Профессор, кстати, всегда понимал это отлично, поэтому, вопреки мнению прочей ученой братии, отстоял тему моего диплома и сам курировал работу.
…Одно слово. Слово, которому в этой записке было абсолютно нечего делать. Если только… Если только… Есть!!!
Я подскочила и в возбуждении заходила по комнате. Все складывалось. Кусочки мозаики с негромкими щелчками становились на свои места, рисуя цельную картину, в которой не оставалось белых пятен.
Ну, кошка, погоди! Я, практически, ухватила тебя за шкирку. Осталась мелочь: выжить и победить.
Лариса телефон не взяла. Этого следовало ожидать. Собственно, я звонила ей лишь для очистки совести, решение было принято. И если бы она сказала «нет», я бы ответила: «сожалею». Так что это даже хорошо, что в последний раз она на меня так сильно обиделась. То, что я собиралась делать дальше, делать без согласия клиентки, выходило далеко за рамки профессиональной этики. И это могло обойтись мне очень дорого. Вплоть до запрета на практику.
Насколько сильно это меня волнует?
Глупый вопрос. Волнует, но… Переживу. В крайнем случае, займусь исследованиями в области психолингвистики. Напишу монографию. Которую прочтут лишь два рецензента… А оценят лет через десять после моей смерти.
Зато с Ларисой все будет в порядке. Она перестанет сходить с ума от страха. А то, что мне это будет стоить карьеры — что ж… «Тот не спасет свою душу, кто не погубит ее ради ближнего».
Выходя из дома воскресным вечером, я еще раз проверила себя. Сомнений не было. Была сладкая дрожь азарта во всем теле. Я переиграю тебя, сволочь!
До нужного дома такси домчало меня за 40 минут, и все это время я думала о чем угодно: о красном платье, которое почти готова, о Ларисиной машине, об Андрее, который, черт возьми, оказался отличным парнем, просто не моим — так часто бывает. Только не о себе, и не о том, чем мог закончиться этот вояж.
Сомневаешься — не делай. А делаешь — не сомневайся.
Коттедж карамельно светился сквозь тьму и был похож на декоративный фонарик среди сугробов. Бревенчатый, срубленный «в чашу», с большими панорамными окнами, в которых горел свет.
Меня ждут?
Кажется, так. Тропинка была расчищена.
К калитке подошел большой ключ. Тяжелая массивная дверь поддалась легко и я вступила во двор. Запорошенный поземкой, освещенный теплым электрическим светом, он был прекрасен. Пушистые елочки полукругом, площадка для барбекю, кованые качели. Зимняя сказка… Крыльцо оказалось даже выметенным. Что ж, если так вежливо приглашают — войдем. Второй ключ, как я и предположила, оказался от дома.
Прихожей не было. Дверь с улицы вела прямо в гостиную… Не слишком рационально с точки зрения теплосбережения. Но тут было не холодно. + 20 или чуть меньше. Пуховик я сняла.
Гостиная сияла. Кроме люстры тут было множество источников точечного освещения, неведомый мне хозяин позаботился включить все, что можно, чтобы не оставить тьме ни единого шанса и дать мне возможность рассмотреть все: огромный камин отделанный декоративным камнем, черный кожаный диван с кучей подушек, два кресла. Торшер с квадратным абажуром. На стене висело колесо от старинной прялки, а в углу дивана примостился огромный плюшевый медведь.
На столике я увидела высокую вазу с одинокой розой на длинном стебле. Цветок был настолько густо-красным, что казался почти черным. Рядом на серебряном подносе бокал с такой же густой темной жидкостью, судя по запаху — вином. Очень романтично.
Вот только одно напрягало — за кого он меня держит? Он что, всерьез рассчитывал, что в незнакомом месте я вот так спокойно возьму и выпью неизвестную жидкость? Так я, вроде, давно вышла из возраста, когда все подряд в рот тянут.
Вино я на всякий случай выплеснула в камин. Конечно, может, в бокале ничего и не было. А может, было, и у моего гостеприимного маньяка такого добра еще навалом. Но любых сложностей, которых можно избежать — нужно избегать.
Что дальше? Осмотреть дом?
Прямо из гостиной на верх вела широкая лестница, тоже освещенная по всей длине и электрическими лампами, и светодиодной лентой. К чему вся эта избыточная иллюминация, я пока не сообразила.
Толкнув помпезную дубовую дверь, я оказалась в спальне, отделанной в коричневых тонах.
Все пространство пола было покрыто пушистым песочным ковром. Я немедленно сбросила сапоги и с наслаждением погрузила ноги в длинный мягкий ворс. Стены отделаны бамбуком. Многоуровневый потолок со встроенными светильниками. Шкаф-купе… Никогда, ни разу в жизни не видела круглой кровати — однако она была именно круглой и даже на вид мягкой. Уголок золотистого покрывала был приглашающее откинут.
Даже так? А это не слишком откровенно?
Не слишком! Я прошла немного вперед и поняла, что спальня скрывала секрет: панель над кроватью вовсе не была черной. В ее глубине скрывалась картина, но разглядеть ее можно было лишь с определенной точки. Видимо, с той, где я стояла…
Я видела много откровенных фотографий. Чаще всего они рождали желание похихикать. Иногда — пожалеть моделей: так стараются, а результата ноль.
Но здесь было другое. Никаких деталей — лишь темный силуэт на фоне окна. Обнаженная пара. Мужчина прижимает женщину к стене — властно, жестко. Длинные стройные ноги сцеплены за его спиной в замок, руки упираются в грудь то ли лаская, то ли пытаясь оттолкнуть… второе вероятнее. Она откинула голову в пустой попытке ускользнуть от поцелуя, который ей нежеланен… но это не прелюдия. Древний танец любви в самом разгаре и до кульминации осталось совсем немного. Женщина пытается оттолкнуть, уйти — теперь я видела это совершенно отчетливо — но тело предает ее и, подчиняясь властным и жестким движениям мужчины, сдается. Отдает себя полностью… подчиняется, раскрывается… сейчас взлетит…
Я невольно прикусила губу. Черт! Это действовало, еще как!
Но что дальше?
Что он хочет?
Я не сделаю больше ни шагу, потому что… потому что…
И вдруг свет погас. Сразу и весь, словно выбило автомат. Дом погрузился в чернильную тьму, совершенно непроницаемую после сумасшедшего яркого света, заливавшего здесь каждый сантиметр. Не только спальня — первый этаж и даже двор — все погасло.
Я стояла, полностью дезориентированная, не представляя, где окно, где дверь, где выход.
Тишина…
Когда мне на плечи опустились крепкие ладони и мягко сжали, я даже не вздрогнула.
Глава 9
Соседний город. 11.43
Обычно почту он смотрел два раза в день, утром и вечером, но в этот раз из-за срочной работы припозднился и до ящика добрался лишь к полудню. Письмо увидел сразу. Но, открыв, обнаружил, что оно исключительно деловое, и решил, что дело еще пару часов терпит.
Обстоятельства порой складываются не в пользу «светлых сил».
Руки скользнули по плечам, опустились вниз, по-хозяйски легли на грудь и пока несильно сжали.
— Кто ты? — спросила я. Вежливое «вы» в такой обстановке как-то не ложилось на язык.
Темнота молчала, а руки спустились еще ниже, легли на бедра и притиснули меня к телу. Большому. Теплому. Полуодетому. Точнее, на незнакомце были джинсы.
Мое невинное желание получить хоть какую-то информацию он истолковал как-то неправильно. Одна ладонь вернулась на грудь и принялась энергично мять так, словно месила глину, а вторая немедленно вздернула юбку, легла на живот, легонько потерла большим пальцем вокруг пупка и потянулась ниже.
— Может быть, сначала познакомимся? — сделала я еще одну попытку.
Черта лысого. Вместо голоса появились губы: проложили быструю дорожку поцелуев по шее и, захватив мочку уха, принялись энергично посасывать. Рука опустилась между ног и принялась быстро постукивать и поглаживать, заставляя меня поднять ногу. Одновременно ночной гость (или, скорее, хозяин) прижал меня к себе еще плотнее и потерся бедрами.
