То, в каком виде появился личный состав в указанном командиром полка районе, описать трудно. Более трети отставших от своих подразделений солдат пришлось собирать по степным дорогам в разобранном состоянии.
Заместитель Шалманова по воспитательной работе майор Луговой на марше набил мозоль и стер до крови мошонку. Как и других, не выдержавших испытания пешим маршем, его на машине отправили в гарнизон. Там, обиженный и обозленный, Луговой написал в штаб военного округа докладную записку, в которой язвительно изложил события страшной ночи и ужасы, которые командир заставил пережить офицеров и солдат.
Докладная дошла до командующего войсками. Тот её перечитал, сделал две пометки красным карандашом на полях и отодвинул от себя. Посмотрел на порученца, который передал ему документ.
- Сделайте майору Луговому замечание от моего имени. Документы, которые он посылает в штаб округа, следует писать грамотно. У него пропущены две запятые.
- Понял. А что в отношении Шалманова?
Командующий пальцем пригладил правую бровь. С возрастом волосы на ней стали быстро расти, загибаться вниз и часто мешали глазу.
- Через неделю я заеду к нему. Тогда и решим.
На другой день после отдыха, который проходил в поле, полк вернулся в гарнизон пешим порядком. Недовольных выпавшими на их долю испытанием оказалось немало даже среди офицеров. Но жаловаться никто не мог. Шалманов прошел весь путь туда и обратно вместе со всеми.
И только попав в горы, где по кручам и над провалами особенно на резиновом ходу не покатаешься, люди поняли, что командир полка мучил их не ради удовольствия. Боевикам, научившимся устраивать засады и безнаказанно громить колонны бронетехники в узких ущельях гор, не удалось проявить своих способностей при встречах с батальонами и ротами шалмановского полка. За полковником в стане противника установилась слава человека, которому покровительствует сам бог войны. За голову Шалманова была установлена крупная премия, исчислявшаяся в долларах, но получить её так никому и не удалось. После нескольких удачных операций Шалманову передали под командование мотострелковую дивизию и присвоили звание генерал-майора.
Первая чеченская война окончилась позорным хасавюртовским соглашением, которое скрепил подписью другой генерал, который считал себя специалистом заключать перемирия. Шалманова, который не скрывал недовольства происшедшим, перевели в один из военных округов Центральной России в надежде, что больше он не понадобится и о нем можно будет забыть.
Однако дерзкое вторжение чеченских воинских формирований в Дагестан заставили полководцев с Арбатской площади вспомнить о генерале, который мог ходить не только по асфальту, но лазить по горам и грязи.
Министр, приехавший из Белого дома принял Шалманова без промедления. Встретил у двери, протянул навстречу вошедшему генералу руку.
- Здравствуйте, Георгий Петрович. Поздравляю с присвоением очередного воинского звания генерал-лейтенант. Указ сегодня подписал президент.
Рука у министра была влажной и мягкой. С того времени, как они виделись в последний раз, Сергиенко заметно постарел. Не чувствовалось в нем и той уверенности, без которой нельзя повелевать людьми. Дворцовые интриги, постоянная необходимость лавировать, чтобы сохранить чин и место, надломили министра и, как это давно заметил Шалманов, заставили потерять уверенность в себе и своих силах. В таком состоянии люди правят другими исключительно в силу авторитета своей должности, а не волевыми усилиями, которые заставляют им подчиняться других.
Сообщение о повышении в воинском звании могло порадовать Шалманова ещё лет пять тому назад, но не сейчас. Теперь он ясно понимал, что очередная звезда возложена на его погон лишь для того, чтобы о в знак благодарности согласился нырнуть с головой в дерьмо, которое ему уготовили заранее. Поэтому произносить слова, полагавшиеся по уставу, Шалманову не хотелось, и он ограничился коротким:
- Благодарю.
Сергиенко сделал вид, что не заметил отступления от устава, а может и заметил, но выговорить генералу не решился. Он лишь вздохнул и вернулся к столу из-за которого вышел, чтобы встретить Шалманова. А тот увидел опущенные плечи и старческую сутуловатую спину маршала и ему стало не по себе. Видимо не легко жилось кремлевскому мандарину, человеку скорее всего честному, но не способному сказать президенту: "Вы уж тут оставайтесь, а я пойду ко всем матерям подальше" и потому вынужденному играть жалкую роль военной марионетки в бездарных политических маневрах Кремля.
- Прошу к столу, - министр приглашающим жестом показал генералу на кресло.
В это время открылась дверь и в кабинет вошел начальник Генерального штаба генерал армии Кащлев. Протянул руку Шалманову. Крепко пожал.
- Искренне поздравляю, Георгий Петрович! - И без паузы предложил. Давай сразу пройдем к карте.
Они подошли к столу, на котором лежала большая топографическая карта Северного Кавказа - Чечни и Дагестана.
Сергиенко оперся обеими руками о стол, склонив лобастую голову.
Не глядя на Шалманова спросил:
- Как смотришь, чтобы принять по свою руку направление? Вот это...
Министр провел рукой, прихватив пограничные территории Чечни и Дагестана.
- Плохо смотрю, - ответил Шалманов.
- Сейчас здесь будет решаться судьба державы, - сказал министр. Поэтому нужна твердая рука и свежая голова. И пойми, Георгий Петрович, речь идет не об услуге министру, а о службе Отечеству.
Шалманов поморщился, как от внезапно возникшей зубной боли.
- Не надо меня убеждать такими доводами. В Чечне защищается не Отечество, а солдатской кровью замываются ошибки, которые совершены правительством. По хорошему операцию следовало начать с суда над теми, кто вооружал Дудаева, кто его финансировал.
Сергиенко обиделся.
- Ты в чем-то меня обвиняешь?
- Не в этом дело. Когда солдат идет в бой, он должен искренне верить в то, что его начальники в состоянии реально оценивать обстановку и умеют отделять правду от лжи.
- Считаешь, что я не умею этого делать?
- У меня не доверять вам нет оснований.
Сергиенко снова поморщился.
- Ой, спасибо, генерал. Так уважил министра!
Шалманов на это не обратил внимания.
- Прежде, чем я дам согласие, позвольте выдвинуть три условия.
Сергиенко бросил выразительный взгляд на Кашлева.
- Ты видишь? Вместо того, чтобы сказать: приказывайте, я доверие оправдаю, генерал-лейтенант мне ставит условия. Каково?
- Не надо так говорить со мной, - Шалманов произнес это с нескрываемой усталостью. - У нас разговор с глазу на глаз. И потом вы спросили приму ли я командование, а не просто приказали его принять.
Сергиенко снова посмотрел на Кашлева. То одобрительно кивнул.
- Хорошо, давай свои условия.
- Первое, - Шалманов кашлянул в кулак, выгадывая время, чтобы точнее сформулировать мысль. - Если я начну боевые действия, то прекращу их только после безоговорочной капитуляции боевиков. Второе, никакие миротворцы, никакие хасавюртовские лебеди в Чечне с мандатами Москвы появляться не должны. Я хочу заранее предупредить правительство, что второго предательства верхов армия не потерпит.
Сергиенко сидел, безвольно положив на стол руки со старчески вздутыми жгутами вен и в глазах его стояло холодное безразличие.
- Вот ты ставишь условия, - сказал он вяло, когда Шалманов замолчал. В принципе я с ними в чем-то согласен. Теперь скажи, ты веришь, что решения правительства по вопросам войны и мира зависят от меня?
- В целом вряд ли, но если мнение министра обороны ни во что не ставится, я бы на его месте встал и хлопнул дверью. Россия уже досыта нахлебалась крови из-за бездарных политиков.
- Знаешь, Шалманов, почему ты не на моем месте?
- Знаю.
- Тогда слушай, я тебе приказываю принять командование группировкой. Сейчас встанешь, повернешься кругом и - шагом марш!
- Слушаюсь! - Шалманов тяжело встал и одернул китель.
- Погоди, - уже в дверях остановил его Кашлев. - Ты не назвал третьего условия. Потом вспомнишь о нем и поставишь нас в дурацкое положение.
- Третье условие самое простое, - Шалманов остановился, держа руку на большой бронзовой ручке министерской двери. - Ни городов, ни аулов, даже хуторов к государственным праздникам по заказу я брать не стану. Даже к дню рождения президента.
- Разумное условие, - сказал Кашлев. - Но к моему дню рождения ты все же хоть какой-нибудь хутор возьми.
Шалманов не принял шутки.
- Нет, - сказал он твердо и вышел из кабинета.
Когда дверь закрылась, министр посмотрел на Кашлева.
- Как тебе нравится? И такому вот генералу мы должны вверять судьбы России.
- Не переживай. С войной всегда так бывает. Ты думаешь хлыщеватому императору Александру нравился одноглазый старик Кутузов? Однако речь шла о сохранении престола...