— Я хотел бы, чтобы вы поняли, какого уровня проблема — эта партия героина.
— Это я давно поняла. Ближе к делу — что вам надо?
— Вот и хорошо, — спокойно сказал Олег Владимирович. — Я буду краток и постараюсь сформулировать вопрос корректно: наш интерес — знать все, что вы увидели и услышали с того момента, как получили задание, и до того момента, как за него отчитались.
— Вы же знаете, как это называется, — недобро усмехнулась я.
— Сотрудничество. К вашему сведению, около четырнадцати процентов профессиональных разведчиков работают на два и более государств. Девять десятых из них — элита. — Олег Владимирович улыбнулся. — Я бы сказал, предмет хронической гордости стран-работодателей…
— А если я откажусь?
— Какой смысл?
— Пачкаться не захочу.
— От вас не требуется подписывать контрактов. Просто отдайте нам ту информацию, которая вам все равно не нужна. А насчет «пачкаться»… вы и так, извините меня, по уши…
— Ну а если нет?
— Хорошо. Есть и другой интерес, и это — интерес самого Камышина. Вы ведь понимаете, что вас ждет, если он узнает, кто именно располагает всей информацией?
Я вздохнула. Я действительно понимала, что меня ждет…
— Позвольте, я вам объясню, — сосредоточился Олег Владимирович. — Они вас выпотрошат, как рыбу. Вывернут наизнанку и вытащат даже то, с кем вы переспали в первый раз. А потом кремируют.
— Как они на меня выйдут? Вы же сами сказали, что уничтожили все следы.
— Да, мы их припрятали. Сейчас даже администратор гостиницы не сможет вас вспомнить. Просто не сможет. Но если вы скажете «нет», я вас отдам. Лично я.
Меня обложили со всех сторон. «Вот оно, твое истинное нутро! — мысленно усмехнулась я. — Вот она, цена сделки!»
— А если я просто жертва обстоятельств?
— Знаете что, Камышину ведь плевать, кто вы: жертва, не жертва, фээсбэшница или агент ГРУ… просто плевать.
— А почему бы вам не расспросить самого Хафиза? Что знаю я, то знает и он, — осенило меня.
— К сожалению, Хафиз мертв.
— А дочери?! — Я почувствовала, как холодеет у меня все внутри.
— Семью он отправить успел… по нашим данным.
Мы замолчали. Я смотрела на волжскую воду и всей кожей, каждым волоском чувствовала, как прекрасна эта жизнь…
— Что именно вас интересует? — спросила я.
— В первую очередь кассеты, — сразу ответил Олег Владимирович. — Судя по переданной записи, вы нарезали ее из кусков — минимум из восьми других кассет.
— Так и есть, — подтвердила я. — Их действительно было восемь. Что еще?
— Документы. У Хафиза были карты и документы. Вы их взяли.
— Что еще?
— Все самые незначительные на первый взгляд детали. Так вы согласны?
— Почему вы не попробовали иначе? — ушла от ответа я.
— Что, ввести вам скополамин и узнать все быстро и без хлопот?
— Ну, хотя бы…
— Есть и такой вариант. Но знаете, Юлия Сергеевна, как это ни парадоксально может прозвучать, ваше сознательное, пусть даже с долей лжи, сотрудничество намного ценнее просто объективной информации, которую я могу получить таким способом.
— Почему?
— Потому что человек ограничен. Я могу даже не догадаться задать вопрос, на который у вас есть целая серия ответов. Убедительно? Есть вопросы?
— Есть.
Олег Владимирович удивленно приподнял брови.
— Слушаю.
— Зачем вам это надо?
— То есть? — не понял Олег Владимирович.
— Я так понимаю, что контрразведка Таджикистана не совсем автономна от российских спецслужб…
— Давайте оставим домыслы газетчикам…
— Давайте! — засмеялась я. — Пусть я вляпалась в эту историю по глупости. А ваш какой интерес?
— Я понял, — усмехнулся Олег Владимирович. — Вы боитесь, не будут ли использованы эти документы против государства Российского… извините за патетику… Не хочет ли сама контрразведка Таджикистана в моем лице нагреть руки на героине… Так?
— Ну, хотя бы, — сказала я.
— Я думаю, вы меня поймете, — начал Олег Владимирович. — Я — профессионал. И я понимаю, что Камышины приходят и уходят, а Россия и Таджикистан остаются…
— Не факт, — возразила я. — Россия, конечно, останется, а вот…
— Подождите, — перебил меня Олег Владимирович. — Все сложнее. Таджикистан важен в качестве буферного государства и для всей Средней Азии, и для России. И поэтому он будет существовать, кто бы ни пытался это изменить.
— Вы придаете такое значение буферным образованиям? — усмехнулась я.
— Вы можете себе представить, как изменилась бы история Европы без Швейцарии?
— Ну, вы хватили!
— Ничуть. Швейцария всегда интересовала сильнейших королей Европы исключительно как буфер. Где сейчас эти короли? То-то же. А Швейцария по-прежнему нужна. — Олег Владимирович поднялся, поднял камешек и швырнул его в воду.
— Хорошо! — Я тоже поднялась и встала рядом. — Последний вопрос: что получу я?
— А что вам нужно? — серьезно спросил он.
— Камышин.
Олег Владимирович медленно повернулся ко мне, и вид у него был такой же оцепенелый, как у Грома, когда я рассказала ему все, что произошло со мной в «командировке».
— Это вы серьезно?!
Мы проторговались до самого прихода катера. Сначала Олег Владимирович пытался убедить меня, что Камышин мне не нужен. Потом начал говорить, что контрразведка Таджикистана не занимается кадровыми вопросами ФСБ России. Но я знала, что на самом деле его не устраивает: он боялся последствий.
Во всей этой истории Олега Владимировича интересовала только информация; вступать в конфликт с Камышиным он не хотел. Как ни гуманны, как ни законны были бы его действия, посягательство на интересы российского истеблишмента со стороны таджикской контрразведки будет воспринято как наглый политический демарш. И тогда дальнейшую судьбу Олега Владимировича сможет предсказать даже ребенок.
— Я не решаю таких вопросов, — угрюмо отказался продолжать разговор Олег Владимирович.
Я поняла, что Камышина он мне не «сдаст»; надо было брать то, что дадут.
— Скажите мне хотя бы, куда перепрятали героин.
— И все? — насторожился Олег Владимирович. — Это возможно, но я не хочу, чтобы ваши дальнейшие действия как-то отождествляли с нашей службой.
— Вы просто помогите найти… — тихо сказала я.
— По рукам! Я закажу аналитикам разработку и думаю, мы вычислим хранилища. Но отдам не раньше, чем получу документы! Они ведь в Таджикистане? Когда вылетаем?
Я пожала плечами:
— Ну, я не знаю… давайте сегодня, что ли…
Катер ткнулся в берег, мы перебрались на борт, и Олег Владимирович тут же «сел» на свой сотовый телефон. Когда мы высадились на тарасовском причале, он уже выдал мне самую оптимальную схему перелета до Душанбе.
— Если повезет, часов через сорок там будем! — с энтузиазмом сообщил он.
Олег Владимирович поймал тачку, я быстро собрала вещи, оставила в условленном месте подробную записку Грому, и через два часа, как ни странно, мы уже были в воздухе и летели пока на запад, в место следующей пересадки.
Мы дискутировали в каждом аэропорту. Олег Владимирович знал мой хлипкий статус во всей этой истории и прекрасно понимал, что одной мне не справиться. Но сотрудничать более глубоко, чем просто сдать мне адреса складов, отказывался.
— Ваша территория — ваша юрисдикция! — настаивала я.
— Ваш Камышин — вы и разбирайтесь, — уходил от соучастия в «проекте» Олег Владимирович.
Я пыталась найти структуры, способные взять на себя ответственность и ликвидировать камышинский товар, и не находила.
— Может быть, военная разведка сможет? — советовалась я с Олегом Владимировичем.
— Вряд ли, — цокал языком он. — Им это не нужно, да и «светиться» они не любят.
— Тогда — менты? — не сдавалась я.
— А им зачем? Местные все под Мусой ходят, без его соизволения шагу не ступят, а душанбинские без согласия местных не сунутся…
— Как так?
— Чужая вотчина. Межплеменные разногласия и так еще слишком велики, зачем душанбинцам их усугублять?
— А Муса кого боится? — поинтересовалась я.
— Разве что аллаха!.. — засмеялся Олег Владимирович.
Я задумалась. Муса, судя по показаниям Хафиза, был основным поставщиком афганского героина, а Исмаил — основным реализатором. Теперь, когда в Москве, в связи с последними событиями на Кавказе, Исмаила крепко «подвинули», у Мусы родилась здравая мысль: подзанять денег и захватить освободившееся «экономическое пространство» настолько, насколько позволят обстоятельства. Муса не учел только одного. Того, что на это самое «пространство» претендует еще один делец — Камышин. Теперь, когда баксы были потрачены, а товар исчез, Муса оказался в положении загнанного в угол зверя, его кредиторы были не из тех, кто прощает долги. Как сказал в состоянии наркотического транса Хафиз, Муса под этот «проект» занял четыре миллиона долларов.
