"Не может быть!" - весело подумал Стас. Он дал Эвелине накричаться вдоволь и только когда она замолчала, чтобы перевести дух и прикурить, еле слышно произнес:
- А теперь обернись.
Эвелина резко развернулась, хрустнув суставами. Стасу стало жаль, что в этот момент он видел только ее смоляной стриженый затылок и длинную, перекрученную жгутом шею. В такой позе она просидела довольно долго, поскольку была близорука. За соседним столом все еще молчали. Наконец Эвелина повернулась к нему лицом, и Стас не заметил ничего, кроме широкой, торжествующей улыбки.
- Должен же человек хоть раз услышать о себе правду! - сказала она и хрипло расхохоталась.
Между тем официант принес счет. Стас, не глядя, вложил кредитку в кожаную папку. Ему стало совсем хорошо, перспектива провести ночь с хрустящей Эвелиной уже не вызывала прежней грусти, а главное, окончательно исчез противный дрожащий страх. Стас накрыл ладонью холодную длинную кисть Эвелины и слегка погладил ее пальцы.
- Ты прелесть, Линка, мне с тобой так комфортно.
- Спасибо, солнышко, - усмехнулась она в ответ.
За соседним столом о чем-то тихо беседовали и в их сторону уже не смотрели. Подошел официант, и Стас спохватился, что не положил вместе с карточкой чаевые, полез в бумажник, но там оказалось несколько совсем мелких купюр.
- У тебя нет рублей пятисот? - небрежно спросил он Эвелину.
- Да, конечно, - она открыла сумочку. Официант наклонился к уху Стаса и виновато произнес:
- Извините, пожалуйста, ваша карточка заблокирована.
- Что? - не понял Стас.
Официант показал ему чек, Стас поднес его к глазам, долго не мог прочитать мелкий английский текст, наконец понял, вытащил из бумажника другую кредитку. Официант взял ее и удалился.
- Бред,- пожал плечами Стас,-у меня там куча денег.
- Не напрягайся, - улыбнулась Эвелина, - завтра позвонишь в банк и все выяснишь.
Официант вернулся, молча протянул карточку и еще один чек. Там был такой же текст.
- Может, вы расплатитесь наличными? - сухо предложил он.
- Да нет, ну это маразм какой-то! - нервно рассмеялся Стас. - У вас что-то случилось с аппаратом.
- Вот, попробуйте мою карточку, - Эвелина шлепнула на стол синюю "Визу".
- Попробовать или снять сумму по счету? - уточнил официант.
- O, Господи, - презрительно прохрипела Эвелина. - Конечно, снимайте сумму. Мы же Be собираемся у вас сидеть до завтра.
С ее кредиткой было все нормально. У Стаса неприятно защекотало в желудке. В огромном зеркале в гардеробе он увидел свою бледно-зеленую физиономию. Страх вернулся.
- Не бери в голову, - Эвелина нежно погладила его по щеке, - такое бывает иногда. Ошибка в компьютере, мало ли...
- Это карточки двух разных банков, не могут ошибиться сразу два компьютера.
- Значит, ты исчерпал месячный лимит.
- Нет у меня никакого лимита, куча денег на обеих карточках, все должно быть нормально! - рявкнул Стас так, словно Эвелина была во всем виновата.
Они вышли под моросящий дождь. Стас взял Эвелину под руку и повел ее к черному "Мерседесу". Стоянка у отеля была забита, и шоферу Гоше пришлось встать довольно далеко, за квартал от ресторана. Эвелина на своих тонких каблучках неловко обходила лужи, один раз чуть не упала, споткнувшись о бордюр тротуара.
- Черт, а я, кажется, пьяная слегка, - весело сообщила она, - слушай, что за белую дрянь мы с тобой пили?
- Забыл. Что-то французское.
Гоша спал на своем водительском месте, откинувшись на подголовник. Окно было наполовину опущено, Стас легонько стукнул по стеклу костяшками пальцев.
- Эй, служивый, подъем! -пьяно пропела Эвелина.
Гоша не шевельнулся. Огни проехавшей машины высветили его запрокинутый профиль. Стас заметил, что рот у него открыт. Когда загорелся красный, остановились на перекрестке машины, и стало тихо, Стас явственно расслышал, что из салона "Мерседеса" раздается тихий унылый щебет,
- У него мобильник заливается, - шепотом сообщил он Эвелине, - это же надо так крепко вырубиться! - Он дернул ручку, но двери оказались заблокированы, Гоша, проснись наконец! - крикнул он, приблизив лицо к открытому окну.
Эвелина отстранила его, сунула в окно руку и щелкнула зажигалкой перед лицом шофера. В дрожащем свете они оба увидели тусклые приоткрытые глаза и аккуратную черную дыру посередине лба. Эвелина выдернула руку из салона и громко, хрипло закричала. Стасу показалось, что его парализовало и он лишился дара речи. Хотел подхватить покачнувшуюся Эвели ну, но не мог шевельнуться. Хотел что-то сказать или крикнуть, но вместо голоса была тишина.
Петр Аркадьевич Мамонов сидел не за столом, как обычно, а в широком кожаном кресле, вальяжно раскинувшись, и, что самое удивительное, курил сигару. Юля застыла на пороге кабинета.
- Да, я курю сигару, - он счастливо улыбнулся, выпустил густой клуб дыма, - нечего на меня так смотреть. Сигара не такая вредная вещь, как сигареты. Главное не затягиваться.
Петр Аркадьевич Мамонов был яростным противником курения, измучил всех нудными лекциями и запретами, обожал рассказывать, как в бытность свою студентом медицинского института оставался единственным мальчиком на курсе, который сохранил в этом смысле невинность и ни разу не сделал ни затяжки, даже на пьянках в общаге и после занятий в анатомке.
- Ну и как? - спросила Юля, усаживаясь в кресло напротив. - Вкусно?
- Ничего, - Мамонов раскрошил свою сигару в пепельнице, - голова немного кружится и тошнит, а так ничего. Терпимо. Нервы успокаивает. Я, видите ли, очень нервничаю сегодня Юлия Николаевна. По вашей милости, - он сделал долгую выразительную паузу. Юля тоже молчала, и, не дождавшись от нее ни слова, он продолжил: - Нет, я, понимаю, тот мужчина с волосами-антеннами, он, конечно, сумасшедший.
- Есть немного, - улыбнулась Юля.
- Вы вели себя абсолютно правильно. Но что касается Протопоповой, то с ней еще вполне можно было бы поработать, небольшую подтяжечку сделать, например.
- Ой, Петр Аркадьевич, - Юля покачала головой, - вы ведь сами отлично знаете, что нельзя.
- Нельзя терять сразу трех пациентов в день! - Мамонов неприятно повысил голос. - Объясните мне, почему вы отказали Васильковым?
- Что, неужели все-таки нажаловались?
- Не то слово! Вчера мамаша закатила истерику у меня в кабинете, кричала, что если ее ребенок что-нибудь с собой сделает, то виноваты будете вы, доктор Тихорецкая! Вы отняли у девочки последнюю надежду, вы жестокий, бессердечный человек и не имеете права работать врачом.
- Мадам была одна, без девочки? - быстро спросила Юля и машинально сунула руку в карман халата за сигаретами, но тут же убрала пачку назад.
- Ладно уж, курите,- разрешил Мамонов,-вам ведь тоже надо успокоиться.
- Спасибо, Петр Аркадьевич, но я пока вполне спокойна.
- Пока! - он поднял палец вверх. -- Я только начал, Юлия Николаевна. Впереди еще много неприятных слов, так что не стесняйтесь, дымите в свое удовольствие. И будьте любезны, объясните мне, почему вы отказали Васильковым, да еще в столь категоричной форме?
Юля щелкнула зажигалкой, затянулась и медленно произнесла:
- Потому что у девочки идеальное лицо. Есть лица, которые просто грех трогать.
- Нет, Юлия Николаевна, нет таких лиц! Всегда можно что-то усовершенствовать. Разве вам не рассказывали преподаватели в ординатуре, что идеальные пропорции делают облик человека банальным, скучным и это вовсе не красота? В женщине должна быть какая-нибудь маленькая неправильность, пикантность, иначе она будет казаться куклой.
- Простите, Петр Аркадьевич, - разозлилась Юля, - это демагогия. Света Василькова очень красивая девочка, и никаких пикантностей ей не надо. Просто ее матушка хочет срочно загрузить кого-нибудь своей проблемой. Она ищет виноватых, и уверяю вас, если бы я согласилась, то стала бы виноватой через неделю после операции.
- Почему?
- Потому что в случае со Светой Васильковой ни один хирург не сумеет сделать лучше, чем уже сделал Господь Бог. После операции будет хуже, чем сейчас, понимаете?
- Не понимаю! - Мамонов помотал головой. - Отказываюсь понимать! Ну разве трудно было предложить ей чуть-чуть приподнять носик? Или подправить ушки? Вы бы избавили девочку от комплексов, вы подарили бы ей радость...
- Я прошу вас, перестаньте, - поморщилась Юля, - мы оба устали, давайте прекратим этот разговор. Если мы станем хвататься за каждую дурочку, замороченную дамскими журналами и злобными завистливыми подружками, мы превратимся в мошенников и репутация наша не будет стоить ни гроша.
- Да мы половиной наших пациенток обязаны дамским и молодежным журналам, а также тем критически настроенным особям, которых вы называете завистливыми подружками! -рявкнул Мамонов. - Пятьдесят процентов женщин в возрасте до тридцати пяти лет, обращающихся к нам за помощью, делают это не из-за реальных физических недостатков, а из-за комплексов, выращенных искусственно! Вы помните актрису Севастьянову? Красавица, умница, играла роковых героинь, жила и работала в свое удовольствие, пока какая-то гримерша на телевидении не сказала ей: "А вы знаете, у вас кривой нос, вот смотрите, тут хрящ смещен влево, это надо скрывать гримом". С тех пор Севастьянова в зеркале стала видеть только свой смещенный хрящ, ничего больше, и не могла успокоиться, пока не обратилась к нам. Вы, Юля, ассистировали мне на той операции, вы тогда как раз заканчивали ординатуру. Помните?
