Энергичным движением Ковач вернул вскочившего начальника станции на место. Он не знал, как ему быть дальше, и беспомощно посмотрел на полковника. Андьял, завалившись, сидел на стуле; потоки горячего пота бежали по лицу, губы высохли от зноя прожекторов. Полковник коротко кивнул Ковачу. Обер-лейтенант без дальнейших пояснений понял значение кивка: допрос на износ! То есть обрабатывать до тех пор, пока человек окажется не в состоянии сопротивляться.
После более чем двенадцати часов напрасных попыток получить признание допрос был прерван "из-за полной неспособности давать показания", как было записано в протоколе. От жары и побоев Андьял потерял сознание! Ему дали лишь несколько часов на то, чтобы прийти в себя. Затем снова подвергли, как говорится в официальном сообщении следственной группы, усиленному перекрестному допросу. На этот раз он продолжался восемь часов, и опять до полного физического истощения. Признания Андьял так и не сделал. Каждый день и каждую ночь таскали его на допросы, все ужесточая их новыми мучениями. Его уже не спрашивали о подробностях покушения, а стремились лишь к одному: сломать его физически и морально, пока он наконец не признается во всем, что от него захотят услышать.
В это время произошло событие, на которое никто не обратил внимания, в том числе и в следственной группе, хотя оно привело к сенсационному повороту дела и весьма причудливому объяснению одного из самых загадочных преступлений в истории криминалистики.
25 сентября 1931 года, почти через две недели после катастрофы, в управление Венгерской государственной железной дороги поступило заявление от проживавшего в Вене владельца завода Сильвестера Матушки, в котором он требовал две с половиной тысячи пенге в качестве компенсации за материальный ущерб, причиненный ему в результате железнодорожной катастрофы.
Как принято в подобных случаях, железнодорожное управление предприняло действия по проверке обоснованности требования о возмещении ущерба. Для этого у него было заключено что-то вроде краткосрочного договора с одним будапештским частным детективом по имени Йозеф Хабли, бывшим полицейским служащим, который с грехом пополам кормился тем, что наблюдал за подозреваемыми в супружеской измене мужьями и женами.
Частный детектив Хабли по ходатайству следственной группы тайной государственной полиции немедленно получил задание навести справки. Как и прежде, считалось, что переживший катастрофу директор завода, который пошел затем молиться в церковь, никак не может быть преступником.
Йозеф Хабли даже не подозревал, какие сюрпризы ожидали его впереди. Он лишь хотел установить, действительно ли требовавший две с половиной тысячи пенге компенсации за причиненный ущерб директор завода Матушка ехал в потерпевшем крушение поезде. Если бы он нашел этому подтверждение, его задача была бы выполнена. Хабли сделал единственно возможное в данной ситуации: просмотрел составленные командами спасателей списки раненых во время крушения и нашел там запись, что директор завода Матушка получил помощь и зарегистрирован как легкораненый. Тем самым, казалось, подтверждалось, что он ехал в скором поезде No 10. Хабли мог бы этим и удовлетвориться. Но какое-то странное чувство, необъяснимое сомнение заставило его искать дальше. В списке раненых было также записано, что директор Матушка ехал в венском пассажирском вагоне. Тут Хабли удивился. Продолжительность поездки из Будапешта в Вену составляла свыше семи часов. Скорый поезд ехал ночью и имел в своем составе два спальных вагона. Не странно ли, что хорошо обеспеченный директор и владелец завода вместо удобного спального вагона воспользовался общим пассажирским вагоном?
При дальнейшем изучении документов Хабли обратил внимание еще на две странности. Венский пассажирский вагон при падении с виадука полностью разрушился. Его пассажиры были извлечены из-под обломков либо мертвыми, либо тяжело раненными. Как же сумел господин Матушка отделаться легкими повреждениями? Более того, газетная вырезка, которая лежала в деле, была снабжена фотографией так счастливо спасшегося директора завода. И на этом, сделанном вскоре после катастрофы, снимке Матушка выглядел настолько элегантно, будто только что сошел со страниц журнала мод, а не выбрался из разрушенного вагона скорого поезда.
Сомнение, которое появилось у Хабли сначала чисто интуитивно, вероятно в силу профессии, получило теперь более веское подтверждение. У него возникло убеждение, что этот "директор Матушка" был всего лишь бедным жуликом, который использовал благоприятную возможность, чтобы урвать пару тысяч пенге в виде компенсации. Гипотеза Хабли сводилась к следующему: Матушка ехал в оставшемся на виадуке вагоне и обманным путем зарегистрировался как пассажир упавшего вагона, поскольку учуял возможность получить денежную компенсацию. Он выдал себя за директора завода, чтобы исключить всякие подозрения. Кто же может заподозрить директора завода в подобных вещах?
Детектив Йозеф Хабли очень гордился этими криминалистическими выводами и, охваченный охотничьим азартом, на свой страх и риск начал новое расследование, которое выходило за пределы его компетенции. Он затребовал в венском управлении полиции конфиденциальную характеристику Матушки. Если он рассчитывал узнать из нее что-либо предосудительное об образе жизни предполагаемого мошенника, то полученные сведения повергли его в уныние. Венская полиция характеризовала Матушку как уважаемого, преуспевающего человека, которого многие называли миллионером и который, как было известно из достоверных источников, владел четырьмя жилыми домами, чугунолитейным заводом и каменоломней. Он изображался заботливым отцом семейства, благочестивым христианином и гражданином с незапятнанной репутацией, который за всю свою жизнь никогда не вступал в конфликт с законом. При чтении этой справки детектива Хабли сначала охватило глубокое разочарование. Но когда он прочитал ее второй и третий раз, его внимание вдруг привлекло слово, вызвавшее прямо-таки фантастические ассоциации. Полиция писала о том, что Матушка владел каменоломней! А в каменоломнях использовались взрывчатые вещества. Скорый поезд был пущен под откос с помощью взрывчатки. Было назначено вознаграждение в пятьдесят тысяч пенге за сведения, которые помогли бы привести к поимке преступника. А что, если этот Матушка взорвал скорый поезд только ради компенсации?
Мысль о возможности получить пятьдесят тысяч пенге вознаграждения привела Хабли в крайнее возбуждение. Но когда он снова успокоился и стал рассуждать логически, то быстро понял всю нелепость своего предположения. Неужто миллионер станет взрывать набитый людьми поезд, чтобы получить жалких две с половиной тысячи пенге? Немыслимо! Скрепя сердце Йозеф Хабли отбросил эту гипотезу.
Среди всех сведений и предположений, противоречивших друг другу, одно оставалось неясным, как и прежде: имел ли этот Матушка право на возмещение ущерба, или он, несмотря на все свое богатство, был мошенником?
Поскольку задание детектива состояло в том, чтобы прояснить эти сомнения, и поскольку его на это толкало собственное чутье, Йозеф Хабли за свой счет, что ни в какое сравнение не шло с общей суммой причитавшегося за выполнение этого задания гонорара, отправился в Вену, чтобы лично увидеть владельца завода Сильвестера Матушку.
Хабли не повезло. В доме No 9 на Хофгассе, в котором жил Матушка, была только его десятилетняя дочь Габриелла! Ее отец в каменоломне, сказала она и назвала адрес: местечко Традигист близ Санкт-Пельтена.
Детектива ожидали новые сюрпризы. Оказалось, что каменоломня уже несколько лет не функционировала, и принадлежала она совсем не Матушке, а некой баронессе Форго-Юнг. По каким-то причинам, не известным баронессе. Матушка в апреле арендовал этот заброшенный карьер, за что платил каждый месяц сто пятьдесят шиллингов. На вопрос, для чего это нужно, не мог ответить и мастер-взрывник Вейнерт. Матушка нанял его тоже в апреле, хотя никаких взрывов не производилось. Тем не менее мастер исправно получал жалованье, и ему этого было достаточно. Он принялся обстоятельно рассказывать Хабли:
- Сначала все выглядело так, будто он собирался возобновить работы на каменоломне. Из окружного управления в Санкт-Пельтене господин директор получил журнал регистрации взрывных работ и другие необходимые для этого бумаги. Да, я даже привез ему из Веллерсдорфа, с завода взрывчатых материалов, двадцать килограммов экразита и сотню запалов. Но камень мы здесь не подрывали, так, только немного пошумели.
Хабли в волнении спросил:
- Как это пошумели? Расскажите подробнее.
С наивным простодушием мастер-взрывник ответил:
- Ну да, господин директор сказал мне, что ему на своем чугунолитейном заводе нужно взорвать старую фабричную трубу, которая находится в аварийном состоянии. Я специально для этого достал газовые трубы, затем распилил на метровые куски и наполнил экразитом. Потом мы их взрывали в каменоломне. Господин директор хотел с помощью пробных взрывов установить, сколько экразита ему нужно, чтобы взорвать фабричную трубу.
