись с ним почти шесть недель, и прибавка в весе была заметна. И, как обычно, он болтал о том, чего они не понимали, во что абсолютно не верили; во всяком случае, Леон и Бутч. Господь наделил Реймонда живым воображением, быстрой и складной речью и полной неспособностью говорить правду.
Вот и сейчас он, несомненно, врал.
— На меня сейчас пашут две дюжины адвокатов, — сказал он. — Властям за ними не угнаться.
— А когда ожидается решение суда? — спросила Инесс.
— Да в любую минуту может поступить. У меня несколько федеральных судей в Джексоне, в Новом Орлеане, и в Вашингтоне тоже. Только и дожидаются, чтобы пнуть под зад это гребаное государство.
На протяжении одиннадцати лет он получал пинки под зад от государства, так что верилось с трудом, что в этот последний час удастся изменить ход событий. Леон с Бутчем дружно кивали, делая вид, будто покупаются на это, верят, что неизбежное не свершится. Они давно знали, что их младший братишка разнес башку Коя выстрелом из украденного ружья. А несколько лет назад уже приговоренный к смертной казни Реймонд сознался Бутчу, что был под воздействием наркотиков и не помнит, как убивал.
— Плюс к тому у нас имеются очень сильные адвокаты в Джексоне — они давят на губернатора, на тот случай если вдруг Верховный суд опять облажается, — добавил Реймонд.
И все снова дружно закивали, и никто не упомянул о словах начальника тюрьмы.
— Мам, ты получила мое последнее письмо? То, о новом адвокате?
— Конечно, получила. Перечитывала по дороге сюда, — ответила Инесс.
— Хотелось бы нанять его, как только получим решение о пересмотре дела. Он из Мобайла, очень крутой парень, вы уж поверьте. Можно поговорить с ним позже, еще раз все обсудить.
— Конечно, сынок.
— Спасибо. Послушай, мамочка, знаю, это непросто, но ты должна верить в меня и моих адвокатов. Вот уже год я сам занимаюсь собственной защитой, руковожу адвокатами, взявшимися за это дело, чтобы все было путем, чтобы все сработало. Все будет хорошо, мама, поверь!
— Верю, верю!
Реймонд вскочил, вскинул руки над головой, потянулся. Глаза его были закрыты.
— А я тут увлекся йогой. Не помню, писал тебе об этом?
Мать и братья закивали. Письма Реймонда были переполнены подробностями о его новом увлечении. На протяжении нескольких лет семья мучилась излияниями «младшенького» по поводу того, как он приобщался к буддизму, затем — к исламу, а потом — к индуизму. Письма изобиловали описаниями медитаций, его открытий в области кунг-фу, аэробики, тяжелой атлетики, строгого поста, и, разумеется, в них он сообщал о стремлении стать поэтом, романистом, певцом и музыкантом.
Что же касается последней страсти, сразу становилось ясно, что пост и аэробика отошли на задний план. Реймонд так сильно поправился, что штаны буквально лопались сзади.
— А ты шоколадное печенье привезла? — спросил он мать. Реймонд просто обожал шоколадное печенье с ореховой крошкой.
— Нет, милый. Ты уж прости. Страшно замоталась.
— Раньше ты всегда привозила шоколадное печенье.
— Извини.
В этом был весь Реймонд. Терзал мать расспросами о какой-то ерунде — и все это за несколько часов до казни.
— Ладно. В следующий раз, смотри, не забудь.
— Не забуду, дорогой.
— И вот еще что. Талуя может появиться в любую секунду. Она будет просто счастлива увидеть вас всех, потому как раньше вы всегда отказывали ей. Она тоже часть нашей семьи, что бы вы там про нее ни думали. Так что в качестве одолжения в этот несчастливый миг моей жизни прошу вас быть с ней полюбезнее.
Леон с Бутчем промолчали, Инесс же выдавила тихо:
— Да, дорогой.
— Когда выберусь из этого чертова места, мы с ней рванем на Гавайи и заведем там десять ребятишек. Ни за что не останусь в Миссисипи после всего этого.
Тут впервые за все время Леон взглянул на часы и с облегчением подумал, что мучиться им осталось часа два, не больше. Бутч тоже размышлял, но совсем о другом. Его грела одна весьма занимательная мысль: может, лучше задушить Реймонда прямо сейчас, избавив тюремщиков и власти от этой обязанности?..
И тут вдруг Реймонд поднялся и заявил:
— Послушайте, мне не мешало бы встретиться с адвокатами. Через полчасика вернусь. — И он подошел к двери, распахнул ее, потом протянул руки, чтобы на них надели наручники. Дверь за ним закрылась. Инесс сказала:
— Думаю, теперь с ним все в порядке.
— Знаешь, мам, нам лучше вспомнить слова начальника тюрьмы, — заметил Леон.
— Реймонд просто себя обманывает, — добавил Бутч. И тут Инесс снова заплакала.
Капелланом оказался католический священник. Он скромно представился семье как отец Лиланд. Они попросили его присесть.
— Глубоко сожалею, — мрачно произнес священник. — Это самая тяжелая моя миссия.
Католики в округе Форд встречались не часто, Грейни не знали ни одного и с подозрением взирали на стоячий белый воротничок, выглядывающий из-под черной сутаны.
— Я пробовал поговорить с Реймондом, — продолжил меж тем отец Лиланд. — Но он проявляет мало интереса к христианской вере. Сказал, что не был в церкви с раннего детства.
— Да, мне следовало водить его туда почаще, — сокрушенно заметила Инесс.
— Вообще-то он называет себя атеистом.
— О Господи!..
Нет, разумеется, Грейни давно знали, что Реймонд отвергал все религиозные верования и заявлял, что никакого Бога нет. Подробные обоснования такой точки зрения они тоже почерпнули из пространных его писем.
— Мы вообще далеки от церкви, — признался Леон.
— Буду молиться за всех вас.
— Реймонд угнал новенькую машину жены помощника шерифа прямо со стоянки возле церкви, — встрял вдруг Бутч. — Он вам об этом упоминал?
