— Вы сказали, — продолжал судебный следователь, — что причина вашего волнения была вполне законна и натуральна. Прошу же вас теперь объяснить нам эту причину. Вы знали убитого?
— Я его знала, — проговорила Анжель слабым, как дуновение ветерка, голосом.
Судьи и полицейский радостно переглянулись.
— Вы знаете его имя?
— Знаю.
— Его зовут?…
Голос красавицы все больше и больше слабел, ответы ее надо было почти угадывать.
— Его зовут, или лучше сказать, его звали Жак Бернье… Это был… мой отец!…
Восклицание ужаса вырвалось у всех присутствующих.
— Ваш отец! — повторил барон де Родиль.
Madame Анжель шевелила губами, но из них не исходило ни одного звука. Глаза ее закрылись. Она лишилась чувств, и начальник сыскной полиции бросился ее поддержать.
Глава XV РАДОСТНАЯ И РОКОВАЯ ВЕСТЬНам необходимо вернуться на несколько дней назад, к событиям, предшествовавшим таинственному убийству Жака Бернье.
Это было второго декабря, как раз за десять дней до преступления.
На больших часах в Батиньоле пробило половину девятого.
К консьержу дома № 54 на улице Дам вошел почтальон.
— Сесиль Бернье здесь? — спросил он.
С этими словами он вытащил из своей сумки продолговатый конверт, запечатанный пятью красными печатями.
— А что вам нужно от mademoiselle Сесиль Бернье? — спросила в свою очередь жена консьержа, честная и вполне достойная женщина, но до крайности любопытная от природы.
— У меня для нее заказное письмо, и поэтому необходимо, чтобы она расписалась.
—Заказное письмо! Ишь ты! Значит, деньги! Желала бы я почаще получать такие письма! Так вот, Сесиль Бернье живет на четвертом этаже, средняя дверь.
— Лезть на четвертый этаж! Господи, ну и служба! — проворчал почтальон. — А все же — служба, и, значит, уж ты тут ровно ничего не поделаешь, не правда ли? — закончил он и принялся взбираться по лестнице, продолжая ворчать на людей, которые получают деньги, а между тем позволяют себе жить на четвертом этаже.
Жена консьержа поспешила затворить двери своей каморки, где топилась маленькая железная печка, раскаленная чуть не добела, уголь так и пылал в ней. На дворе был страшнейший холод.
Почтальон довольно легко взобрался на девяносто шесть ступенек, отделявших его от квартиры mademoiselle Сесиль Бернье, и позвонил в среднюю дверь.
Ему отворила женщина лет пятидесяти и прямо, не дожидаясь, что он скажет, обратилась к нему с вежливым вопросом: что ему угодно?
— Заказное письмо для mademoiselle Сесиль Бернье.
— Так позвольте, я передам.
— Так не делается, голубушка, надо, чтобы барышня расписалась в моей книге.
— Да барышня-то еще спит.
— В таком случае я передам ей письмо в следующий раз.
— Нет уж, в таком случае, будьте добры, подождите, господин почтальон. Зайдите в столовую, тут вам будет потеплее. Я угощу вас рюмочкой старого коньяка: он согреет вас внутри и защитит от холода, — а потом разбужу барышню.
По-видимому, перспектива рюмочки старого коньяка произвела на почтальона крайне благоприятное впечатление. Он вошел в маленькую, скромную столовую, где Бригитта — так звали служанку — поспешно поставила на стол графин с коньяком и рюмку, которую наполнила до краев.
— Пейте, — сказала она, — я сейчас вернусь.
С этими словами добрая старуха исчезла за дверью, которую плотно затворила за собой.
Комната эта была спальней Сесиль Бернье.
Последняя полулежала на постели с занавесками. Она слышала голоса, но не могла различить слов.
— Кто там? — спросила она у вошедшей Бригитты.
— Почтальон, mademoiselle. Он принес заказное письмо, встаньте поскорее и накиньте пеньюар. Вам надо расписаться.
— Иду, иду.
Не прошло и двух секунд, как в столовую вошла Сесиль Бернье.
Молодой девушке было не более девятнадцати лет, но так как она была жгучей брюнеткой с великолепными иссиня-черными, как вороново крыло, волосами, то казалась несколько старше.
Несмотря на неправильные черты лица, ее могли, да и должны были находить хорошенькой, но в выражении чудных черных глаз было что-то загадочное, как в глазах сфинкса: они то ласкали и нежили, то вдруг становились серьезны и строги, почти суровы.
При первом же взгляде наблюдательный человек мог понять, что она пережила какое-то потрясение. Но, несмотря на все это, она была очаровательно хороша с тяжелой массой своих синевато-черных волос, в белом пеньюаре, под которым угадывались роскошные формы, и маленькими голыми ножками в туфельках.
Почтальон уже положил свою книгу на стол, рядом с чернильницей и пером, которые принесла Бригитта.
— Где мне расписаться? — спросила Сесиль.
— А вот здесь, на этой строчке, вот в этой клетке.
Молодая девушка быстро обмакнула перо в чернильницу, расписалась на указанном месте и взяла письмо.
— От моего отца… — вполголоса проговорила она, устремив на него свои прекрасные глаза.
И, кивнув, вернулась в спальню, быстро спустила с плеч пеньюар и как змейка скользнула в свою постель, которая еще не успела остыть.
Разрезав верхнюю часть конверта ножницами, она вытащила письмо. Из него выпал банковский билет, сложенный вчетверо.
— Тысяча франков! — проговорила она с удивлением. — Неужели отец выиграл дело?
Брови ее нахмурились, и по красивому личику пробежало облако неудовольствия.
Развернув письмо, Сесиль прочла следующее:
«Марсель, 1 декабря 1883 года.
Моя дорогая Сесиль! Радуйся! То, что ты считала иллюзией, несбыточной надеждой, стало настоящей, прекрасной действительностью. Я выиграл процесс, выиграл по всем пунктам! Победа полная и неоспоримая!
Неделю назад алжирский суд в своем последнем разбирательстве приговорил компанию, в которой был застрахован мой корабль, к немедленной выплате всех без исключения сумм, обозначенных в страховом полисе. А общий итог этой суммы равняется, как тебе известно, одному миллиону пятистам пятидесяти тысячам франков!…»
Сесиль Бернье прервала чтение и провела рукой по лбу. Ярко вспыхнули ее чудные очи, но моментально потухли, и лицо ее стало еще мрачнее, чем прежде.
Она снова взялась за письмо.
«…конечно, — писал дальше отец, — это еще не Бог весть какое состояние! Но все-таки мы больше никогда уже не будем нуждаться. Вместо нашей теперешней, более чем скромной квартирки, где твоя красота увяла бы очень скоро за недостатком воздуха и света, я буду в состоянии подарить тебе прелестный маленький дом в Пасси, весь окруженный садами и цветами. Конец всяким конкам и омнибусам. У тебя будет свое купе, которое будет отвозить тебя в театры и модные магазины. У тебя будет также маленький шарабан-корзиночка, запряженный парой пони, которыми ты будешь сама править.
Я уже представляю тебя в этой новой обстановке, и мое отеческое сердце сильно бьется от радости.
Я оставил триста тысяч франков пока у себя и везу их с собой в бумажнике. Эти триста тысяч помогут нам разделаться с прошлым и пойдут на первые издержки при устройстве. Остальные миллион двести тысяч франков лежат у моего банкира в. Марселе. Квитанция у меня с собой.
Я должен остаться еще на несколько дней в Марселе, а затем еду в Париж, чтобы как можно скорее дать тебе все благосостояние, всю роскошь, которую, я знаю, ты всегда хотела и которой я, в свою очередь, всегда жаждал для тебя.
Я выеду из Марселя десятого числа и по делу остановлюсь на несколько часов в Дижоне, где буду в три часа тридцать девять минут утра. За день я обделаю все свои делишки и непременно отправлюсь в Париж с курьерским поездом, который уходит из Дижона ночью.
Я буду в Париже двенадцатого декабря, в семь часов двадцать пять минут утра.
Наконец-то я расцелую тебя как следует, мое дорогое дитя, после пятимесячного, бесконечного для меня, отсутствия.
Я увижу тебя, твои большие, чудные глаза ласково посмотрят на меня, ты нежно улыбнешься… Дорогая моя Сесиль, как я люблю тебя! Благодаря Богу честь наша не пострадала во время всех этих мучений! Да и богатство наше спасено! Чего же нам теперь больше желать?
Свет, с которым мы вынуждены были порвать всякие отношения, снова широко и гостеприимно распахнет свои двери. И ты снова будешь блистать в нем, теперь уже тройным блеском: красотой, богатством и незапятнанной репутацией. Теперь ты можешь и должна даже претендовать на такое замужество, которое сделает тебя одной из цариц Парижа. Предупреждаю, что я буду крайне честолюбив во всем, что касается моей милой дочери. Я хочу иметь своим зятем человека, которым бы мог гордиться. Человека, который сделает из моей Сесиль прелестную графиню или по меньшей мере баронессу…
