И тут Григорий Абрамович меня удивил. Я… да мы все привыкли к осторожности и взвешенности его решений. Прежде чем что-то предпринять, Абрамыч сто раз подумает, что из этого выйдет и не будет ли иметь нежелательных последствий. А то, что он мне предложил, было продолжением той линии поведения, которая вызвала такое раздражение у ФСБ в лице полковника Краевского и неудовольствие начальства в лице генерала Кольцова.
Неожиданно не только для меня, но и для Игорька с Кавээном, Абрамыч повернулся ко мне, проникновенно посмотрел в глаза и сказал:
– Оленька… Мы не так давно работаем с тобой вместе, но у меня такое чувство, что знаю тебя уже много лет, ну, никак не меньше десятка. Я хорошо понимаю, что запрещать тебе думать над причинами происшедшей здесь катастрофы я не могу, – ты меня все равно не послушаешь.
Я смущенно пожала плечами, потому что он был абсолютно прав.
– Я не могу приказывать тебе, Оля, – продолжал Григорий Абрамович, – но прошу тебя все же учесть разницу в нашем с тобой возрасте и опыте и прислушаться к моему совету…
Я уже собиралась вздохнуть, приготовившись услышать от Абрамыча просьбу не соваться больше в эту проблему… Ну, например, ради моего же блага…
Но тут-то Абрамыч меня и удивил…
– Я советую тебе, Оленька, – сказал он, – самой посмотреть на этого психа, о котором рассказал сейчас Александр Васильевич… Мало того, сделать это не откладывая, прямо сейчас… Думаю, и ты, и мы все будем сожалеть, если ты этого не сделаешь…
Признаюсь, наш майор меня не только удивил, но и озадачил… Его совет был не только странным, он был совершенно для меня непонятным, поскольку сама я никакого желания разговаривать с тем ненормальным не имела… У него же очевидный бред.
Я еще раз пожала плечами, на этот раз – недоуменно, и встала, готовая сейчас же отправиться на розыски этого самого Алексея Гмызы в гостиницу «Волна». Кавээн вызвался проводить меня и помочь найти своего «героя». Мне кажется, на самом деле ему жутко интересно было послушать наш разговор…
От палаток до гостиницы было рукой подать, и буквально через несколько минут мы были уже на месте. Кавээн усадил меня на лавочку на набережной и вскоре привел человека, которого я издалека и впрямь приняла за подростка.
Он был… тщедушен. Вот, наверное, наиболее точное слово для характеристики его фигуры. Узкие подростковые опущенные плечи, плоская, совершенно не развитая грудная клетка, длинные, до колен худые руки и тонкие ноги, которые, казалось, начинали дрожать, когда он останавливался. Возраст выдавало его лицо – морщинистое, с неизменным озабоченно-испуганным выражением, очень неспокойными глазами и тонкими губами, которые постоянно подрагивали, складываясь на мгновение в кривую скептическую усмешку. Картину довершали непропорционально большие уши, которые розово просвечивали, когда позади него оказывался свет вечернего фонаря…
– Здравствуйте, Алексей, – сказала я сразу же, подозревая, что он очень зажат. – Александр Васильевич рассказал мне о вас, и я захотела с вами поговорить…
Он молчал.
– …потому что вы показались мне интересным человеком…
– Показался?.. – переспросил он неуверенно, но в то же время обиженно.
– Простите, Алексей… – спохватилась я. – Вы очень интересный человек.
– Я вас прощаю… – пробормотал он в ответ очень смущенно.
«Что за черт? – подумала я. – Судя по рассказу Кавээна, с ним он говорил достаточно свободно и оживленно. Что же сейчас он так зажался?..»
Я вопросительно посмотрела на Кавээна. То недоумевающе пожал плечами… Так. Вот вам первый факт для анализа. Разница в поведении. Она может быть вызвана только моим присутствием, остальные-то условия не изменились… Лично меня он не знает. Значит, это реакция на женщину вообще. Ну что ж, уже кое-что понятно…
Задача моя была достаточно сложной. Не прибегая ни к каким исследованиям, которые проводят только в условиях клинического стационара, быстро, буквально в пятнадцатиминутном разговоре сделать оценку его психического состояния и, если окажется возможным, поставить приблизительный диагноз…
Тот прием, что хотела использовать я, был не только достаточно эффективен для моей цели, но и весьма нагляден. Я же знала, что мне придется рассказывать о нашей беседе и своих наблюдениях Григорию Абрамовичу.
Итак, я выбрала метод, основанный на том, что скорость образного мышления намного выше логического. Если заставить человека отвечать быстро, не дав ему подумать, можно исследовать бессознательную реакцию его психики на заданные исследователем образы и по полученным ответам составить представление о состоянии этой психики… Очень, конечно схематично, но в целом верно.
– Вы любите играть, Алеша? – спросила я, учтя, конечно, и его смущение, и настороженный испуг после первых моих фраз.
Он кивнул головой. Он не мог преодолеть страха передо мной. Страх перед женщиной не говорит абсолютно ничего о состоянии психики человека, он присущ любому мужчине, вся разница только в степени его проявления… Очень мало мужчин, которым удается этот страх осознать и преодолеть… Если я хочу добиться чего-либо от него, я должна помочь ему преодолеть этот страх.
«Ну что ты, маленький, я же совсем не страшная, – подумала я. – Я хорошая, добрая…»
Вслух этого говорить было ни в коем случае нельзя, можно было его этим так оттолкнуть, что он ни шагу навстречу уже не смог бы сделать. Но испытать соответствующее этим словам чувство я должна была сама, чувства часто передаются мысленно и особенно восприимчивы к ним люди с неуравновешенной психикой…
Я осторожно положила свою ладонь на его колено, и он торопливо накрыл ее своими узкими ладошками и ласково погладил…
«Ну вот, малыш, – мелькнуло у меня в голове, – ты уже и не боишься меня… Молодец!»
Он явно почувствовал мое одобрение и посмотрел на меня доверчиво… Краем глаза я заметила, что Кавээн сидит с круглыми от изумления глазами. Только бы не ляпнул ничего, а то сразу контакт нарушит…
– Давай играть, Алешенька, – сказала я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно спокойнее и доброжелательнее. – Будешь играть со мной?
Он согласно кивнул. Теперь я должна успеть предложить нужную именно мне игру; если он придумает что-то раньше меня, я вряд ли сумею выбить это из его головы. Я торопливо сказала:
– В слова, Леша. Это очень интересная игра… Я говорю слово, а ты называешь мне первое, что придет тебе на ум…
Пожалуй, я слишком торопливо это сказала. Контакт чуть было не прервался. Он что было сил вцепился мне в левую руку, сделав больно, но я понимала, что нельзя даже морщиться… Потому что смотрел он на меня испуганно и неуверенно…
– У тебя все получится. Обязательно получится. Ты очень интересный человек… Тебя все любят… Мне с тобой хорошо…
Приговаривая все это, я поглаживала его руки своей правой рукой, и постепенно его мертвая хватка начала ослабевать, а взгляд успокаиваться. Я, честно говоря, чувствовала себя преступницей…
Дело в том, что я применяла к человеку, явно страдающему патологической неуверенностью, метод психоэмоциональной имитации, рассчитанный в принципе на здорового человека. Который выйдет из контакта без душевной травмы, а как быть потом с этим Алексеем, я, честно говоря, не знала… Но отступать теперь было поздно, раз уж начала, нужно было продолжать…
– Это простая игра. И очень интересная. Я – слово… Ты – слово. Потом снова: я – слово, ты – слово…
Он окончательно расслабился.
– Цветок, – сказала я.
– Венок… – ответил он, правда, пока не очень уверенно.
– Пчела, – продолжала я без остановки, чтобы не дать ему времени подумать.
– Укус… – ответил он уже гораздо быстрее и чуть увереннее.
«Ага! – подумала я. – Получается»
И мы начали обмениваться с ним словами в быстром темпе.
– Мед.
– Пчела…
«Интересная цепочка получается, – успевала я еще и подумать между своими вопросами. – А попробуем с другого конца…»
– Укус.
– Собака…
– Собака.
Он испуганно посмотрел на меня и отрицательно замотал головой. Я поспешно погладила его по руке и сказала успокаивающе:
– Не отвечай! Это совсем не обязательно. Если тебе не нравится слово, которое возникает в твоей голове, можешь промолчать… Так все делают…
– Хорошо, – сказал он.
И мы продолжили.
– Весна.
– Цветок…
– Венок.
– Крест…
– Ограда.
– Мама… – сказал он и тихо заплакал.
Поглаживая его по руке, я подождала, когда он успокоится, и мы продолжили.
– Птица.
– Выстрел…
– Вода.
– Беда…
«Стоп! – сказала я сама себе. – Из этого ряда задавать слова не имеет смысла, он только что пережил сильнейший стресс, связанный с семантическими полями «воды», «поезда» и «несчастья». Они у него сейчас неизбежно взаимосвязаны, но это ни о чем не говорит. Это как раз реакция, типичная для нормального человека. Мне сейчас нужно работать с нейтральным материалом…»
