— Слушаю вас, — ответил Салов, стараясь собраться с мыслями и запомнить все, что скажет этот страшный человек.
— Надеюсь вы уже на ногах? Как говаривал мой хороший знакомый, царствие ему небесное, кто рано встает, тому Бог подает! Итак, у меня для вас ценная информация. Ваш Брыксин организовал нехорошее дело. Извините, но более конкретно по телефону говорить я не стану. Да! Вы меня понимаете… Всю информацию по этому пренеприятному делу вы получите по дороге на службу. Помните Люсиновскую улицу? Так вот, остановитесь на минутку рядом со входом на парфюмерную фабрику «Новая заря». К вам подойдет мальчик — мойщик машин и передаст от меня кассету с информацией. Важно, чтобы вы ознакомились с ней до того, как придете на работу. Вы меня поняли?
— Конечно, конечно! — суетливо проговорил Салов. — А как же ваш запланированный на сегодня визит к нам? Надеюсь, он состоится?
— Обязательно! — пообещал Нгомо. — Ждите нас в тринадцать ноль-ноль. До встречи!
— Всего доброго.
Положив трубку радиотелефона на место, Салов потер небритый подбородок, соображая, что же там еще мог натворить Брыксин — начальник охраны фармацевтической фирмы «Терек», президентом которой Василий Степанович являлся уже несколько лет. Ладно, решил он, нечего голову ломать до поры до времени. Скоро он и так обо всем узнает. И все же этот Нгомо чертовски опасный человек! Все у него схвачено. За всеми, кто ему нужен, ведет негласное наблюдение. Вот бы кого залучить к себе на службу… От одной этой мысли Салову стало даже смешно. Нгомо сам может нанять его, купив со всеми потрохами. Его возможности поистине безграничны.
Заглянув в соседнюю комнату, Салов полюбовался на спящую жену, чье прелестное обнаженное тело свободно разметалось поверх одеяла, а затем, осторожно прикрыв дверь, отправился «бриться-мыться-одеваться».
Через час, перекусив остатками вчерашней обильной трапезы, Салов катил по Ленинградскому шоссе в сторону Москвы.
На Люсиновскую улицу он свернул минут через пятьдесят и притормозил в указанном месте. Тут же к его «мерседесу» подскочил кудрявый мальчонка лет двенадцати с лицом шоколадного цвета и, делая вид, что протирает ветровые стекла машины, бросил на соседнее сиденье заклеенный конверт, в котором вполне могла поместиться кассета для диктофона. Василий Степанович попытался расплатиться с мальчонкой, но тот, белозубо улыбнувшись, только отмахнулся от пятидолларовой банкноты.
Да, Нгомо хорошо вышколил своих помощников, снова подумалось Салову, и он, вытащив кассету из конверта, вставил ее в диктофон. Тут же он услышал следующее: «Предупреждение! Запись предназначена для одноразового прослушивания. После чего она будет автоматически размагничена…»
Через полчаса Салов, осатанев от ярости, въезжал на территорию своего фармацевтического предприятия. При этом он посылал про себя тысячи проклятий в адрес Брыксина.
Начальник охраны имел несчастье угодить под горячую руку шефа прямо с утра пораньше. Он, как обычно, пришел в кабинет президента объединения, чтобы доложить о том, что никаких происшествий за ночь не случилось. Но Василий Степанович не дал ему и слова промолвить.
— Сучий потрох! — заорал Салов, как только Брыксин вошел в его кабинет и прикрыл за собой дверь. — Ты хоть понимаешь, выродок, что творишь?! Ты лучше вспомни, как я тебя из дерьма вытащил, когда ты после отсидки в тюряге приполз ко мне на полусогнутых! Вспомнил? Как ты сразу начал давить на жалость! Мол, помнишь, Вася, как мы с тобой в детстве пескарей на пруду ловили, как силки на птиц ставили… Тогда я тебя сдуру пожалел, пригрел у себя, должность хорошую дал, зарплату!.. Какого тебе еще хрена надо было? И что ж ты теперь творишь, падаль? Своего благодетеля в дерьмо окунаешь?..
— Да что случилось-то, Степаныч? Не пойму никак! Вроде я ничего такого и… — промямлил Брыксин, пожимая плечами.
— Ничего?.. А кто в этот вторник фирму «Дельта» разгромил? Кто использовал наши новые секретные разработки в области ядов для убийства пятнадцати человек? Может быть, я? Что теперь прикажешь с тобой делать?
— Брось, Степаныч! — сверкая золотыми коронками на зубах, ухмыльнулся Брыксин. — Никто же ничего не знает… Вот только как ты об этом проведал? Большо-ой вопрос!..
Анатолий Львович Брыксин своего прямого начальника давно уже ни во что не ставил. «Размазня, — думал он о нем. — Только о собственной политической карьере и печется. Сколько на это бабок угрохал! Во сколько там обошлась его предвыборная кампания? В бешеные деньги! Мне бы половину из них в карман, так я бы давно уже на Канарах, мать твою, пузо грел. Ан нет! Вынужден тут шестерить у недоумка. Ну ничего! Пугай-пугай, мы пуганые…»
А Салов продолжал орать, стуча кулаком по столу:
— Я тебя, гада, в порошок сотру! Ты у меня выть будешь, как побитый кобель! А потом я тебя вышвырну на помойку, пес шелудивый!
Пока президент фирмы спускал пары, Брыксин, которого в воровских кругах больше знали по кличке Мабута, приклеившейся к нему намертво еще со времен его службы в стройбате, думал:
«Куда ты без меня денешься, придурок? Я ж тебя как облупленного знаю. Все твои привычки, страстишки у меня записаны, засняты, зафиксированы. Если уж я отсюда уйду, то и тебе недолго придется сидеть в этом шикарном кабинете…»
— Ну кто? Кто подбил тебя на разгром этой дурацкой «Дельты»? — поостыв, спросил Салов на полтона ниже. — Мне она была до лампочки…
— Ты же сам, Степаныч, говорил, чтобы я «повидался» с руководством «Дельты»! Что они тебе дорожку перебежали с реализацией партии водки из Назрани, а твою любимую народом «Саловку» так и не удалось тогда реализовать. Разве не так?
— Это ты брось! — снова взвился Салов. — Не вали с больной головы на здоровую! Ишь, моду взял отбрехиваться!.. Нет, все-таки пора нам с тобой прощаться!..
«Говори, говори, — думал Брыксин. — Ты поговоришь и забудешь. Знаем мы твой нрав горячий да отходчивый. На таких горячих битюгах не только воду возят. А мне все с рук сойдет да быльем порастет. А вот если бы я не выполнил решения воровского сходняка, тогда бы меня уж точно на ножи поставили. Замочили бы, как последнюю суку на зоне… Резо Кутаисский правильно сказал после сходки: «Мы тебя, Мабута, уважаем! Но “Дельту” надо валить, целиком и сразу, Нельзя оставлять безнаказанным то, что вытворяют эти молокососы-беспредельщики. У нас с ними война. А “Дельта” — это их фирма, руку даю на отсечение! Так что думай, Мабута! Решай! Справишься с ними, мы тебя коронуем, а нет — опустим, как петуха драного, не побрезгуем… Будешь в “дому” под нарами спать поближе к параше. Так что, Мабута, ты не своего лоха Салова бойся, ты нас бойся, законников! А выгорит дело, в “рыжье” купаться будешь. Это тебе я говорю, Резо Кутаисский, для которого “рыжье” — это тьфу, поганка!..»
И еще подумалось Брыксину о том, что с Саловым все-таки надо поддерживать худо-бедно хотя бы видимость нормальных отношений. Выгнать он его не выгонит, но хоть как-то надо показать ему заинтересованность в работе, свои старания на пользу общему делу.
Когда Салов поутих, чтобы перевести дыхание, Брыксин проговорил:
— Степаныч, ты не думай, что я для тебя совсем уж мышей не ловлю. Есть важное сообщение от моих хлопцев-охранников. Ты знаешь такого парня по фамилии Химичев?
— Слышал как будто что-то… А! Это тот подающий большие надежды спец из Института вирусологии, которого сманил к нам мой заместитель по кадрам. А что такое?
— Похоже, что он тут неспроста. Есть подозрение, что спец-то засланный. Стучит он, сявка. Вот только не знаю пока, кому. То ли легавым, то ли братве… Но я, кровь из носу, узнаю. Будет тебе, Степаныч, на ком гнев свой праведный сорвать, не все же на друзьях детства отыгрываться…
— Ладно, ладно! Присмотрись к этому Химичеву получше. А что касается твоих художеств с «Дельтой», тут уж я и не знаю. Сдавать тебя, засранца, ментам, я, конечно, не стану пока… А там видно будет. Но учти! Делаю тебе последнее предупреждение! И еще, Толя. Я хочу, чтобы ты получше наладил охрану нашего филиала в Кашире. Заведующий лабораторией Крупин жаловался на твоих бездельников, что они на дежурстве только водку трескают до потери пульса. Ты бы разобрался, что к чему, а?
— Сделаю, Степаныч! Вот только здесь с делами управлюсь и сразу туда нагряну.
— Хорошо. Ну все. Иди, Толя. И помни, чтобы больше я ничего такого о тебе не слышал…
«Не услышишь, — подумал Брыксин, выходя из кабинета. — Но вообще-то, Вася, ты слишком зазнался в последнее время. Забыл, как в старом кино “Верные друзья” говорилось: “Макнем, архитектора?” — “Макнем!” Вот я тебя как-нибудь на досуге тоже замочу. Слишком уж ты много знаешь обо мне, дружище!..»
В приемной Салова Брыксин увидел троих посетителей. Одного из них — малорослого мулата — ему уже приходилось видеть в цехах объединений. Остальных двоих он видел впервые. Но Брыксину не по нраву пришлось другое — то, как мулат посмотрел прямо ему в глаза. От этого взгляда Брыксина будто током ударило.
