— Лев!
Богданов сидел спиной к Горячеву со стороны переднего пассажирского сидения. Виднелась открытая дверь «крузака», рассыпанные на водительском месте таблетки, бутылка с водой и давно мертвый мобильный телефон. Лев не среагировал на зов, даже не вздрогнул. Со спины казалось, что он просто задремал, утомившись от бесконечных невзгод. Антон выдохнул, ощущая, как леденеют нервы. Он метнулся, оббежал машину, а там сразу же нашел ладонями голову Богданова, на себя поднял его лицо, чтобы увидеть…
— Лев…
Богданов медленно нашарил в пространстве лицо беспокоящего его человека. Губы были немы и обескровленно-бледны. Лев улыбнулся, сначала попытался увернуться, но не смог и сдался, полностью уложив голову в Антоновы ладони. Тот едва унимал дрожь в руках, осознав главное: «Жив».
— Мы так боялись, Лев… Боялись, что не найдем… — шептал Горячев, стараясь не моргать: глаза затуманились от слез. Он исступленно гладил Богданова по волосам, по холодному в сравнении с руками лбу, по непривычно сухой коже. Потом, шумно вздохнув и проглотив комок в горле, Антон собрался и еще раз заглянул в лицо Льва, бегло осмотрел тело — нет ли ран. Не было. — Как ты?.. Оказался тут… — Антон зашарил взглядом по салону — еще раз остановился на бутылке с водой, а там зацепил и приборную панель — уровень топлива был почти на нуле. — У тебя там, сзади… Тебе нужно попить. Сейчас подъедут Лена с Настей и вернем тебя домой…
Сзади подошел Леха, зашуршав ботинками по серой смеси песка и щебня под ногами. Из его груди со вздохом вырвалось тихое «слава богу». Богданов сморщился, закачал исступленно головой.
— Я сам. Я посижу и… я сам, — выволок слова Лев, но давались они ему трудно. Так трудно, что все оставшиеся силы покидали Богданова быстрее. Теперь он не говорил — шептал: — Я все потерял. Прости меня… Больше нечего дать.
— Перестань, Лев… Не говори ерунды, — замотал головой Антон и взял его за руки, чтобы согреть и успокоить. — Мне нужен только ты — чтобы с тобой все было в порядке, чтобы я знал об этом. Так что ничего ты не посидишь. Мы тебя поставим на ноги…
Наконец минуты закапали медленнее. Горячев ощутил это так, словно кто-то завернул кран после страшной протечки — и вот время почти совсем остановилось. Он, продолжая уговаривать Льва словами и прикосновениями, даже не сразу понял, что визгом тормозов заявили о своем появлении девушки, лихо припарковавшись рядом. Елена выросла передо Львом сразу в позе командира, окинула цепким взглядом картину и, облегченно выдохнув, начала отчитывать:
— Лев, блядь, вот все в твоей жизни через жопу. И я удивлена, что родился ты не этим местом! Тебе, придурку, сколько раз говорили не пить их так, не пить их столько, не пить их, они же снижают давление, — Богданова достала из сумочки еще одну бутылку воды и засунула брату в руки с твердым приказом «пей еще» и угрозой — «а то блевать заставлю».
Богданов, пошатываясь даже в сидячем положении и с опорой, покорно опустошал бутылку. А Антон, поджав губы, думал, что готов был сказать ему все то же самое. Но не сейчас. Сейчас он наблюдал за тем, как Настя, непривычно взвинченная, дергает за плечи каждого, чтобы разделить болезненное счастье за сохраненную человеческую жизнь; как Леха тяжело дышит и боится сказать что-то в страхе спугнуть повернувшуюся к ним лицом удачу.
— В следующий раз, когда ты решишь покинуть страну своим ходом, я догоню тебя и откручу голову. Сегодня не буду, а то ты в таком состоянии даже не почувствуешь ничерта, — грозилась Елена. Она спросила, сколько таблеток Богданов выпил. Убедилась, что у него нет передозировки, и сказала, что завтра он точно оклемается. Теперь его надо было довести до дома, уложить спать и хорошо накормить утром. — Ну, куда везем?
— Ко мне, — твердо ответил Антон и поднялся, а за собой потянул и Льва. На ногах тот фактически не стоял, так что на помощь сразу пришел Котков — вдвоем они под руки дотащили напившегося лекарств Богданова до машины. Устроили на заднем сидении. Горячев тут же сел рядом.
— Надо будет, чтобы ты поднялся с нами, Лех, — качал он головой. — Я его до квартиры один не унесу.
Краем уха Антон услышал, как переговаривались Настя с Еленой. Хакерша, нервно закручивая дреды на кулак, с глухой злостью выплескивала пережитый стресс. Ругалась: мол, если у Богданова арестовали все имущество, то почему не арестовали машину? Почему его не остановили на дороге? Тогда ведь и искать бы не пришлось. Оказалось, что боком тут вышла семейная предусмотрительность — «крузак», как и корпоративный коттедж до недавнего времени, находился в собственности Елены.
Дорога была спокойная. Застывшая. Может быть, оттого, что, въехав в город, пришлось попасть в утреннюю пробку. Может, оттого, что Антону одного взгляда на Льва хватало, чтобы снова сжалось сердце. Весь обратный путь тот оставался неподвижным, словно восковым. Горячев уложил его голову к себе на плечо и крепко обнимал, молчаливо крича о своей любви непрерывным поцелуем в макушку, безответной игрой с нежными длинными пальцами.
С Богдановой и Настей они разминулись в центре. Антон обещал отчитываться о каждом изменении, каждом шаге, а первые из них — от машины до двери, от двери до лифта, от лифта до порога — давались нелегко. Перед друзьями Горячев рассыпался в благодарностях; перед Котковым — лично, перед остальными — как сумел. И когда они с Богдановым остались наедине, Антон выдохнул окончательно.
Сложно было ощущать себя в безопасности после того, что натворил Валентин Багратионов, однако стены собственного дома в эту минуту напоминали Антону нерушимую крепость. Елена оставила единственную инструкцию: не переживать и просто уложить Богданова отдыхать, чем Горячев и занялся. Совсем скоро Лев оказался в постели, под теплым одеялом и теплым боком. Богданов будто отключился. Погас внутри огонь, а вместе с ним — и личность. Лев безэмоционально смотрел в потолок, медленно сглатывая, — глотку цепкой хваткой сжали чувства.
— Я тебя люблю… — шепнул Антон, толкнувшись носом в висок. Он бережно гладил Льва по плечам и животу, пытаясь согреть, стереть замершее под налетом слабости напряжение раньше, чем оно прорвется наружу. Конечно, Горячев понимал, что не сможет. Сейчас, когда новый день нависал над их убежищем холодной неизвестностью, он не знал, что делать. Знал только, что должен оставаться рядом. Что они оба должны отдохнуть, прежде чем что-то решать. — Лев… Смотри на меня, м?
Горячев пропустил одну свою руку под голову Богданова, чтобы приподнять ее, и обратил его лицо к себе. Лев поморщился, пытался было отвернуться, но вместо этого просто обнял Антона, убирая из-под себя его руку, жадно стискивая в захвате. Горячеву стало понятно, что Лев прячется. Прячется в том числе и от него.
Проснулся Антон под монотонный бубнеж, который доносился с кухни. Часы отрешенно показывали самый разгар дня, будильники безапелляционно молчали, ролл-шторы плотно закрывали помещение от солнечного взгляда. Богданова рядом не было. Горячев засопел и перевернулся на спину. Голова ужасно гудела, тело после безумной ночи ныло — действительность никак не хотела складываться в привычную приятную картину, как часто бывает после увиденного жуткого кошмара и тогда, когда нарушается сам ритм жизни. Антон чувствовал себя ужасно помятым и больным, но, отсчитав мысленно пятнадцать секунд, подскочил с готовностью солдата, несущего срочную службу, натянул нашедшиеся под рукой шорты и заспешил на звук.
Богданов нашелся в окружении смятых бумажных листов и двух кружек с горячим кофе. Лев злился — разговор по телефону, который он вел, шел явно по неверному руслу.
— Да, но… Я понял. Всего доброго, — хлестко ответил Богданов и сбросил звонок, агрессивно вбившись пальцем в дисплей. Еще один безопасный снаряд полетел в сторону двери, прямо под ноги к Горячеву. Тот поднял смятый ком и развернул. На листке были написаны имена и телефоны, отработанные контакты щедро зачеркивались.
