всей округе ищеек, придали мне безрассудства и отчаянной смелости. Риск попасться очень велик, не понимать этого просто невозможно. Но непреодолимое желание доказать всем, что их жизнь, комфортная и спокойная, – ничто, если кто-то ловкий, неглупый – кто-то вроде меня – посчитает ее таковой, притупляло чувство опасности.
С одной стороны, мне хотелось всем показать, что на самом деле они из себя представляют. И с другой – что представляю из себя я.
Но что, собственно, я из себя представляю? Вопрос философский. Раньше как-то не приходилось задумываться над этим. Жизнь шла своим чередом, спокойно и в основном распланировано до мелочей. Один день сменялся следующим, одно событие – чередой других; и все было направлено на то, чтобы взять от моих – что уж там, не будем скромничать, – девчонок все, что они могли дать мне: части своих хорошеньких тел. Это, естественно, на первом месте. И еще, как пряную добавку, немного приятного общения вроде задушевной беседы кобры с птицей или грызуном и ощущения того, что мир устроен так, что человек в нем занимает ровно то место, которое кем-то ему отведено свыше, как говорила иногда моя мать. В чем-то, кстати, она права.
Беспощадность и предрешенность жизни заключается в том, что эта самая жизнь подобна причудливому водному аттракциону в виде спирали, какие бывают в аквапарках. Сев в удобный желоб и оттолкнувшись, ты уже никак не можешь изменить траекторию движения или выбраться, остается только расслабиться и мчать по определенной линии, плавно, но стремительно входя во все новые и новые изгибы и извивы, приближаясь к тому самому, последнему, который неизбежно приведет в спокойный голубой бассейн, коим головокружительная гонка и заканчивается. Так же и жизнь: вначале человек выбирает сам, в какой желоб сесть, как поудобней устроиться, как оттолкнуться. А потом уж нет выбора, не на кого пенять. Сиди только, наслаждайся или, наоборот, мучайся. Кто-то и шею свернет, но мало таких. Кто-то отделается синяками да досадой. Или обидой на всех и вся за огромную несправедливость. Большинство же, счастливчики, очень даже неплохо проходят все взлеты и падения, даже получают удовольствие от пережитого приключения.
Так вот и я. Место мое давно выбрано, маршрут – тоже. Уже никуда не могу отклониться, несясь к очередному безумному витку. И любое решение, принятое мной, уже ничего не изменит, так как оно – не новый путь, а всего лишь очередной поворот той же кем-то кропотливо просчитанной траектории. Оно лишь может облегчить и обезопасить дальнейшее движение. А может не сделать и этого. Остается лишь ждать, чем все это безумие, мною же и выбранное, завершится. И гадать, чем бы оно стало, выбери я иной путь.
Но не будем философствовать. Ибо это удел лентяев и слабаков. Я себя к таковым не отношу. Действие – вот моя суть.
Из колонок, включенных на полную громкость, рвется оглушительный рок. Беседка, расположенная за густо разросшимися кустами малины, тускло освещена подвешенным под потолком миниатюрным фонариком, свет которого растворяется в ароматном голубом дыму: прямо в беседке громоздится раскаленный, заложенный шампурами мангал. Похоже, парочка, развлекающаяся здесь, совсем не задумывается об элементарной безопасности. Это хороший знак. Для меня, разумеется. На скамейке сидит девушка, болтая обутой в кеду ножкой в такт музыке. Маленькая такая брюнетка с размалеванной почти до неузнаваемости мордашкой. Еще бы, рокерша. Зовут ее Олеся. А вот о парне я знаю мало, это минус. Но не стоит наделять его никакими мифическими качествами – обычный среднестатистический ботаник в толстых очках, потрепанных джинсах да еще и изрядно подвыпивший. Наверняка общается с Олеськой потому, что оба – изгои в своем окружении. Она из-за крайне скверного характера и нестандартных увлечений, а он… Наверное, просто потому, что не особо умеет себя выразить. Не знаю. Да и какая разница. Словом, не очень приятная пара. Но в сложившихся обстоятельствах самый подходящий для меня вариант. Волосы, правда, у девчонки едва доходят до плеч и попорчены дешевой краской. Но на безрыбье и рак рыба. И еще – увлекательные маленькие сложности, которые добавят делу особый и новый для меня привкус.
В куст малины с голой нижней веткой, чтобы проще было запомнить место, убираю хорошо наточенный топор и, нацепив на лицо самую милую из своих улыбок, пересекаю порожек беседки.
– Как же у вас тут здорово! – стараясь перекричать Раммштайн, обращаюсь к мутным взглядам ребят. Олеська улыбается, узнав меня. Мы с ней учились года три в одном классе, потом ее на год перевели на домашнее обучение из-за травмы.
– А ты тут чего? – орет она, неопределенно жестикулируя. Замечаю длинные, накрашенные черным лаком ногти, радуюсь. Такого экземпляра у меня пока нет. Отвечаю, подсев к ней на скамейку, чтобы не надорвать голос:
– Да отдыхаю. Скукота. А тут у тебя беседка прямо пляшет. Дай, думаю, загляну.
– Во даешь! – Девушка визгливо хохочет. Ее дружок, до которого смысл моих слов вряд ли вообще дошел, тупо улыбается за компанию. Встает с корточек и чуть не заваливается набок. Я отбрасываю последние сомнения насчет его, мешать он точно не сможет. Хотя спиртное и страх иногда творят с людьми чудеса. На такой случай у меня есть решение – это время. То, что для меня является катализатором, станет для парня конечной точкой. Как фатально.
Олеся – другое дело: пьяная, с заплетающимся языком, но движения вполне скоординированы. Вот она подходит к мангалу, переворачивает шампуры. С одного на угли падает крупное колечко лука, шипит. Мои ноздри ловят приятный сладковатый запах. Возникает заманчивая мысль отсрочить задуманное минут на двадцать и полакомиться шашлыком. Не пропадать же добру. Тогда, правда, останутся мои отпечатки на шампуре, но ведь можно будет бросить железяку в угли или стереть одеждой. Но здравый смысл тихим шепотом советует не глупить и не рисковать. Я, как обычно, подчиняюсь.
Из колонок хрипит низкий, больше похожий на рык сжимающей в зубах палку собаки, голос. Олеся подпевает (и как только разбирает в этой какофонии слова?). Ее безымянный дружок все так же улыбается, потягивая из почти пустой бутылки «Балтику». Незаметно смотрю на часы. Половина первого ночи. Станет ли кто-нибудь недовольный шумом или просто особо любопытный подходить к беседке? Зная местных, могу предположить, что вряд ли. Многие хозяева ближних участков на ночь уезжают. Те же, что остаются, вроде бы люди не нервные. А вот полицейские могут и заинтересоваться шумихой, вызванной музыкой. Или это во мне подал голос страх?
Подхожу к Олесе, помогаю ей крутить шампуры.
– А ты че через рукав-то? – морщит девушка
