– А почему она порвала с Десятниковым?
Егоров после короткой внутренней борьбы убедил себя в том, что ещё пятьдесят грамм коньяка заслужил честно. Вот все и выяснилось, вот она, прямая дорожка к истине.
– Что тут удивительного? – видимо, Вероника вспомнила фразу из женского романа. – Жизнь – это бесконечная череда потерь и находок. Хотя я считаю, что Десятников потеря не великая. Пользуется положением, вправляет молодым дурам мозги. По слухам, ему предлагали повышение, административную работу, так отказался. Он де с преподавательской работы уходить не хочет, без этого он себя не мыслит. «Это мое призвание», – так он выражается, – Вероника хихикнула.
– Спасибо, вы мне очень помогли, – Егоров пока что никуда не торопился, но продолжать разговор ему расхотелось. – Вам случайно деньги не нужны? Взаймы или как? Или на безвозвратной основе?
– Нет, не нужны, – Вероника гордо вскинула голову и посмотрела не Егорова с вызовом. – Деньги мне не нужны, – повторила она, – убежденная в том, что предательства совершаются из корысти. А нет корысти, нет и предательства. Так, разговор душевный.
– Я из добрых побуждений предложил, – Егоров пожал плечами. – Сам был студентом. Счастливые, кстати, годы студенческие.
– Конечно, счастливые, – согласилась Вероника. – Счастливые, но трудные.
* * *Вербицкий встал с кресла, чувствуя усталость после только что состоявшегося разговора с женой. Если отбросить налет эмоций, Таня права в одном: она целыми днями одна дома, скучает, его ждет, ей одиноко. И так тянутся долгие недели и месяцы. Он щелкнул замками чемоданчика, проверил, не кончились ли разовые шприцы. Кое-какой запас ещё остался. Все на месте, лекарства, белый халат. Вербицкий прошел в спальню, сбросил спортивный костюм, надел белую сорочку и темные брюки. Действительно, пусть Таня пойдет работать, разве велико удовольствие для молодой женщины целыми днями дома киснуть? Пусть потрудится в женском коллективе, каком-нибудь жутком гадюшнике, ведь в этих домах культуры и музыкальных школах женщины основной контингент, неустроенные в жизни женщины, завистливые к чужому благополучию, злые на язык.
Там она быстро за голову схватится, домой примчится как миленькая. Разглядывая свое отражение в зеркале, Вербицкий решал, повязать ли галстук, выбрал темный, одноцветный – солидно. Яркие легкомысленные галстуки – это не для врачей. Переобуваясь в прихожей, он решил сказать несколько теплых слов жене, чтобы та весь день не держала на него обиды, не дулась как мышь на крупу. Пройдя в кухню на звук льющейся из крана воды, он подошел к Тане, обнял её за плечи и, опустив голову, чмокнул в щеку.
– Не подумай, что я против того, чтобы ты устроилась на службу. Даже наоборот. Если работа будет доставлять тебе хоть какое-то удовольствие, трудись. Конечно, те жалкие гроши…
– Да не в этих копейках дело, – Таня выключила воду и вытерла руки салфеткой. – Я пять лет проучилась в институте, у меня есть кое-какие знания, способности есть, которые теперь оказались лишними, невостребованными. А ты не хочешь этого понять. Я просто задыхаюсь в четырех стенах, чувствую себя никому не нужной.
– Ты мне нужна.
Вербицкий погладил жену по плечу. Он подумал, что дальше откладывать с ребенком нельзя. Появится на свет их первенец и сразу все станет на место. Кончатся эти пустые споры о работе и других пустяках, а жена, наконец, поймет, что создана вовсе не для того, чтобы учить нотной грамоте чужих детишек. Однако он не стал вслух высказывать свои соображения, не та тема, чтобы обсуждать её походя. Да, с ребенком тянуть не следует. Вербицкий ещё раз поцеловал жену и с озабоченным видом посмотрел на часы.
– Пора идти. Договорим, когда вернусь. У одного моего больного жена – директор музыкальной школы. Попрошу помочь в твоем трудоустройстве.
– Что на ужин приготовить?
– На твое усмотрение, – Вербицкий вышел в прихожую, надел кожаную куртку, меховую шапку и клетчатый шарф.
Поцеловав Таню на прощание, он вышел из квартиры, спустился вниз на лифте и неторопливо дошагал до троллейбусной остановки, помахивая чемоданчиком. Проехав пару остановок до хозяйственного магазина, Вербицкий побродил вдоль ряда частных торговцев, вспомнив, что надо бы поменять под кухонной мойкой треснувший сифон. Но с этим успеется, а в чемоданчике нет лишнего места, полна коробочка. Вербицкий подошел к другому продавцу, пьяненькому дядьке, вывалившему на свой лоток скобяные изделия и кое-какой инструмент.
Выбрав молоток с рифленой пластмассовой ручкой, Вербицкий расплатился, завернув покупку в газету, пристроил её в чемоданчике. Он зашел в хозяйственный магазин, бегло посмотрел образцы обоев. Зима уже скоро закончится, нужно подумать о ремонте квартиры. Пожалуй, светлые обои с мелким рисунком хорошо будут смотреться в большой комнате. Нужно приехать сюда вместе с Таней, пусть сама посмотрит. Вербицкий спустился в метро и купил жетоны.
* * *Вагон качало из стороны в сторону. Вербицкий, сосредоточенный на мыслях о предстоящем ремонте, не сразу вспомнил, на какой остановке выходить. Поднявшись в город, он прошел пару кварталов, свернул в переулок и ускорил шаг. Занимался морозный яркий день, солнце, растопив низкие снежные тучи, засверкало в голубом небесном просвете. Зайдя через арку во двор мрачного семиэтажного дома, он нашел нужный подъезд, пешком поднялся на четвертый этаж. Переведя дыхание перед двустворчатой крашеной дверью, он нажал кнопку звонка. С другой стороны послышались медленные старческие шаги, покашливание. Звякнула цепочка, дверь на пару секунд приоткрылась и снова захлопнулась, чтобы распахнуться настежь.
– Здравствуйте.
Вербицкий шагнул в прихожую, поставив на пол чемоданчик, подождал, когда глаза привыкнут к полумраку.
– Вы очень пунктуальны.
Вербицкий скинул куртку и шапку, переобулся в тапочки.
– Куда мне пройти?
– Направо, в комнату, – Мария Феоктистовна показала рукой, куда проходить.
– Хорошо, – захватив с собой чемоданчик, Вербицкий свернул в комнату, замешкался на пороге, разглядывая сервированный круглый стол посередине комнаты. – Стоило ли беспокоиться?
Вербицкий вопросительно посмотрел на вошедшую следом старушку.
– Как же не стоило? – та всплеснула руками. – Вы-то беспокоитесь обо мне. Сами работаете на «скорой» и находите время навестить больную. Наверняка, это в ваши служебные обязанности не входит, – Мария Феоктистовна посмотрела на Вербицкого лукавыми глазами старой кокетки. – И даже денег не берете. Знаете, меня ваше бескорыстие даже настораживает. Впрочем, «настораживает» не то слово. Изумляет до глубины души ваше бескорыстие. Это так не современно, не брать денег. Прошу к столу.
– В таком случае, я с вашего разрешения помою руки.
Вербицкий опустил чемоданчик на пол, вышел из комнаты и, заперевшись в ванной, тщательно вымыл руки и лицо, причесал волосы. Вернувшись, он занял венский стул с гнутой деревянной спинкой и стал ожидать возвращения из кухни хозяйки. Старуха поставила перед Вербицким тарелку с куриными котлетами, картофельным пюре и зеленым консервированным горошком.
– Вы меня балуете, – после прогулки по морозу Вербицкий испытал приступ аппетита, чуть не облизнулся. – Вы меня балуете, – повторил он и, не дожидаясь отдельного приглашения, взялся за вилку, но старухи уже не оказалось в комнате, она вернулась через минуту с початой бутылкой хорошей импортной водки и пустой рюмкой.
– Пожалуйста, перед едой, – она поставила бутылку перед Вербицким. – Наливайте сами, боюсь пролить. Руки трясутся, стали слабыми.
Вербицкий решил не отказываться. Наполнив рюмку под ободок, осушил её в два глотка, ещё раз повторил, что хозяйка балует его и, если так пойдет дальше, избалует окончательно.
– Еще большой вопрос, кто кого избалует, – сказала Мария Феоктистовна, внимательно наблюдавшая за тем, как Вербицкий поглощает пищу. – Вы у меня в гостях уже третий раз и не взяли с меня за свои визиты ни копейки. Значит, есть ещё на земле бескорыстные люди. Не все деньгами испорчены.
– Не все, – кивнул Вербицкий. – Но многие.
– Две мои лучшие подруги скончались, муж умер ещё семь лет назад, – продолжала старуха. – Из родственников только брат и племянница. Брат младше меня, но тоже сильно болеет. Его старший сын, о нем я вам уже рассказывала, он пьяница. Торгует у метро шоколадками. А племяннице все некогда ко мне заехать, навестить старуху. Дефицит общения. Я ведь не пойду к подъезду сплетничать со здешними старухами. Они мне не компания. Да и о чем мне с ними разговаривать? Нет, не стану я топтаться с этими бабками даже от большего одиночества, не то воспитание у меня. А вы наливайте себе ещё водочки.
– Спасибо, достаточно. Как чувствуете себя? Эти дни сердце не беспокоило?
– Слава Богу, – Мария Феоктистовна улыбнулась. – С тех пор «скорую» не вызывала, как вы приезжали. Тогда я очень не хотела, чтобы меня забрали в больницу. Боюсь больниц. Хочу умереть в своей постели, а не на казенной койке.
