Внезапно на Андрея накатило вдохновение.
— Возможно, вы помните, — с энтузиазмом обратился он к Шапочникову, — несколько дней назад я делал передачу о Сергее Гладкове, жестоко убитом в Москве неизвестными преступниками?
— Допустим, — неуверенно отозвался Шапочников.
«Сам он передачу, вероятно, не видел, — догадался Андрей. — Возможно, слышал от кого-то, но не более. Значит, можно допустить некоторую неточность».
— В таком случае, вы, конечно же, помните, что, прощаясь, я дал зрителям обещание посвятить Гладкову еще одну передачу, чтобы рассказать не о произошедшей трагедии, а о самом Сергее. О том, каким человеком он был, что любил, к чему стремился.
Андрей выдержал паузу, чтобы дать собеседнику высказать свое отношение к теме разговора. Шапочников демонстрировать это отношение не торопился, только вежливо произнес:
— Я слушаю.
Андрей бросил взгляд на сестру, та смотрела на него укоризненно. Она, конечно, считает его тактический ход кощунством. Ну и пусть. Иногда все средства хороши, и сейчас именно такой случай. Должен же он извлечь какую-то выгоду из того, что Шапочников не отправился на тот свет вслед за остальными. Усмехнувшись этой суперциничной шутке и состроив сестре рожицу, журналист продолжил:
— То есть я собираюсь сделать передачу, посвященную именно памяти Сергея, а не обстоятельствам его трагической гибели. И дело тут даже не в обещании, данном зрителям. Я чувствую, что это мой долг, понимаете? Я лично знал Сергея, некоторое время мы были очень дружны. Потом, к сожалению, наши пути разошлись, как это часто бывает в жизни.
Взгляд сестры из укоризненного стал осуждающим. Андрей помолчал, переводя дыхание.
— Да-да, я понимаю, — с неожиданным сочувствием сказал Шапочников.
Попалась рыбка! Журналист ликовал. Неожиданно подумалось, в какие заоблачные выси подскочил бы его рейтинг, если бы, скажем, сегодня он взял интервью у Шапочникова, а завтра последнему на голову случайно свалился бы кирпич. Лучше даже пудовая гиря, чтобы уж наверняка.
Впрочем, мысли эти Андрей предпочел оставить при себе. Сестра бы его самого, наверное, четвертовала, выскажи он что-либо подобное вслух.
— Вот я и решил, — с жаром продолжал Москвичов, — обратиться к вам. Последние несколько лет мы с Сергеем почти не виделись, а вы, насколько я знаю, поддерживали с ним все это время тесные отношения. Вы не могли бы рассказать мне что-нибудь о его жизни за последние два-три года? Иначе, боюсь, рассказ получится с серьезными пробелами. А ко вдове, согласитесь, как-то неловко обращаться с подобными просьбами. Еще слишком мало времени прошло, не хотелось бы лишний раз раны бередить, ведь Леля его так любила.
Он намеренно употребил «семейное» имя жены Сергея, чтобы лишний раз подчеркнуть свои близкие взаимоотношения с Гладковыми. Только Сергей имел право называть жену Лелей, иногда так к ней обращались друзья. Для всех остальных она была Ольгой. Может быть, Шапочников вспомнит, что пару раз они встречались на семейных торжествах у Гладковых? Такое могло быть, хотя у самого Андрея даже смутный образ Шапочникова в памяти не отложился.
Собеседник Москвичова прокашлялся, неуверенно протянул:
— Честно говоря, даже не знаю…
— Обещаю надолго вас не задержать, — заверил его Андрей и поспешил взять быка за рога: — Что вы скажете, если мы встретимся сегодня?
— Ну, я не знаю… Сегодня вряд ли…
— А завтра? Для меня это очень важно, понимаете?
— Хорошо, — наконец сдался Шапочников. — Давайте встретимся. Завтра в семь вас устроит?
— В семь мне желательно быть уже на студии, — напомнил Андрей. — Попозже вечером вы не могли бы? Или днем, часа в четыре?
Шапочников устало вздохнул.
— Хорошо, пусть будет в четыре. Приезжайте ко мне в офис. Знаете, где это? Нет? Записывайте адрес…
Записав адрес и на всякий случай номер телефона офиса — в магазине Шапочникова, как оказалось, он застал совершенно случайно, — Андрей положил трубку и без предисловий набросился на сестру:
— Ну что ты на меня так смотришь? Можно подумать, до сих пор ты и не подозревала, какой я есть на самом деле, и только сейчас у тебя глаза открылись! Между прочим, все, что я ему говорил, — истинная правда. Я действительно собирался и собираюсь сделать передачу, посвященную Гладкову. И если ты думаешь, что я такое уж чудовище…
Андрей остановился, сообразив, что ничего такого сестра не думает. Это он сам себе иногда кажется чудовищем, потому что нередко готов на самую подлую подлость, лишь бы ухватить за хвост журналистскую удачу. Он сейчас сам себе противен. А на сестру набросился, потому что не на себе же зло срывать. Себя любить надо. Между прочим, если бы Ленки сейчас здесь не было, ему бы и в голову не пришло себя в чем-то упрекать.
— Извини, — пробормотал он. — Ты моя ходячая совесть.
Лена слегка улыбнулась, принимая извинения, и попросила без особой надежды:
— Оставил бы ты эту затею.
— Не-ет, — Андрей помотал головой, — не могу. Да ты за меня не беспокойся.
— Как раз за тебя я не беспокоюсь, — неожиданно зло сказала Лена. — Я за людей беспокоюсь.
Андрей удивился.
— Каких людей? В смысле, за кого именно? Слушай, — вдруг вспомнил он. — А ведь ты еще до университета встречалась с кем-то из детдомовских? Мне тогда лет семнадцать было, значит, тебе — восемнадцать-девятнадцать. По-моему, ты и Гладкова знала, нет? Он ведь тоже из детдома.
Лена устало махнула рукой:
— Какое это теперь имеет значение… Андрей, оставь эту затею, очень тебя прошу.
* * *
После того как Шапочников ушел, я позвонила Нине Васильевне, чтобы сообщить, что все ее документы подписаны и забрать она их может в любой момент. Естественно, Нина Васильевна пришла сразу же, прихватив по моей просьбе несколько свежих газет, которые один из пожилых сотрудников по старой привычке покупал по пути на работу.
— Зачем вам газеты, Оленька? — удивилась Нина Васильевна, когда я высказала свое пожелание. — Разве сегодня не принесли почту? Мы свою «Экономику» получили.
— Понимаете, — я помялась, — почту принесли, но я уже все шефу отдала. А там в одной газете статья интересная, я бы очень хотела ее дочитать, но вот как раз эту газету приятель шефа с собой унес. А я название газеты, как назло, не посмотрела. Вы бы принесли все на всякий случай, мне совсем ненадолго, буквально на несколько минут.
Объяснения мои были настолько путаными, что не выдерживали никакой критики. К счастью, Нина Васильевна, сама дама довольно стервозная в отношениях с подчиненными, с первого же дня каким — то загадочным образом прониклась ко мне глубокой симпатией. Поэтому, не вдаваясь в дополнительные подробности, она воспользовалась случаем, чтобы сделать мне приятное.
Пока Нина Васильевна, болтая без умолку обо всем, что ей приходило в голову, просматривала подписанные шефом бухгалтерские документы, я перебирала прессу. Газет было около десятка, Нина Васильевна, как потом выяснилось, не поленилась собрать все сегодняшние издания, которые сумела изъять на время у сотрудников.
— Кстати, Нина Васильевна, — перебила я ее трескотню, — было бы здорово сразу с директорской прессой разобраться, если уж есть такая возможность. А то все как-то руки не доходили. Вы мне поможете?
— Чем? — удивилась женщина.
— А я точно еще не знаю, что именно Ямской должен получать, — призналась я простодушно. — Вот эти две газеты ему точно приносят. А еще что, не знаете?
— Конечно, знаю. — Нине Васильевне польстила моя неожиданная доверчивость, и тут уж она расстаралась вовсю. — Мы же по безналичному оплачиваем, все платежки через мои руки проходят. Так, что тут у нас? Ага, директор «Комсомолку» еще выписывает, вот она.
Нина Васильевна протянула мне газету. Я устыдилась, что сегодня сразу не признала любимое некогда издание. Извиняло меня только то, что Шапочников, когда бегал по приемной в ожидании Ямского, а потом сидел у него в кабинете, держал газету свернутой таким образом, что названия разглядеть не смог бы даже самый глазастый. Различать же издания, подобно Шерлоку Холмсу, по одному только шрифту я пока не научилась. Зато, когда Шапочников засовывал газету в карман, название одной из статей я прочесть успела. Теперь эта статья была передо мной, называлась она: «Поколение выбирает…»
— Огромное спасибо, Нина Васильевна, — с жаром поблагодарила я. — К слову сказать, именно эту статью я и хотела прочесть.
Ничего интересного статья не содержала. Общий смысл ее сводился к тому, что в наше время скоростей, страстей и перемен сильные мира сего предпочитают делать ставку на молодых, заранее производят тщательный отбор из особо одаренных и преданных родине молодых людей, а затем взращивают их по своему образу и подобию. В конечном итоге и те, кто стоит у руля, хорошую команду помощников имеют, и народ доволен. Во всяком случае, для недовольства у народа видимых причин нет.