– Надеюсь, трех сотен тебе хватит?
– Не будь жмотом, а? Черные дела всегда очень дорогие!
– Нет уж. Кладу сверх сотню на мороженое – и исчезай! Только не вздумай кормить это исчадие ада без излишней на то необходимости!
– Посмотрю по обстоятельствам, – пообещала я.
* * *
Я себя достаточно гадко чувствовала. Сами посудите – человек сидит в тюрьме и целиком зависит от меня, а детектив Данич еще совершенно ничего не знает!
Действительно, Ларчик прав – бултыхаюсь, бултыхаюсь, и никакого толка!
Может быть, я и в самом деле глупейшая особа и к тому же абсолютный тормоз?
Вот с такими крайне негативными мыслями я и шла по улице, ведущей к небольшому дому барачного типа, старому и явно уже готовому под снос. Единственный его плюс заключался в том, что располагался этот старый дом в центре Тарасова, и никто поэтому отсюда выезжать не спешил.
Мне предстояла встреча с загадочной «эгильоткой» Аббасовой, и от этого мне стало совсем не по себе.
Когда я остановилась перед самим домом, мне показалось, что от него повеяло злом. Не надо все-таки забывать, что в этом доме было совершено жестокое убийство.
Я остановилась и закрыла глаза.
То, что Маша знала этого человека, было понятно. Именно по этой причине она преспокойно открывала ему дверь. Она не ожидала того, что последует потом.
Нет, скорее наоборот.
Она рада, что он пришел. Ванцов говорил, что на ней был весьма двусмысленный пеньюар. То есть – получается, что это и был наш загадочный любовник?
Или я опять понеслась на крыльях фантазии, которую приводит в движение таинственный образ, пока еще растворенный во мраке неведения?
Маша. Цветок, потерявший невинность от слишком долгого созерцания собственной красоты.
Маша, однажды решившая заглянуть в свою душу и обнаружившая там бездну.
Маша, которая была смертельно напугана этим – настолько, что не смогла этого победить.
Почему девочки, отравленные пороком, любят Басю, которая фактически является одной из них, а Анну просто боятся? Может быть, они точно так же относились и к Маше?
«Здесь легко заразиться»…
Бася не заразится – она переболела пороком, как желтухой. У нее иммунитет. И поэтому она спокойно общается с девчонками.
Я толкнула дверь и вошла в подъезд. Поднявшись по скрипучим ступенькам на третий этаж, остановилась.
Две двери располагались друг против друга.
Одна хранила загадку Машиной смерти. Другая – напротив – тоже хранила загадку Машиной смерти, но там было нечто другое.
Там жила особа, никогда не обремененная невинностью.
Я решительно нажала на круглую кнопку звонка.
В конце концов, должна же я попытаться вытянуть из этой дамы хоть крупицу правды?
Итак, я нажала на кнопку звонка. Для особы, зарабатывающей на жизнь весьма странными «эгильотами», звонок прозвучал как-то примитивно, без наворотов, простая трель – такая же, как у большинства.
Потом я услышала шарканье тапочек, и женский голос спросил:
– Кто?
– Простите, я по объявлению, – смущенно пролепетала я.
– А-а, – понимающе протянули за дверью. – Минутку обожди, детка, ладно?
Скорее всего она снимает халат в цветочек и облачается в таинственную черную мантию – решила я. Ну, а как же? Должна же быть произведена психическая атака на мой мозг.
Я приготовилась трепетать от ужаса, но в этот момент дверь открылась, и на пороге появилась дама средних лет, с тяжелой косой и хищными маленькими глазками. Осмотрев меня пристально, она решила, что я вполне подхожу на роль «жертвы темных сил», и, придав своему взору надлежащую случаю проницательность, кивнула головой.
– Сглаженная ты, девочка. Черный ореол над твоей головой вижу. Пришла освободиться?
Ну, вот тебе! Зачем же так сразу-то?
Я испытала невольное беспокойство и даже оглянулась, пытаясь увидеть отблески «черного ореола».
Конечно, я ничего не увидела, поскольку была лишена парапсихологических способностей, о чем вовсе не жалела.
Женщина тем временем взяла мою руку в свою пухлую и потную ладонь и посмотрела на меня с нежностью аллигатора.
– Пройди, деточка. Придумаем, как нам эту беду преодолеть. Только не бойся меня, не надо. Я вообще-то если и боялась, то только одного – как бы она не разозлилась и не ударила меня тяжелым предметом по голове, благо таковых у нее в комнате было огромное количество.
А кто их, этих магов, знает? Может быть, они неуравновешенные? Начнешь ей перечить, а она тебя по башке вон тем подсвечником и бабахнет.
Поэтому я с кротостью и покорностью жертвенного агнца зашла в комнату и села в предложенное кресло, от которого жутко пахло нафталином и еще чем-то отвратительным. Судя по этому запаху, незадолго перед нашим с ней свиданием дама морила клопов. Мысль о клопах, засевших в кресле, заставила меня невольно поежиться, и это движение не укрылось от маленьких проницательных глазок хозяйки.
– Со страхом расстанься, – зловеще усмехнувшись, провещала «гильотинщица». – Ничего страшного во мне нет. Добра тебе хочу.
Она деловито уселась напротив меня, продолжая буравить меня взглядом, в котором преобладал чисто меркантильный интерес – то бишь сколько можно с меня слупить за мою глупость?
Я застенчиво вперила взгляд в пол и пошуршала бумажками в кармане.
Она понимающе усмехнулась.
– Деньги мне твои не нужны, – ошарашила она меня. – Деньги нужны святому Трифону. Чтобы он тебя от сглазу освободил.
Я о святом Трифоне читала и задумалась, зачем ему вдруг понадобились деньги? Насколько я знала, святой никогда денег не брал, был бессребреником и добрые свои дела вершил безвозмездно. Конечно, со дня его мученической кончины прошло так много времени, что он мог измениться, но я все-таки сомневалась, что он сейчас отчаянно нуждается в деньгах. Правда, вслух своих сомнений я все-таки не высказала.
– Ну? – спросила хозяйка. – Рассказывай, что за хвори тебя мучают.
– Любовь, – пробормотала я, понимая, что это – единственная наличествующая у меня хворь. Как назло, в момент посещения этой целительницы я не могла пожаловаться даже на насморк.
– Безответная? – мгновенно заинтересовалась моя собеседница.
– Безответная, – еле слышно прошептала я, прикидывая в уме, кого же все-таки мне стоит пронзить стрелой в самое сердце. Тратить деньги за любовь Пенса – глупо, он и так ко мне вполне нормально относится. Мой дражайший босс вообще не шел в расчет – незачем осложнять отношения вспыхнувшим чувством! Ванцов? Ну, уж нет! Он тоже рыжий, как и я, и два таких вредных существа должны стоять на приличном расстоянии друг от друга.
– Фотография у тебя есть? – деловито спросила меня вещая дама.
Я смутилась и полезла в бумажник.
Первое, что я обнаружила там, был маленький снимок Даймона Хилла.
«Перст судьбы», – обрадовалась я. А ну как этот эгильот сработает, и сюда, в наш скромный Тарасов, на своем болиде, как прекрасный рыцарь, примчится Даймон Хилл, заключит меня в объятия и скажет: «О, моя Александра! Как долго я искал тебя!»
– Хороший парень, – одобрила мой выбор колдунья Аббасова. – Только лицо у него на кого-то похоже… Не пойму, на кого. Как зовут?
И вот тут-то я и сказала:
– Его? Его зовут Игорь.
* * *
Напрасно я вглядывалась в ее лицо – никаких эмоций на нем не отразилось.
Или наша «православная целительница» умела великолепно владеть собой, или она не нашла разительного сходства с Игорем Воронцовым.
– Очень хочешь быть с ним вместе? – поинтересовалась она, продолжая изучать светлый лик Даймона Хилла.
– Очень, – кивнула я.
– Парень, конечно, красивый, только вот… Уж больно имя у него нехорошее!
– Как это? – удивилась я. – Вроде бы имя как имя…
– Карма, – подняла она вверх палец.
Ее лицо стало торжественным. Размазанные и неопределенные до этого момента черты вдруг стали острыми, как будто она только что произнесла некий свой «символ веры».
– Карма… – шепотом повторила она. «Просто у меня такая карма, понимаешь?» – вспомнилось мне.
– Что вы этим хотите сказать? – округлила я глаза, старательно сохраняя в них выражение наивной глупости. – Его ожидает что-то ужасное?
– Или тех, кто рядом с ним.
Она приблизила фотоснимок к глазам и всплеснула руками:
– Да не он ли тебя, милая ты моя, сглаживает? Вон какие у него глаза! Как орлиные…
Представив себе, как меня «сглаживает» Даймон Хилл со своими «орлиными глазами», я с трудом удержалась от смешка.
– Не может быть! – искренне ужаснулась я, в душе извинившись перед ни в чем не повинном автогонщиком. – У него и времени-то нет на это.
– А он этого и сам не знает, просто такой у него крест – приносить близким несчастье! Особенно той, которая его возлюбила. То есть тебе. Спрячься от этой любви, девочка! Не принесет она тебе счастья!
