Народ потянулся из кабинета. Лица у всех были унылые. Еще бы: если раньше зарплату не платили вовремя без всяких предупреждений и при этом задерживали месяца на полтора, то если уж предупредили, значит, точно не меньше чем на три месяца задержат. Вот радость-то!
Когда в кабинете не осталось никого, кроме Насти, Гордеев снял очки и с хрустом потянулся.
- Ты чего с похоронным видом сидишь? - спросил он весело. - Случилось что-нибудь?
Настя молча кивнула.
- Дома? - веселье тут же исчезло с его круглого лица. - С родителями?
- Нет, дома все в порядке. Виктор Алексеевич, я вчера разговаривала с Заточным.
- И что сказал Заточный? Что завтра настанет конец света?
- Для меня - да.
- Ах вот оно что, - протянул Гордеев. - Сдал, значит, меня Иван.
- Он не сдал, а просто предупредил меня. Виктор Алексеевич, неужели это правда?
- Ну, деточка, еще ничего не известно. Ты же знаешь, как в нашей системе бывает. Отменяются даже подписанные накануне приказы, а уж неподписанные... Вспомни, у нас даже был министр, который руководил министерством ровно один день. Назначили, а через день сняли. Так что не паникуй раньше времени.
- Не утешайте меня, Виктор Алексеевич. Если все дело в генеральском звании, то вы все равно уйдете. Не на эту должность, так на другую. Главное, есть мнение министерства по этому поводу, а раз оно есть, то вас все равно куда-нибудь назначат.
- И что теперь, будешь устраивать всемирную скорбь? Настасья, ты уже большая девочка и должна понимать...
- Да я понимаю, - перебила его Настя. - Я все понимаю. Но все равно не хочется, чтобы так было. Мы вас любим. Мы к вам привыкли. Понимаете, мы привыкли работать так, как вы нас учили, как требовали. А теперь придет кто-то другой, придется под него подлаживаться.
- А вы проявите здоровый коллективизм, - пошутил Гордеев. - Встаньте дружной стеной и заставьте его подлаживаться под тот стиль работы, к какому вы привыкли. Вас-то много, а он один. Да и Жерехов останется, он вас в обиду не даст.
Павел Васильевич Жерехов много лет был верным и надежным заместителем Гордеева. Вот если бы его поставили руководить отделом вместо Колобка, еще можно было бы вытерпеть.
- А нет шансов, что его назначат вместо вас? - с надеждой спросила Настя.
- Никаких, - тут же ответил полковник. - Замов довольно часто назначают из числа сотрудников, но начальников стараются ставить пришлых. Практика такая.
- А вдруг Павел Васильевич тоже уйдет? Может быть, новый начальник захочет взять своего зама.
- И это часто бывает, - согласился Гордеев. - Пойми, Настасья, мы с тобой ведем бессмысленный разговор, гадая на кофейной гуще. Я надеюсь, ты не поставила перед собой задачу уговорить меня остаться?
- Это бесполезно, правда?
- Правда. Мне не хочется оставлять эту работу и эту должность, и мне не хочется оставлять вас. Но есть и другие соображения. Я - мужчина. И я хочу стать генералом. И не считаю, что это стыдно и нуждается в оправданиях. Я поставил отдел на ноги, подобрал хороших ребят и научил вас работать. Дальше вы можете существовать без меня. Вы уже не маленькие. Будут приходить новые сотрудники - вы их обучите. Я в вас верю, после моего ухода вы не разбежитесь из отдела, как крысы с корабля. И потом, есть еще одно обстоятельство.
- Какое?
- Не следовало бы мне говорить тебе об этом, но ты человек надежный, болтать не будешь. Короче, мое место уже кому-то обещано. То есть я точно знаю кому. И мне ясно дали понять, что если мне не удастся уйти на повышение, то меня просто-напросто выпрут пинком под зад на пенсию. Возраст подошел. Так что сама видишь. Плачь - не плачь, гадай - не гадай, а результат один. Нам предстоит расстаться. Прими это как неизбежность и начни потихоньку привыкать.
- И... как скоро?
- В течение месяца, я думаю. Может, чуть больше. Все, Стасенька, хватит об этом. Я еще не ушел. А когда уйду - это не будет означать, что я для вас умер. Так что кончай лить слезы, иди работай.
Настя вернулась к себе. На душе у нее было муторно. И хотя она понимала, что рано или поздно это все равно должно было случиться, потому что Гордеев не может работать вечно, легче от этого не становилось.
Над Петербургом повисла сырая серая мгла. Зима никак не могла прорваться сквозь тяжелый теплый туман и давала о себе знать только резкими порывами ледяного ветра. Собираясь утром на работу, Татьяна мучительно соображала, как одеться, чтобы не замерзнуть на улице и не умереть от жары в метро.
- Надевай шубу, - настаивала Ирочка, которая всегда боялась, что Татьяна простудится и заболеет.
- С ума сошла! - отмахивалась Таня. - На улице плюс два, какая может быть шуба.
- Но ветер же холодный, у тебя пальто насквозь продувается.
Это было правдой. Крупная полная Татьяна носила свободные плащи и пальто, которые скрадывали, конечно, недостатки фигуры, но зато легко отдавали тепло при каждом порыве ветра. В выходные дни проблема решалась куда проще - брюки и теплая куртка. Но на работу в таком виде не пойдешь. Беда была еще и в том, что на службе Татьяна ходила исключительно в костюмах и блузках, а под костюмный пиджак свитер не наденешь. Придется идти в пальто с риском замерзнуть, но это все-таки лучше, чем париться в шубе.
Закрывая за Татьяной дверь, Ира дежурно спросила:
- А что с переводом? Ты не передумала?
- Я - нет. Но ты не вешай нос, мое начальство изо всех сил сует мне палки в колеса. Загрузили меня такими делами, что теперь несколько месяцев придется с ними разбираться. Пока не закончу - не отпустят.
Ирочкино выразительное лицо отражало забавную смесь разнонаправленных чувств. С одной стороны, хорошо, что перемены в жизни наступят еще не завтра. Но с другой, Татьяну жалко. Опять будет колотиться с утра до ночи, и в будни, и в выходные. А когда книги писать? Последнюю повесть она пишет уже четыре месяца, никак закончить не может.
Придя на работу, Татьяна первым делом включила обогреватель в кабинете, потому что и в самом деле ужасно замерзла. Чужие дела, тянущиеся Бог знает сколько времени, давно начатые и брошенные кем-то на полдороге, вызывали в ней отвращение, смешанное с брезгливостью, как будто ее заставляли надеть платье, которое кто-то уже долго носил и не постирал, но она понимала, что выхода нет. Надо ими заниматься и довести до конца, иначе ее личное дело в Москву не отправят. Она достала из сейфа и просмотрела список дел, которые запланировала на сегодня. Допрос, очная ставка, еще два допроса, потом составление нескольких документов - постановления о производстве экспертиз и выемок. И под конец - очередной допрос Сурикова. Какой-то там хитрый фокус с этой генеральной доверенностью на имя Зои Николаевны Гольдич. Надо бы наконец разобраться, в чем там дело. Похоже, Суриков Зою Николаевну в глаза не видел. Или видел, но тогда получается, что к следователю приходила совсем другая женщина.
День, как обычно, пролетел быстро, и у Татьяны появилось привычное ощущение, что она опять ничего не успела. От кого-то она услышала недавно замечательную фразу: "У меня времени меньше, чем денег". Применительно к себе самой она могла бы сказать, что у нее дел больше, чем времени. Хотя, если заглянуть в составленный накануне список мероприятий, выходило, что она все сделала. Оставался только Суриков.
Сегодня Суриков выглядел не очень хорошо, лицо было бледным, губы и ногти на руках - синюшными.
- Кажется, вы не вполне здоровы, - сказала Татьяна, всматриваясь в его лицо. - Может быть, отложим допрос?
- Не стоит. Чего тянуть-то? Давайте, спрашивайте. Я тоже хочу, чтобы все поскорее закончилось.
- В суд не терпится?
- Не терпится узнать, какая сволочь Софью убила, - холодно ответил Сергей.
Татьяна отметила, что дурашливой ухмылки на его лице не было, и это красноречивее всего свидетельствовало о том, что он плохо себя чувствует.
- Все-таки мне кажется, что вам нужен врач. Я не буду вас допрашивать, когда вы в таком состоянии.
- В каком я состоянии? - окрысился Суриков. - Чего вы придумываете? Месяц целый меня мурыжите, даже больше, только и ищете повод, чтобы дело не делать. У вас небось свидание назначено, торопитесь уйти поскорей, а на меня спихиваете, будто я больной.
- Сергей Леонидович, - изумленно протянула Татьяна, - возьмите себя в руки. Вы не в камере.
- Ладно, извините, - буркнул Суриков. - Я нормально себя чувствую. Не надо откладывать допрос.
- Ну что ж, - вздохнула Татьяна, - не надо - так не надо. Начнем. Когда и при каких обстоятельствах Софья Илларионовна Бахметьева приняла решение обменять свою квартиру?
- Ну... это... давно еще.
- Как давно? Год, два года назад? Три месяца?
- Ну, что-то в этом роде.
- В каком роде? Сергей Леонидович, я прошу вас быть точным.
- А зачем? Какое отношение обмен имеет к убийству?
- Вы уверены, что не имеет?
- Ну... это... вообще-то я не знаю. Может, и имеет.
Допрос длился около двух часов.
