Дороти медленно повернула к нему голову. Шейн поднял руку. Не ответив на его приветствие, девушка проследовала за метрдотелем и села за столик, откуда могла видеть входящих.
Шейн сделал знак официантке, и та поспешила к нему. Майкл заказал бутылку портвейна «Ди Бланк» 1952 года, потом закурил сигарету. Вновь погасли огни. На сцену под свет прожекторов вышла толстая женщина и начала петь одну из песенок про «Франка и Джона». Шейн не терпел, чтобы женщины пели непристойности, но посетители этого ресторана любили их. При слабом свете настольных лампочек можно было видеть, как люди шептались, смеялись и аплодировали особенно непристойным куплетам.
Зал быстро наполнялся. Едкий запах марихуаны перебивал запах табака.
В антракте Шейн разглядывал пары на танцплощадке. Было заметно, что по крайней мере половина из них — наркоманы. Майкл понял, что прелестные девушки торговали и марихуаной.
Дороти Трип по-прежнему сидела за столиком одна, устремив глаза на дверь. Она не казалась взволнованной, и весь вид ее говорил о том, что она не сомневается в приходе Карла Мелдрума.
К Шейну подошла девушка.
— Приехала Мона. Я сказала ей, что ее спрашивал один клиент. Она сейчас подойдет к вашему столику.
Майкл поблагодарил девушку и дал ей доллар. Затем он отвернулся, так как боялся, что если Мона увидит его, то вряд ли подойдет к столику. Через несколько секунд он услышал звук шагов и приглушенное восклицание.
Он быстро повернулся, оттолкнул стул и встал. Мона кусала губы, взгляд ее стал жестким.
— Это вы! Как я не догадалась раньше…
Волосы Моны блестели. На ней было белое вечернее платье, в котором она казалась юной невинной девочкой.
Шейн сделал знак, чтобы принесли еще фужер, и предложил Моне стул, на который она села после некоторого колебания. Он поднес ей сигарету, зажег ее и налил в фужер превосходного портвейна.
Она отпила глоток и сделала гримасу:
— Вот уж не питье для мужчин!
— У меня женский вкус,— признался Шейн.— Вы не должны ругать и мои сигареты.
— Ладно. Я не употребляю марихуану, если вы имеете в виду именно это.
— Это, конечно, трудно совместить с абсентом, но ведь ее продают здесь, не правда ли?
— Разумеется. Вот почему ремесло танцовщицы так опасно. Слишком много конкуренции среди профессионалов со всеми этими, которые накачиваются наркотиками.
Мона как бы с трудом роняла слова, голос ее был усталым…
— Вы сегодня видели Карла Мелдрума? — спросил Шейн после долгого молчания.
— А вам какое до этого дело?
— Никакого. Вы его не видели…— резюмировал он, внимательно посмотрев на Мону.— Вы ждете его сегодня вечером?
— Ждать Мелдрума? — горько произнесла Мона.— Для меня это кончено! Кончено навсегда! Не может быть и речи, чтобы я для него сделала еще что-нибудь! Никогда больше!
Майкл указал на сидевшую в одиночестве Дороти Трип.
— Можно подумать, что мисс Трип ждет кого-то.
Мона повернулась и пожала плечами.
— О, она… Она кидается Карлу под ноги.
— В ее распоряжении скоро будет отличный кусок.
На лице Моны появилось выражение злобы, смешанной со страхом.
— Если Карл наложит на него руку, этого куска надолго не хватит.
Сделав усилие, чтобы успокоиться, она продолжала:
— Почему вы все время пытаетесь переложить на другие плечи преступление, совершенное накануне? Дарнелл мертв и похоронен. Разве вы не можете оставить их всех в покое?
— Я уже изложил вам свою точку зрения. И могу в одинаковой степени считать виновным и вас, и Карла, и Ренслоу.
— Вот вы уже второй раз обвиняете меня. На каком основании?
— Вы одна из главных подозреваемых. Вы достаточно сильны нравственно и физически, а абсент заставляет людей проделывать странные вещи. Карл пытается покрыть кого-то. Может быть, вас. Он, например, мог впустить вас вчера вечером к Трипам, может быть, вы сняли слепок с его ключа. Так или иначе вы держите Мелдрума в руках и уверены, что он вернется к вам с деньгами, которые скоро получит. Вам, может быть, надоело ждать, пока на Леору Трип подействуют письма с угрозами, и вы предпочли, чтобы он попытал удачи с ее падчерицей. Боже мой! А мне и невдомек, что все так хорошо сходится. Он не знал, что вы замыслили, и вчера вечером послал еще одно письмо. Все в порядке. Это я, чтобы вас успокоить, просто думаю вслух.
Майкл с торжеством поднял свой стакан и опорожнил его. Мона пристально посмотрела на него. В полутьме глаза ее блестели и, как и волосы, казались неестественными.
— Что это за письма, о которых вы все время твердите? Сначала вы утверждали, что их писал Буслл, а теперь обвиняете Карла.
Шейн с восхищением смотрел на нее.
— От этих писем, моя дорогая подозреваемая, зависит раскрытие очень странного преступления.
Он наполнил оба стакана и продолжал:
— Ренслоу будет удовлетворен, если обвинят Карла. Надеюсь, вы поняли, что я не шутил сегодня утром, когда говорил, что брошу кого-то на съедение львам?
— И вам совершенно безразлично, будет ли то виновный или нет? Вы сфабрикуете доказательства против кого угодно, если только удастся, вам!
— Совершенно верно. Я фабрикую доказательства против всех, кого считаю виновными. Но вы очень ошибаетесь, полагая, что я стремлюсь обвинить невиновного.
— Это не великодушно! И это, кроме всего прочего, ложные доказательства.
С циничной улыбкой и странным огоньком в глазах Шейн признался:
— Мне, возможно, придется сфабриковать улики, чтобы убедить полицию. У Пантера такая дубовая башка, что я буду вертеться как сумасшедший, чтобы убедить его… Мне кажется, что, должно быть, Ренслоу предложил вам достаточно большой куш, чтобы убедить вас отдать Карла в лапы полиции. Разве я не прав?
— Он сделал мне такое предложение, это верно.
— Но этого мало для того, чтобы заставить вас бросить вашего мужа, а?
— Хватит! — закричала Мона, вскочив.— Откуда вы узнали, что…
Она вдруг замолчала и прикусила губу.
— Просто догадался. Вы говорили мне, что вы замужем, но для вас это ничего не значит. С другой стороны, вы совершенно уверены в том, что держите Карла в руках. Было нетрудно догадаться, на чем основана эта уверенность. Ренслоу знает это?
— Нет. Почему вы спрашиваете об этом?
— Если бы он это знал, то, возможно, повысил бы ставку.
— До этого дело еще не дошло… но… может быть, вы правы…
— По-видимому, после моего ухода вы выпили слишком много абсента, так что не все поняли…
Шейн остановился. Подняв глаза, он через плечо Моны увидел в дверях зала Буслла Ренслоу. Он был в смокинге и выглядел весьма элегантно, но его глаза были красными, а лицо осунулось.
Шейн взглянул на Дороти Трип. Она смотрела на своего дядю и, казалось, не узнавала его. Ренслоу заметил Шейна и Мону и, чуть поколебавшись, направился к их столику.
— Вот ваш компаньон по пьянке,— прошептал Майкл.— Он идет прямо к вам. Вы не хотите с ним встречаться?
Мона, повернувшись, увидела Ренслоу и произнесла с искренним весельем:
— Я потеряла с вами столько времени, прекрасный блондин, а мне надо немного поработать.
Уходя, она небрежно кивнула Ренслоу. Бывший заключенный занял ее место:
— Вам здорово везет, старина,— сказал ему Шейн.— Что вы будете пить?
— Ничего, спасибо, не пойдет. Мои нервы на пределе.
— Это абсент.
— Она никогда не пьет ничего другого.
Ренслоу казался безразличным, далеким ото всего, а его взгляд был таким же кротким, как и у сестры — Леоры Трип.
— Когда окончилась ваша попойка?
— Час тому назад. Я вернулся к себе, чтобы немного освежиться и прийти в себя от ужасного вкуса этого абсента.
— Попробуйте выпить пива,— предложил Шейн.
Ренслоу вздрогнул:
— Нет, может быть, попозже.
В зале появился посыльный и стал обходить столики, наклоняясь с каким-то вопросом к сидящим. Он приближался к столику Шейна и Ренслоу, который нервно закурил сигарету и не сводил глаз с посыльного.
Интуиция Майкла подсказывала, что этот посыльный был посланием судьбы. Он не знал, почему, но легкая дрожь пробежала по его телу, когда парень подошел к ним и спросил:
— Мистер Буслл Ренслоу?
Ренслоу утвердительно кивнул, и посыльный протянул ему конверт. Шейн дал посыльному монету, в то время как Ренслоу нервно раздирал конверт. Пока Ренслоу читал письмо, Майкл не сводил с него глаз.
Ренслоу, судорожно зажав листок дрожащими руками, еще раз перечитывал написанное. Он страшно побледнел, а Шейн спросил участливо:
— Что, плохие вещи, старина?
Майкл, наклонившись вперед, попытался прочитать послание, но не смог различить ничего, кроме подписи Карла Мелдрума.
Ренслоу поднял глаза и скомкал письмо.
— Нет… Это шутка… Скверная шутка.
Устремив глаза в пустоту, он стал медленно рвать письмо.
