— А что вам нужно? — ринулся в контратаку Красл. — По какому праву вы следите за Альбиной, да еще ночью? Или вас интересует нечто иное? — Учитель распахнул дверь в лавку. На прилавке стояла открытая коробка из-под шафрана. Товар вокруг находился в еще большем беспорядке.
2
— Что же вы здесь искали, пани Бреттшнайдер? — спросил учитель, складывая в коробку пакетики с шафраном. — Откуда вам известно, что в этой коробке пан Павлата хранил деньги? Это же воровство, любезная пани, уголовщина!
— Но, пан Красл, — запротестовала Альбина.
— А вы что, из полиции? — насмешливо поинтересовалась женщина, потирая затылок. Видимо, ей стало полегче. Она уселась на стул у прилавка, положив ногу на ногу, этакая ядреная красотка.
— Может быть, и из полиции, — впервые солгал учитель.
— Мне не хотелось будить тебя, — обратилась вдова к Альбине, игнорируя Красла, — потому что я очень спешу. Мне еще до обеда надо попасть в Танвальд.
— Спешка для вора не оправдание, — насмешливо произнес учитель, ставя банку на место.
— Но пани Бреттшнайдер не воровка, они с папой любили друг друга. Она всегда приносила мне пряники…
Альбина явно защищала любовницу отца. «Может быть, боится ее?» — подумал вдруг Красл. Он уже не раз убеждался, что не всем словам невинной девчушки стоит верить.
— Вы пришли сюда из-за Золотого Будды, — уверенно сказал Красл.
— Откуда вы знаете? — поздняя посетительница от неожиданности вскочила со стула, да так резко, что уронила повязку. — Где он?
— Это мы и сами бы хотели узнать… — сказала Альбина, испортив всю игру. Красл помрачнел.
— Мы знаем все. Но Золотой Будда уже у Риссига. Я видел статуэтку собственными глазами… — Красл следил за малейшими движениями вдовы.
— Так и я сперва думала, — возразила спокойно женщина. — Только, оказывается, никакой статуэтки Винценц не брал! Что он, совсем тронутый — брать всем известную вещь, которую нигде не продашь…
— Вы не знаете, что Павлата украл Будду вместе с Ганкой, а потом вынужден был ее вернуть… — Красл опять был сбит с толку.
— Кто вам сказал эту глупость? — Бреттшнайдер встала и уверенно направилась в угол, подошла к весам, сдвинула мешок с горохом и из ниши в стене достала бутылку водки. Одним движением она откупорила ее и хлебнула прямо из горлышка. А вчера вечером трое сыщиков полагали, что обшарили в этой комнате каждый уголок.
— Как вы узнали, что здесь есть бутылка?
— Я довольно часто бывала здесь. Пожалуйста, детка, убеди в этом пана полицейского, пока он опять не стукнул меня чем-нибудь… Или, может, выпьете со мной? — протянула она бутылку Краслу.
— Никогда! — Красл почти кричал. — Терпеть не могу водки!
— А я люблю, — сказала вдова. — Особенно когда надо взбодриться. Садитесь-ка сюда и послушайте меня, вы, оба! — прикрикнула она. — И перестаньте считать Винценца круглым идиотом! Красть эту китайскую дребедень — вот уж нет!
— Но мне сам Риссиг сказал…
— Тогда другое дело! — усмехнулась Бреттшнайдер. — Ведь Риссиг никогда не лжет! Как можно! Он и разбогател потому, что всегда говорил только правду. Вот теперь я вам верю, что вы не из полиции, любезнейший пан! Для этого вы слишком доверчивы.
— Пан Красл очень хороший и добрый… — вступилась за Красла Альбина, — вот я расскажу, как…
— Потом! Сейчас надо найти Будду, или мы потеряем десять тысяч золотых!
— Десять тысяч? А кто их предлагает? — Красл был ошеломлен.
— Какой-то иностранец. Позавчера ко мне приезжал в карете. Назвался Вальтером и говорил с каким-то акцентом…
Красл сказал, что они вчера искали везде, где только можно. Бреттшнайдер устало поднялась со стула, сдвинув доски в полу, показала, что под ней тайник, потом подошла к дверному косяку, нажала на что-то, и открылся еще один. В нем было десять золотых. Пять она протянула Альбине, пять сунула себе за пазуху, пояснив:
— Мы все делили с твоим отцом пополам, детка. Но про этого Будду он мне ничего не сказал. Что это такое, одному богу известно! Завтра в полдень я должна доставить Будду на Танвальдский перекресток и отдать пану Вальтеру. Если мы найдем его, поделим награду. Но только с тебя штраф за телесные повреждения, пан сыщик! — впервые она улыбнулась учителю. Ему тоже начинала нравиться эта решительная особа.
— Ради бога, простите, что я ударил вас! Я думал, там ходит убийца.
Он заметил, кстати, что у вдовы темные волосы.
— Какой еще убийца? — Она ничего не знала о потрясающих открытиях учителя. Надо было рассказать ей все с самого начала.
— Я хорошо знала Винценца, — сказала она, когда Красл закончил. — Уже много лет. Он такое мог придумать, что куда там Риссигу! Денег нам не хватало, а то бы мы пустили пана барона по миру. Видно, был у Винценца какой-то план, о котором он даже мне ничего не сказал. А Ганке он тем более ничего не говорил, я уверена. К Риссигу ходил, это верно. Фабрикант к его советам прислушивался. Вот тогда Винценц, видимо, что-то у него и забрал…
— Что же именно?
— Золотого Будду! — сказала Альбинка.
— Слушайте! — Вдова стала очень серьезной. — Как раз перед стачкой и этой стрельбой ко мне два раза приезжала графиня Эренберг.
— Кто? — Учитель в ужасе почувствовал, что в числе подозреваемых появляется новое лицо.
— Графиня Эренберг! Когда-то их семье принадлежало здесь буквально все. Они сами хотели делать текстиль, но плохо разбирались в коммерции: через пару лет разорились в пух и прах! И тогда их лопнувшую фабрику приобрел пан Риссиг. Она работала на воде как мельница. Про паровые машины тогда слыхом не слыхали… Ну а перед стачкой, значит, Эренберг сказала мне, будто Павлата должен передать ей какие-то записи. Я гляжу на нее как дура — с каких это пор Винценц торгует записями… Но она сказала, что твой отец, Альбинка, знает, о чем речь. Это, мол, толстая книга, переплетенная в кожу. И она, мол, за эти записи даст нам сколько мы захотим. А поскольку они разорены, говорит, готовы отдать лес или заложенное имение. Ну, рассказала я обо всем Винценцу, но он только посмеялся и сказал, что нет у него никаких записей! Ты, говорит, знаешь, что я все в голове держу. Это правда, он любую цену знал, каждый долг помнил, в голове у него было цифр, что в учебнике арифметики! На второй раз Эренбергша грозилась, что нам будет плохо, если мы не продадим ей книгу записей. Но потом началась стачка, и все забылось. И Винценца… — голос вдовы прервался — она впервые выдала свое горе.
— Эта графиня — блондинка?
— Да, как будто, а что?
Учитель рассказал о пряди русых волос, найденных Альбинкой.
— Конечно, она дура, что разболтала про эти записи. И вообще: целыми днями скачет верхом с собаками да орет на единственного слугу, как ясновельможная пани. Но все-таки мне кажется…
— Ну а зачем ей могли понадобиться записи, взятые Павлатой у Риссига? На что они ей?
— Это-то понятно! — усмехнулась Бреттшнайдер. — Она ненавидит Георга. Ведь они должны были пожениться, но, когда выяснилось, что у графини с приданым швах, Георг дал ей от ворот поворот. Теперь она целыми днями думает, как отомстить женишку. Заполучить записи, которые необходимы Риссигу как жизнь — чего уж лучше-то! Она бы уж поставила на своем: заставила бы голубчика жениться, всем бы сплетникам рты заткнула! А вот почему в этот раз она не пришла сама, а прислала какого-то Вальтера? Или он с ней не связан? Этот человек не говорил о записях, о книге, а требовал от меня именно Золотого Будду. Не понимаю… — Торговка снова отхлебнула из бутылки. Вот-вот попросит прикурить! Ну и нравы у здешних предпринимателей, думал Красл.
— А как выглядел этот Вальтер? — спросил он.
— Подождите! — Вдова возбужденно заметалась по комнате. — Подождите-ка, ведь он тоже блондин! Ей-богу, у этого парня чуб такой золотистый, какого я в жизни у мужчин не видала! А я уж повидала-таки мужчин…
— Я вам решительно не советую идти завтра на перекресток одной, — заявил Красл.
— Вот еще! Конечно, еще раз по голове получить неохота, но деньги… есть деньги. Еще и не так рисковала!
— Но ведь пока у вас ничего нет!
— Я еще мало искала. Сколько может быть еще тайников в этой лавочке и комнатушке? Вроде я все их знаю, у Винценца от меня секретов не было!
— За исключением Будды, — не утерпел Красл. Он надел пальто и направился к двери.
— Куда вы?
— К Эренберг… — произнес он и скрылся во мраке ночи, как и положено загадочным героям. Впрочем, уже светало. «Так я здесь и не высплюсь», — подумал Красл, зевая. Он и не предполагал, как был близок к истине.
1
Ему не надо было спрашивать, как пройти к Эренбергам. Заметив их замок, еще подъезжая к Свагову, Красл уже тогда решил навестить старого генерала. Генерал Эренберг был первым работодателем Красла. Его послали сюда прямо из семинарии. Дело в том, что еще на военной службе старый аристократ почти ослеп. Сидя в штабе, Красл читал ему газеты, стихи и романы, собственно говоря, неважно было, что именно, поскольку печатное слово немедленно усыпляло генерала. Оживлялся он, говорят, только на поле брани, а это бывало нечасто, по-настоящему один раз, под Сольферино, да и то он тогда отступил. А так все больше воевал на маневрах. Краслу он, однако, платил по-царски и всегда угощал шоколадом. Он обещал ему хорошее место в своем полку, должность начальника гарнизона в Италии и прочие высокие чины. Но, когда Красл закончил учение, слепой генерал уже вышел в отставку. Старый граф много говорил о своей единственной дочери, прекрасной юной графине, которую Краслу так и не довелось увидеть. Может быть, именно поэтому в его воображении она осталась самым красивым существом на свете. Вот и теперь он спешил к замку, больше подгоняемый желанием увидеть свой юношеский идеал, чем требованиями детективной карьеры. Ведь с точки зрения расследования убийства, графиня только мешала. Все уже было ясно: виновником может оказаться только Ганка или другой агент Риссига, и вдруг появляется новая подозрительная личность — обманутая возлюбленная! А ревность, как известно, была мотивом множества злодеяний. Учитель, правда, сам в этой области опыта не имел, но был свидетелем многих драм в своей деревне.
