На следующий день пара фыркающих грузовичков доставила полученное прямо со швейной фабрики защитное обмундирование, пилотки, брезентовые ремни и тяжелые солдатсткие ботинки с обмотками - вместо сапог. День прошел в суматохе получения и подгонки формы, подшивки подворотничков, освоения искусства навертывания портянок и заправки постелей. После обеда подоспели бригады парикмахеров и остригли мальчишеские головы под солдатский ноль. К вечеру те же гражданские грузовички вернулись с грузом старых мосинских винтовок времен Первой Мировой. Их собирали по складам железнодорожной охраны, по осавиахимовским стрелковым секциям, военным кафедрам вузов и техникумов. Подвезли и патроны, аж по три обоймы на ствол.
Утро следующего дня началось с подъема по тревоге и кросса. Владик, спокойно переплывавший Днепр, привыкший в аэроклубе к кроссам и ранним подъемам не сплоховал, но многие еле-еле дотянулись до места сбора, мокрые от пота, сбив ноги неумело навернутыми портянками в кровавые волдыри. Командиры на эти страдания особого внимания не обращали по принципу захочешь жить - научишься. После завтрака начались строевые занятия, стрелковая подготовка, изучение уставов и наставлений. К отбою все свалились на койки без задних ног, смертельно уставшие и измученные.
Новый день не внес разнообразия в курсантскую жизнь. За ним галопом промчался третий, четвертый... Через неделю в училище привезли старенькие защитного цвета трёхдюймовки, с иссеченными осколками стальными щитами, такие же древние зарядные ящики под конную тягу, снаряды, прицелы, буссоли и другое артиллерийское хозяйство, неведомо как сохранившееся после гражданской войны на каких-то тыловых, Богом забытых складах. В добавок к строевой и стрелковой прибавилась артиллерийская подготовка. Ждала курсантов еще и конная, но что-то засбоилось и лошадей для училища пока не набрали.
В конце превой недели училище выстроили на плацу для принятия воинской Присяги. Прошел с обнаженными саблями и застыл знаменный расчет из кадровых офицеров училища. Освобожденное от тесного брезентового чехла забилось на ветру тяжелое алое полотнище, окаймленное тусклой золотой бахромой. Я, сын трудового народа, вступая в ряды Красной Армии торжественно клянусь... разносилось над плацем и напряженные молодые голоса повторяли Клянусь!. Командиры батарей вызывали курсантов по-одному и подпись за подписью заполняли листы бумаги в красных, с гербами папках, занося в невидимые списки одного за другим солдат сорок первого года призыва. Захлопнулась последняя страница, поставлена последняя подпись и духовой оркестр местной фабрики, привлеченный взамен ушедшего на фронт училищного, заиграл новую, только разученную со слуха, из передачи московского радио песню-марш Священная война. Совсем как в былые времена скорой походкой пробежали наскоро обученные линейные и застыли с приставленными к ноге винтовками с примкнутыми штыками.
- Училище! ... Равняйсь! Смирно! К торжественному маршу, расстояние одного линейного, побатарейно...
Ударили в асфальт плаца подошвы казенных башмаков. Поморщился начальник училища. Эх, не так стройно как хотелось бы, не так четко, неслаженно... То ли бывало когда печатали шаг хромовыми сапогами прошлые поколения курсантов... Первый раз парад будущих командиров-артиллеристов проходил перед ним в простых солдатских бутсах, обмотках, обычном, плохо подогнанном солдатском, а не щегольском курсантском обмундировании. Шли перед ним стриженные, наскоро обученный строю, первым основам солдатской премудрости пареньки... Война...
Обычно после присяги курсантам полагался день отдыха, праздничный обед с незамысловатыми армейскими деликатесами вместо перловки и макарон, но в ту присягу сразу после парада продолжились обычные занятия, только строевая подготовка вновь оказалась урезана за счет дополнительных тренировок на орудийной матчасти.
Кременчугские ребята-аэроклубовцы заметно выделялись из общей массы вчерашних школьников, сказывалась военизированная подготовка, да и возрастом они постарше других, как никак, а окончили в то лето элетротехнический техникум, готовились поступать в институты, летные училища. Командиры заметили парней, посовещались с начальником училища и разбрасали ребят по подразделениям, назначив отделенными командирами и помкомвзводами. Владик с гордостью привинтил на черные петлицы под скрещенные пушечки два маленьких рубиновых треугольничка младшего сержанта.
Дни пролетали за днями. Из-за отсутсвие конского состава курсанты на собственных плечах , словно бурлаки вытаскивали из парка на ближний пустырь пушки, копали для них укрытия, окопы, блиндажи. Учились разворачивать к бою, наводить, заряжать, сворачивать батареи и взводы из боевого положения в походное. Преподаватели гнали учебную программу, сжимали, сокращали теорию, давали побольше практики, тренировок. В один разпрекрасный день, когда курсанты потели на практических занятиях вновь ожила пустовавшая конюшня. В стойлах появились золотистые, тяжелые, здоровенные как на подбор артиллерийские битюги. С ними прибыли набранные из конюхов и пастухов ездовые. К нарядам по кухне, к караулам и дежурствам по батарее добавились наряды по конюшне, чистка лошадей, выводка, езда, манеж, а затем и основы джигитировки, но таскать тяжеленные орудия вручную слава Богу прекратили.
Порой Владику казалось, что он служит в армии всю сознательную жизнь, а Днепр, техникум, ОСАВИАХИМ, самолеты существовали в совсем другой реальности, в далеком детском счастливом сне ...
После присяги пробежали плотно забитые учебой и тренировками недели. Война приближалась и сводки Совинформбюро становились всё более туманными и тревожными. Если раньше на политбеседах политруки бодро объясняли временные успехи немцев неожиданностью нападения и предсказывали не сегодня так завтра начало решительного генерального контрнаступления Красной Армии, то теперь больше акцентировали внимание курсантов на стойкости, нерушимости обороны, на отличном владении оружием. Всё чаще проносились над казармой училища эскадрильи немецких самолетов. Если вначале воздушные тревоги случались только по ночам, да и то не каждый день, то теперь немцы летали уже и днем. Целые эскадрильи бомбардировщиков, окруженные юркими истребителями, с зудящим, надрывным звуком проходили в сторону Харькова и возвращались в таком же строгом порядке обратно.
Аэроклубовцы тщетно всматривались в небо ища родимые краснозвездные истребки, верткие Ишачки, Чайки, стремительные ЯКи и МИГи. Не было их... Напрасно на глазок старались ребята определить немецкие потери, рассмотреть пробоины в фюзеляжах, дыры в крыльях, прорехи в построении эскадрилий... Оставалось только бессильно сжимать кулаки, да грозить немцам снизу, словно дулю крутить в кармане.
Иногда защищающая Суммы зенитная артиллерия ставила на пути самолетов врага жиденькую завесу заградительного огня и небо на пути стальных птиц вспухало белыми пушистыми клубками разрывов. Большей частью снаряды рвались выше строя машин и многие курсанты зло ругали зенитчиков мазилами, неправильно определившими высоту полета. Из рассказов повоевавших в Испании и над Халкин-Голом инструкторов аэроклуба Владик один из немногих знал - это не перелеты, а взрывы самоликвидаторов пролетевших мимо цели снарядов. Дело дошло до того, что сам комбат решил объяснить удрученным парням, что попасть в летящий с огромной скоростью и на большой высоте самолет очень сложно, вероятность довольно маленькая и для действенного отражения воздушных налетов требуется высокая плотность артиллерийского огня, которую несколько разрозненных орудий, разбросанных по окраинам Сумм, создать не могли. Зенитчики стреляли скорее для поднятия духа населения, словно напоминая врагам Мы есть, мы живы. Раньше или позже, но отомстим.
В одну из ночей курсантские батареи подняли по тревоге. Полусонные, неотдохнувшие мальчишки механически вскакивали, натягивали под крики старшин и отделенных пропотевшие галифе и гимнастерки, наматывали портянки и обмотки, совали ноги в бутсы и выскакивали в оружейную комнату за винтовками. В отличие от предыдущих тревог каждому выдали полный комплект патронов и по две старые бутылочные гранаты. Старшины раздавали сухой паек, заставляли наполнять фляги водой, забирать с собой вещмешки и шинельные скатки. Приготовления явно отличались от обычных сборов перед учебным выходом в поле или ненавистным ночным кроссом по пересеченной местности. Опасения оправдались - тревога оказалась боевой. Училище вновь посылало на фронт питомцев, но уже не полк, как в первый раз, а только дивизион, все четыре батареи ... последние...
В предрассветной воглой дымке натянутой с Ворсклы битюги тащили орудийные упряжки, зарядные ящики, снарядные фуры, номера расчетов шагали за орудиями в пешем строю. Вместо коротких, приемистых артиллерийских карабинов за плечами колыхались длинные, неуклюжие пехотные трехлинейки со штыками. Перед головными орудиями батарей шли комбаты и только командир училища ехал верхом. Марш предстоял долгий, напряженный. Конского состава не хватало и его приходилось беречь. За походными колоннами батарей понурые крестьянские лошади, мобилизованные в срочном порядке вместе с возчиками в близлежащих селах, понуро тянули на обычных телегах нехитрый училищный скарб, катушки телефонного провода, патронные и гранатные ящики, все не вместившееся в орудийные передки и зарядные ящики. Замыкали построение несколько зеленых полевых кухонь.
