– Отпустим, – решил Вася, – только через годик-другой, как вести себя будет. А пока пусть послужит у тебя мужем, как я и обещал. Карточный долг – дело святое, проиграл тебе сытого и с усами – получите, пожалуйста, пользуйтесь на здоровье.
– Как проиграл? Как муж? – залепетал администратор. – Ребята, вы что? Я женат, у меня дети!
– Хорошие дети, не болезненные? – уточнила Люся.
– Да нет вроде, – не сообразил Мельник.
– Пойдет. От такого красавца мне детей и надо. Вот народим с тобой пару-тройку, отпущу. А может, и сам уходить не захочешь, я до любви жадная, не то, что ваши домашние курвы, что такое головная боль, не знаю, критических дней не боюсь. Только вот отстегивать тебя не буду, пока не приручу, уж не обессудь. А то в прошлый раз одного пожалела, так он убечь попытался, пришлось пикой от оградки в него запустить. Отдал концы, сердешный, а какой занятный был! Все книжки мне рассказывал. Спать в могилке будем, в ней теплее, не дует, и не подглядывает никто, только подслушивают все. Черви, правда, щекочутся, но они не ядовитые, не бойся, и сытые.
Я и не знала, какой талантище скрывается в простых кладбищенских бомжах! Когда Люся рассказала про сбежавшего невольника, я и сама на какое-то мгновение поверила в правдивость истории. Я стояла в тени, а они все оплетали и оплетали своего пленника жуткими историями и картинками его кошмарного будущего. Наконец, он взвыл уже совершенно трезвым голосом:
– Отпустите, любые деньги заплачу, только отпустите!
– Хорошо, – неожиданно легко согласилась Люся, – давай любые деньги и расскажи какую-нибудь занимательную книжку. А еще лучше, жизненную историю. Например, как одна девушка стырила деньги, а на самом деле она не тырила, а стырил совсем другой человек, а все свалили на нее, а тот, кто стырил на самом деле, остался ни при чем. Понял?
Я не поняла, сообразил Мельник, что от него хотят, или нет, но отреагировал он правильно: часто закивал головой и заговорил именно о том, что я хотела услышать.
– Я думал, это шутка, розыгрыш, сейчас это модно, устраивать всякие экстремальные розыгрыши, чтобы человек сначала испугался, а потом обрадовался. Поэтому и согласился. Он попросил, чтобы я повесил на нее именно три тысячи евро, это совсем несложно было сделать, эта дурочка даже не особенно и спорила. Если бы я сам не взял эти деньги, то точно бы решил, что взяла она. Надо же, дурнушка, а амбиции, как у королевы, типа, оправдываться – ниже ее достоинства. Вот и пусть теперь попробует гордой быть на зарплату учительницы.
– Ай, какой ты злой! – расстроилась Люся, – не пойду за тебя замуж. Отпущу, пожалуй!
– Ага, отпусти, зачем я тебе такой сдался? – обрадовался Мельник.
– Точно. Только сначала на лбу татушку сделаю: «Гад мерзопакостный», чтобы другая какая сдуру тебя не взяла. Вася, где у меня иголка была?
– Иголка? – отозвался Вася, с интересом наблюдая антрепризу своей подруги. – На кирпичике лежит, как обычно. Только она ржавая совсем и кончик у нее отломан, кожу не проткнет.
– Ничего, я ее пивом протру и молоточком потюкивать буду. Такую татушку забульбеню – все обзавидуются! Тащи!
На этой реплике наступил вынужденный антракт, так как администратор джаз-клуба вдруг тихо сполз на кладбищенскую травку. Вася подошел, потрепал его по щеке и констатировал:
– В обморок грохнулся. Вот ведь недоговорчивый какой попался, жениться он не хочет, татушку не хочет. Люся, между прочим, очень красиво их делает, и иголка у нее такая, как надо, с кончиком и не ржавая, это я пошутил, а он поверил.
Вид у него был несколько сконфуженный. Интересно, ему стыдно, что так перепугал этого мерзкого типа? Я поставила диктофон на паузу, вышла из тени и попросила Люсю:
– Заканчивай с ним. Потребуй три тысячи евро и отпускай. Только пусть сначала скажет имя заказчика, четко: имя и фамилию.
Тут Мельник зашевелился, я быстро скользнула в тень.
– Где я?
– Господи! Да сколько раз можно говорить? На кладбище ты, на кладбище! С первого раза непонятно?
Мельник помолчал, видимо, вспоминая все, что произошло за последний час, и пролепетал:
– Любые деньги, любые. Все, что с собой, отпустите.
– Ладно, любые так любые, – во второй раз согласилась Люся. – Сказочку ты уже рассказал. Сколько ты там у бедной девушки зажулил? Вот мне их и отдавай. У одной бедной девушки взял, другой отдал. Все по-честному, ты почти не вор.
– У меня с собой нет таких денег, – дрогнувшим голосом произнес Мельник.
– Ничего. Позвони начальнику, расскажи, как все было с этой девушкой, попроси взаймы. Он поймет.
– Вы что, хотите, чтобы я в воровстве и подлоге признался? Да у меня же репутация! Да меня потом ни в одно место не возьмут!
– А бедную девушку возьмут? – отпарировала Люся. – Звони!
– А, забирайте! – Мельник достал из кармана портмоне и зашелестел купюрами. – Специально с собой таскаю, чтобы жена не нашла. И в казино сегодня повезло.
Я вышла из тени и молча забрала у него все портмоне. Он отнял у Ольги больше, чем деньги, так что пусть не жадничает.
– Имя, – напомнила я.
– Да, кто тебе велел эту пакость состроить-то? – вспомнила Люся. – Я лучше его поймаю и татушку сделаю.
– Шлейко, – с пионерской готовностью отрапортовал Мельник, – директор мясокомбината.
Вот это номер! А как же Олег? Зачем отцу лучшей Ольгиной подруги понадобилось так жестоко наказывать девушку? А дело-то еще более запутанное, чем казалось. Вася завязал Мельнику глаза – тот достаточно протрезвел, чтобы запомнить дорогу и найти забытое кладбище. Мои приятели взяли его под руки и повели к машине. Мы отвезли администратора на хорошее расстояние, открыли дверцу, Вася придал ему ускорение мягким пинком. Я расплатилась с бомжами, довезла их до кладбища, поблагодарила.
– Да что уж там, – замялся Вася, – это вам спасибо. Люся всегда мечтала в театре выступать, а тут – такая возможность. Это еще мы платить вам должны.
Дома я пересчитала деньги: три тысячи евро, пара тысяч рублей, доллары. Небедно живут у нас администраторы ночных клубов! Или действительно всю заначку при себе держит, чтобы жена не отняла? Впрочем, задумываться об этом не было никакого желания, меня больше интересовал новый враг Ольги – директор мясокомбината Шлейко.
Наверное, сегодняшнюю вылазку можно было назвать безрезультатной: я искала надежные доказательства вины Олега, а нашла нового недруга Ольги. Мне очень хотелось продолжить чтение дневника девушки, но глаза слипались от усталости, пришлось отложить до утра. Надеюсь, утром мысли в моей голове немного улягутся, и я смогу придумать более или менее логичное обоснование ненависти, питаемой директором мясокомбината к певице из джаз-клуба.
Утром я первым делом сделала копию с диктофонной записи, убрав предварительно некоторые фрагменты, и отправила ее директору клуба: раз он так радеет за чистоту рук своих сотрудников, пусть сам с ними и разбирается. Если он человек порядочный, эта запись позволит ему восстановить справедливость и принести извинения хотя бы родителям Ольги, если не самой девушке.
Судьба Ольги волновала меня все больше и больше, эфемерный образ незнакомой мне девушки постепенно становился живым и реальным, и внезапно мне очень захотелось познакомиться с ней ближе: так ли она невзрачна, как считает сама и как говорят окружающие? То, что она не наивная простушка, а барышня тонкая и понимающая, было ясно из дневника. Решено, сегодня иду в больницу, а пока почитаю записи. Для экономии времени я решила просмотреть только те страницы, где упоминалось имя Олега. Интересно, как выглядят их отношения, с точки зрения Ольги?
* * *
Из дневника Ольги Камышиной:
«Я ощущаю себя пронырливой девицей из провинции, „хапнувшей богатенького Буратино“. Как он не понимает, что просто воспользоваться его связями, его деньгами, его помощью для меня унизительно? Я всегда считала, что талант, если он настоящий, не нуждается в активной поддержке и прямом спонсировании. Люди, занимающиеся шоу-бизнесом, прекрасно понимают, окупятся ли вложения, затраченные на нового исполнителя, или нет, так зачем им заниматься бездарью? Поэтому я хочу, чтобы меня послушал опытный продюсер. Послушал и сказал прямо, стоит ли мне заниматься этим дальше или остановиться на карьере учительницы музыки. А Олег смеется и называет меня наивной дурочкой. А я не наивная! Если я приму от него помощь, то уже не смогу избавиться от зависимости и всегда буду ощущать себя дешевой содержанкой».
Вот какие мы, значит! И словечками бросаемся из репертуара девятнадцатого века, и гордость у нас какая-то нездешняя, нерасчетливая и совсем несовременная. Неудивительно, что Олег ее бросил, современные мужчины не привыкли к подобным церемониям и щепетильности. Читаем дальше!
