– Моя сестра, – ответил Сарацин, пытаясь не показать своего изумления.
– Когда ей было двенадцать, она выиграла конкурс в написании эссе. По какому предмету?
– По английскому… В понимании английского языка.
«С кем, черт возьми, этот тип говорил? С нашей матерью? – наверное, думал аль-Нассури. – Откуда ему известны такие подробности?»
– В каком госпитале вам извлекали шрапнель из позвоночника?
– В одной из больниц в секторе Газа.
Я летал по всему миру, перепрыгивая через десятилетия.
– Занималась ли ваша сестра дайвингом?
– Отец научил ее в детстве.
Все правильно: ведь их родитель работал в Институте биологии Красного моря.
– Сколько вертолетов «хайнд» вы сбили?
Я проверил микрофон мобильника, отчаянно надеясь, что Брэдли записывает сказанное Сарацином: в моем состоянии полагаться на память не следовало.
Сарацин был изумлен: вот уже и до Афганистана дело дошло!
– Три, по другим сведениям – четыре.
Я видел на его лице вопрос: кто этот человек?
– Где вы купили свидетельство о смерти, когда закончилась война с Советами?
– В пакистанском городе Кветта.
– У кого?
– Откуда мне знать? Это было на базаре.
– Кто помог вам сделать документы на новое имя? – Я пристально смотрел на него.
– Мохаммед Абдул-хан.
Этот ответ прозвучал чуть-чуть тише всех других, и я расценил его как предательство. Уже хорошо.
– Говорите громче. Адрес дома, где вы в детстве жили в Джидде?
– Сами знаете. Вы же видели этот дом на фото.
– Да, я там был и сделал этот снимок. Где вы базировались во время войны в Афганистане?
– На Гиндукуше. Деревня называется…
Я не дал ему договорить: пусть думает, что ответ мне уже известен. Главное сейчас – ураганный темп вопросов.
– Гражданином какого государства вы стали по новому паспорту?
– Ливана.
Вот и первая удача: зная это, мы сможем отследить его перемещения, если возникнет такая необходимость. Вокруг нашего «призрака» возникали стены.
Брэдли, сидевший на кухне в бодрумском доме, плотно прижимал телефон к уху, чтобы все расслышать. На столе перед ним лежал лист бумаги, где он лихорадочно делал записи, стараясь угнаться за мной.
Позже Бен скажет, что, услышав, как звучал мой голос, он сразу сообразил: я нахожусь между жизнью и смертью.
Я действительно чувствовал себя на редкость скверно. Мечтал о пригоршне воды, вылитой на лицо, – о чем угодно, способном ослабить боль и унять охвативший меня жар. Но надо было продолжать допрос во что бы то ни стало.
– Кто такой Саид бен-Абдулла бен-Мабрук аль-Биши?
– Государственный палач.
– В какой стране?
– В Саудовской Аравии.
– Откуда вы его знаете?
Сарацин ответил не сразу, и я понял, что эта рана до сих пор не зажила.
– Он казнил моего отца.
– Следует отвечать быстрее, – предупредил я. – Ваша дата рождения?
Не успел он договорить, как я задал следующий вопрос:
– Какая у вас группа крови?
И вновь не дослушал его ответ, сменив тему. Мне надо было выбить у него почву из-под ног.
– Как переводится термин «Amphiprion ocellaris»?
– Рыба-клоун.
– Где вы получили диплом врача?
– В Бейрутском университете.
– Кто оплачивал обучение?
– Стипендия была выделена Государственным департаментом США.
Я никак не прореагировал, но взял это на заметку.
– Какую мечеть вы посещали в юности в Бахрейне?
Названия я не помнил, но вроде бы Сарацин ответил правильно.
– С какой радикальной группой она была связана?
– «Братья-мусульмане».
– Название последнего медицинского учреждения, в котором вы работали?
– Городская больница Эль-Мины.
Вторая удача: в каждой больнице хранятся сведения о нанятых работниках. Значит, можно будет узнать, на какое имя был выписан его ливанский паспорт.
– Кто был там главным врачом? Когда вы поступили туда на работу? Год и месяц?
Сарацину не оставалось ничего иного, как отвечать. Темп допроса был просто головокружительным, но это дорого мне стоило. Силы мои, и без того скудные, стремительно таяли. Я знал, что боль в затылке – симптом лихорадки: инфекция, попавшая через открытые раны, постепенно распространялась по всему организму.
«Быстрее, – говорил я себе, – еще быстрее».
– Имя матери вашего сына?
– Амина.
– Эбади?
– Да, – ответил он, потрясенный, что я знаю даже это.
– Сколько других имен вы использовали?
– Четыре.
– Как связана «Бригада мучеников Аль-Акса» с сиротским приютом, куда попал ваш сын?
– Они его финансировали.
– Как погибла ваша жена?
– От ракеты, выпущенной сионистами.
С какой горечью он это сказал!
– Как звали сына Николаидиса, погибшего на Санторини?
– А это еще зачем?! – выкрикнул Сарацин в полном замешательстве и отчаянии. – Мы что, о греках с вами разговариваем?
Он не имел ни малейшего представления о том, чего я от него хочу добиться, и это придавало мне силы. Я стремился использовать малейшую подробность своего эпического путешествия, каждую ниточку, каждый стежок. Ничто не должно было пропасть даром.
– Его имя? – потребовал я.
Сарацин попытался вспомнить, возможно, он не был даже вполне уверен, что ему говорили об этом.
– Не помню… Не могу… – Он был на грани паники. – Кажется, Кристофер. Нет…
– Кристос, – сказал я.
– Где вы жили до того, как прибыли в Бодрум?
– В Германии.
Я прикинул, что, пожалуй, он не врет. Это место должно было находиться где-то поблизости.
– Как долго вы там жили?
– Два месяца.
– На какой улице находилась мечеть, которую вы посещали?
– Вильгельмштрассе.
– В каком городе?
– Карлсруэ.
– Как звали трех иностранцев, убитых вами на Гиндукуше?
– Я… не помню.
– Хотя бы имена. Как они обращались друг к другу?
– Янника…
Я не стал ждать, потому что сам их не помнил.
– Вы использовали форум в Интернете для связи со своей сестрой?
– Да.
– Рыба-клоун – это что?
– Мой ник, сетевой псевдоним.
– Чем заболел ваш сын, когда вы были на Гиндукуше?
Он удивленно воззрился на меня. Откуда, черт возьми, я узнал о болезни его сына?
– Инфлю… – Сарацин попытался испытать меня, но я невозмутимо смотрел на него, и саудовец отказался от этого. – Менингококковым менингитом.
– Слишком медленно. И не прибегайте больше к таким уверткам. Название самого большого отеля в Карлсруэ?
Я даже не слышал об этом городе, но мне нужен был для верности какой-то факт, подтверждающий, что речь идет именно о нем. Я чувствовал, что жар усиливается.
– «Дойче кёниг», – сказал он.
– Вы там работали?
– В отеле?
– Нет, в Карлсруэ.
– Работал.
– Где?
– В компании «Чирон».
Мне ничего не говорило это название, я даже не был уверен, что правильно его расслышал.
– Полное название компании?
– Она американская, это ее филиал…
– Полное название!
Сарацин обливался путом, возможно пытаясь вспомнить вывеску на фасаде здания. Но, увы, все было тщетно. Я взял телефон, делая вид, что собираюсь звонить Бену. Сарацин понял, что сыну грозит опасность, и в отчаянии выкрикнул:
– ООО «Чирон кемикалз фарма-фабрик».
– Название мечети, которую вы посещали в детстве?
Меня, конечно, не интересовало это, но я заметил, что мускулы на лице Сарацина чуть-чуть расслабились. Я понимал, что фармацевтический завод в Карлсруэ – чрезвычайно важный фактор.
– Ваш адрес в Эль-Мине, когда вы там работали?
Сарацин еле сдерживался, но все же сказал название улицы и номер дома. Не успел он закончить, как я нанес новый удар:
– Имена трех человек, которые могли бы подтвердить это?
Он назвал и их, но Эль-Мина больше меня не волновала, хотя я и догадался, что именно там саудовец синтезировал вирус.
– Какую должность вы занимали в «Чироне»?
– Экспедитор.
– Как звали вашего начальника?
– Сердар.
– В какую смену вы работали?
– В ночную.
– Основная продукция фирмы «Чирон»?
– Фармакологические препараты. Лекарства.
– Какого рода препараты?
– Вакцины.
Я играл с ним по-крупному: возможно, никогда в моей жизни ставки не были так высоки, но ясно же, что дипломированный врач не стал бы работать в отделе отгрузки готовой продукции фармакологической компании, если бы не имел особого интереса.
