— Пусть пока и не знают. Там будет видно… Итак, рассказывай дальше.
— А дальше, как разговор повернулся на перстень, Эрикссон и сказал: «Наш покойный коллега, мсье Аржен, умел жить легко и комфортно. Перстень первой жены спокойно подарил второй». Тут, к сожалению, их разговор прервали, подошли другие врачи, все встали и отправились в клинику Гиршмана.
— Остальное я узнаю у самого Эрикссона, это не проблема. Ну что ж, Митя, спасибо. Иди, крутись дальше.
— Рад стараться! — Юноша весело щёлкнул каблуками. — Такая наша филёрская служба-с: всё видеть, слышать и замечать. Премию выпишите-с, ваше благородие?
— Не сомневайся! Куплю тебе твоих любимых орешков-кешью!
К больнице, где лежала горничная Варя, Викентий Павлович подъехал в коляске. По пути думал о перстне. Значит, у Аржена была первая жена… Что с ней стало? Не тянется ли к ней след от княгини Анненковой? Как это всё узнать? Для начала надо поговорить с Эрикссоном, и безотлагательно, не дожидаясь вечера. Следователь хорошо знал расписание дня врачей. В два часа пополудни их кормили обедом в ресторане «Люкс», недалеко от офтальмологической клиники. «Там и переговорю со шведом», — решил Петрусенко.
В отдельной палате, где по просьбе полиции содержали девушку, на табурете у её кровати сидел шофёр Александр Коринцев. Он бережно держал Варю за руку, что-то говорил, наклонившись к ней. Девушка полусидела, опираясь на подушки, была бледной, но улыбалась. Всё это Петрусенко успел охватить одним взглядом, открыв двери. В следующую секунду Коринцев оглянулся, выпрямился, но руку Вари не отпустил. Даже какой-то вызов появился в его взгляде.
Викентий Павлович был удивлён, но без труда это скрыл. Он поздоровался, попросил разрешения присесть. Только тогда Коринцев встал, уступил ему место, сам стал у изголовья кровати.
— Как ты себя чувствуешь, деточка?
— Спасибо, господин следователь, — девушка улыбнулась, быстро глянув на Коринцева. — Уже хорошо. Вот только… этот бандит… Почему он так?..
Её губы задрожали, дыхание стало неровным, и Коринцев тревожно посмотрел на следователя. Никто не знал того, что знал Петрусенко: Варю собирались убить. Результатом своего допроса Викентий Павлович поделился только с помощником Никоновым. Поэтому, слегка пожав плечами, он ответил:
— Это, милая, чистая случайность. Шла бы не ты, а другая женщина, он бы напал на неё. Этот бандит ещё и не совсем нормален. Но ты его больше никогда не увидишь, может только на суде, да и то, если сама захочешь. Так что постарайся забыть, избавиться от страха… Кстати, насчёт страхов! — Викентий Павлович сделал вид, словно только что вспомнил, к слову. — Я слышал от одной или двух горничных, твоих подруг, что ты почему-то побаивалась одного жильца гостиницы. Иностранца.
— Они вам рассказали? Зачем? И… он ведь умер…
— Да. — Викентий Павлович не сомневался, что женщины, приходившие навестить Варю, непременно рассказали ей об убийстве Аржена. Ещё бы, такую новость и удержать про себя — это невозможно! — Его убили, и полиция расследует это убийство. Вот потому-то мы и расспрашиваем всех обо всём, что связанно с этим человеком, мсье Арженом. И кто-то из девушек вспомнил твою боязнь. Вряд ли это важно, но всё-таки, Варенька, в чём тут причина?
Вообще-то, поначалу, Петрусенко хотел попросить шофёра удалиться, и разговаривать с Варей наедине. Во-первых, зачем постороннему знать некоторые детали дела? И потом: девушка могла себя свободнее чувствовать, откровеннее отвечать. Однако, понаблюдав эти первые несколько минут за Варей и Коринцевым, следователь изменил мнение. Варя постоянно ловила взгляд этого мужчины, словно ища поддержки. Скорее всего, именно в его присутствии она и чувствовала себя увереннее, спокойнее. Да и всё равно ведь, похоже, расскажет ему о сути разговора.
Варя смотрела на следователя большими глазами, смущённо и растерянно.
— Я не знаю, почему. Но мне и правда становилось не по себе, когда бедный мсье Аржен смотрел на меня. Сердце начинало колотиться.
— Он что, как-то особенно смотрел? Говорил что-то?
— Нет, разговаривал он со мной мало, всегда вежливо, спокойно. А смотрел… так пристально! Но… у него были два пальца на руке… изувечены. Мне было страшно их видеть!
Викентий Павлович вспомнил левую руку погибшего, деформированные средний и указательный пальцы. Он задумчиво посмотрел на девушку. Она, и без того бледная, стало как полотно, глаза испуганные.
— Но почему? — спросил Петрусенко.
— Я не знаю! — В голосе отчаяние и мольба. — Я и раньше думала: что тут такого? Настоящие уродства видела, и то не пугалась. А тут как гляну на эти пальцы — бежать хотелось!
Варя опять вскинула глаза, непроизвольно ища взгляда Коринцева. Защитника! Викентий Павлович тоже глянул на мужчину. У того была закушена нижняя губа, прищурены глаза и нахмурены брови. Быстро положив руку девушке на плечо, он тяжело перевёл дыхание, потом покачал головой.
— Господин Петрусенко, ей вредно волноваться…
— Да, — Викентий Павлович поднялся. — Наверное, это не важно. Просто какие-то фантазии, впечатления… Выздоравливайте, Варенька, и ничего не бойтесь!
Проходя по длинным больничным коридорам, спускаясь по лестницам, Петрусенко ощущал радостное возбуждение. Нет, не зря он приехал сюда и говорил с горничной! У девушки в прошлом была страшная история, которую она забыла. И если что-то вызывало у неё необъяснимый, бессознательный страх, то, скорее всего, он был связан с той историей. Срабатывала загнанная далеко вглубь память… пальцы на руке Аржена! Что-то подобное Варя видела. Когда-то, давно. То, что её пугало. Вряд ли это сам Аржен. Откуда? Француз… А впрочем, всё как-то странно вертится вокруг него! Главное, конечно, это само убийство, несомненно умышленное. Потом, перстень первой жены. Нет, о перстне рано забывать, надо дальше вести расследование. И пора уже поступить сведениям об иностранных врачах.
Сведения об иностранцах уже лежали на столе в кабинете Петрусенко. Он быстро просмотрел их. Ничего особенно интересного, всё подтверждалось. Об Аржене известно оказалось немного. Уроженец Лотарингии. Три с небольшим года работает в знаменитом парижском госпитале Неккера. Прибыл он туда с отличными рекомендациями из медицинской клиники Мюнхенского университета, начал работать хирургом, но вскоре стал специализироваться в глазной хирургии. Ко времени поездки на симпозиум, Жорж Аржен опубликовал ряд статей в научных медицинских журналах и был уже ведущим офтальмологом госпиталя.
Университетская клиника Мюнхена… Память Петрусенко сработала мгновенно. Серолог Цветов — он ведь стажировался именно в этой клинике, известной на всю Европу открытиями в серологии — исследовании крови. Цветов был в Мюнхене года три, сюда вернулся два года назад. Да, время, похоже, совпадает!
Викентий Павлович тут же направился на третий этаж управления. Там располагались картотеки: фотоизображения и описания преступников по методу Бертильона, и первые дактилоскопические карточки. Там же работала всего два года и гордость управления — судебно-медицинская лаборатория. В ней проводили свои исследования крови серологи, изучали яды токсикологи, был биолог, специализирующийся по почвам и пыли. Два патолога из этой же лаборатории в основном работали в первом городском морге — там была специально оборудованная для них лаборатория.
Петрусенко нашёл химика Цветова на месте. Это был ещё молодой, но уже лысеющий близорукий человек, отнюдь не «книжный червь», а остроумный и компанейский товарищ. Крепко пожав ему руку, следователь сразу приступил к делу.
— Аркадий, вы, я знаю, работали в Мюнхене три-четыре года тому. Там, в клинике, не помните ли вы доктора Жоржа Аржена, хирурга?
— Того самого, третьего дня убиенного в Гранд Отеле?
— Да, его.
— Имя мне совершенно незнакомо. Я бы вспомнил, ещё только прочитав в газете, память у меня отменная — и на имена, и на лица.
— А между тем, — Петрусенко недоумённо вскинул брови, — судя по документам, он работал в одно время и в одном месте с вами. Может быть, вы не всех докторов знали?
— От директора клиники до сестёр милосердия! — воскликнул энергично Цветов. — А уж хирургов тем более! Человека по имени Жорж Аржен среди них не было!
— По имени Жорж Аржен… — раздумчиво протянул Петрусенко. С минуту он смотрел, не отрываясь, на микроскоп и колбочки, расставленные на столе учёного, потом сказал решительно:
— Вот что, мой дорогой! Я вас отвлеку на полчаса от ваших открытий. Это очень важно. Давайте подъедем в морг, и вы посмотрите на Аржена. А вдруг, чем чёрт не шутит, вспомните его!
— Поехали. — Цветов был очень заинтересован. — Проверим мою память.
Полицейская пролётка мгновенно домчала их к моргу. По гулкому холодному коридору они прошли сначала в прозекторскую, а потом, в сопровождении судебного патолога, — в хорошо оборудованную холодильную комнату. Врач подвёл их к одному из холодильных шкафов, выдвинул носилки. Цветов некоторое время пристально смотрел в лицо мёртвого Аржена. Оно было восковым, строгим: опухоль и синева от удушья почти растворились.
