Рассуждая таким образом, Градов подъехал к Управлению милиции. Он поднялся наверх и сразу же встретил оперативного сотрудника, которому поручил отвезти Мозарина. Тот доложил, что лейтенант уже находится на попечении Холмской, а коробка майора с вещественными доказательствами вручена дежурной научно-технического отдела Корневой. Выслушав его, Градов направился к комиссару Турбаеву доложить о происшествии этой ночи. В коридоре навстречу ему с деревянного дивана поднялся Иркутов.
— Прошу прощения, товарищ майор, — сказал доктор. — Где моя дочь?
Соседка Градова — Олимпиада Леонидовна Холмская, добродушная пятидесятилетняя женщина, служила старшей машинисткой в Уголовном розыске. Холмская очень увлекалась чтением детективных романов на английском языке. «Приключения Шерлока Холмса» Конан-Дойла она знала почти наизусть. Недаром Надя Корнева, к удовольствию оперативных работников, сказала: «Вот совпадение! Холмская любит Шерлока Холмса. Предлагаю переименовать Холмскую в Шерлок-Холмскую».
Олимпиада Леонидовна, поклонница майора Градова, считала его «талантливым сыщиком мирового масштаба». Получив от него записку, она уложила Мозарина в кабинете и вызвала хирурга. Он перебинтовал голову лейтенанта, дал ему выпить успокоительную микстуру. Офицер заснул.
Он проснулся от какого-то стука. Чуть приоткрыв глаз, увидел Корневу. Она наклонилась, чтобы поднять упавший стул. Свесившаяся прядь волос светилась на солнце, открывая ее розовое ухо. Подняв стул, она виновато посмотрела на Мозарина, как нашалившая девочка. В лице ее, обращенном к лейтенанту, он прочитал такую тревожную озабоченность, что затаил дыхание и закрыл глаз.
— Вот разиня, стул опрокинула! — услыхал он вблизи себя шепот. — Спите, спите, хороший мой! — Ее руки заботливо поправили одеяло.
В дверь постучали. Послышались тяжелые шаги Градова.
— А, вы здесь? — сказал он Корневой.
— Тс-тс! — остановила она майора.
— Я должен поздравить вас, товарищ Корнева, — полушепотом произнес он, садясь на стул. — Нам повезло с этим пакетиком. Молодец вы, право!
— Ну что вы! Я высыпала из пакетика порошок и выяснила, что это вератрин — средство, раздражающее кожу. По привычке стала рассматривать пакетик. Бумага была в клетку, с одной стороны ясно выступали вдоль края несколько зубчиков. Значит, листок вырван из блокнота. Я развернула пакетик и на его обратной стороне увидела бледные лиловые знаки. Я поняла: это отпечатались строки, написанные чернилами на соседней странице. Тогда я произвела над отпечатками кое-какие операции и получила неполный, но все-таки понятный текст. Это расписка в получении денег с клуба «Спорт».
— Да, — сказал Градов. — Написав ее, человек захлопнул блокнот, и не совсем просохшие чернила оставили след. Словом, теперь нам остается только узнать, кому были предназначены деньги.
Лейтенант решил, что сейчас самое время проснуться. Он открыл глаза и зевнул. Градов и Корнева вместе подошли к нему, спросили, как он себя чувствует. Молодой человек ответил, что отлично, но было бы еще лучше, если бы он не доверился жениху Людмилы Иркутовой.
Корнева, взглянув на свои часики, ушла.
Градов сел поближе к Мозарину и с упреком сказал:
— От вас, лейтенант, я такой оплошности не ожидал. Если б вы поехали в Томилино с водителем мотоцикла, все вышло бы по-другому. Наконец, если уж поехал один, будь все время начеку! Не зевай!
— Да я сначала принял этого жениха за порядочного человека. Он так распинался в своей любви к Иркутовой…
— Неужели, лейтенант, вы и змею причислите к семейству куропаток только потому, что она кладет яйца? Этот негодяй хорошо рассчитал, что вас, молодежь, можно поймать на «романтику».
— Да, я здорово зевнул!
— В нашей профессии такой зевок может стоить жизни!
— Костьми лягу, товарищ майор, а найду этого жениха!
— Их уже ищут — и Людмилу и ее жениха…
В комнату вплыла Холмская и стала журить Градова:
— Раненому нужен покой, нельзя его тревожить…
Майор знал, что Холмская любит поговорить и конца не будет ее упрекам! Он быстро перебил ее:
— Не помните, Олимпиада Леонидовна, в каком рассказе фигурирует анонимное письмо, текст которого составлен из букв, вырезанных из газеты и наклеенных на бумагу?
— Ах, Виктор Владимирович! — воскликнула Холмская. — Вы начинаете забывать певца вашей специальности Артура Конан-Дойла. Такое письмо получил сэр Генри Баскервилль, когда остановился в Нортумберлендском отеле.
— Да! Да! Благодарю вас, — сказал майор и обратился к Мозарину. — Ну вот. Я все думал об этой записке. Теперь мы знаем, откуда автор позаимствовал способ воспроизведения своего «приказа» за номером шестьсот семьдесят два. Эта записка несомненно детская.
— Ага! — обрадовалась Холмская. — Шерлок Холмс помогает и вам, Виктор Владимирович!
— Я признаю, Олимпиада Леонидовна, что Конан-Дойл для читателей своей эпохи написал интересную книгу о Шерлоке Холмсе. Но он поставил английского сыщика, выполнявшего волю своих хозяев, на романтические ходули. Вспомните: Шерлок Холмс — музыкант и композитор, боксер и силач, джентльмен и либерал, философ и путешественник, даже гость самого Далай Ламы! Однако этот сыщик, на словах бегущий от славы, ставит своего клиента под смертельный удар убийц ради того, чтобы эффектно появиться на месте преступления. Такое случается нередко. Хотя бы с тем же Генри Баскервиллем, едва унесшим ноги от чудовищной собаки. И только по вине этого великого сыщика члены Ку-клукс-клана сбрасывают с моста в реку молодого человека. Холмс же не арестовывает убийц, а посылает им пять зернышек апельсина. Да за такую игру с жизнью своих клиентов, даже по английским законам того времени, Холмса надо было привлечь к ответственности!
— Ну это уж слишком, Виктор Владимирович!
— Слишком? Нет, этого мало! Шерлок Холмс, защитник частной собственности, слуга закона и короля, по своей прихоти отпускает на свободу разоблаченных им преступников, скажем, незаконного сына герцога, совершившего преступление в интернате, да и самого герцога, прикрывающего милого сынка. Или жену министра иностранных дел, укравшую государственной важности письмо в голубом конверте и передавшую его заведомому шпиону. Да это же по закону всех времен и народов самое злостное преступление!
Холмская бросилась на выручку своего любимца:
— Виктор Владимирович, ведь надо все-таки учесть эпоху! Главное в Шерлоке — интуиция, ход мысли, проникновение в психологию людей, научный метод…
Продолжить тираду ей помешал телефон. Майор взял трубку. Оперативный сотрудник доложил: старушка — родственница оперного артиста — подтверждает, что ключи от дачи всегда отдает Марлене Кускиной. Гостей у певца бывало много, особенно по воскресеньям, и она не могла сказать, кто знал, где хранятся ключи. Оперативный сотрудник уже был у бухгалтера клуба «Спорт» и выяснил, что расписка получена в прошлом месяце.
Когда майор вышел из комнаты, Мозарин встал с дивана, поднял шторы. Лучи горячего солнца хлынули в комнату. Он зажмурил глаза, радуясь свету, теплу, жизни.
Теперь он как следует разглядел домашний кабинет Градова: два шкафа книг возле письменного стола, радиоприемник на тумбочке, воинская каска ни стене над диваном — память о фронте…
Лейтенант позвонил матери, сказал, что очень загружен работой и придет к вечеру. Мать сообщила, что еще вчера ночью ей звонила Корнева и предупредила, что он, Мозарин, выехал за город.
— Поблагодари девушку, я ведь уже стала беспокоиться…
Через час оперативный работник доложил Градову по телефону, что находится в квартире концертного администратора С. И. Соколова, чья подпись стояла под распиской. Сотрудник сообщил, что, по словам соседей, Соколов три дня назад уехал с концертной бригадой и сегодня утром должен вернуться.
Усаживаясь в автомобиль рядом с лейтенантом, Градов спросил его: как голова, не кружится ли?
— Нет, товарищ майор! Видите, я уже снял повязку.
Машина остановилась в переулке, не доезжая указанного сотрудником дома. Офицеры по одному вошли с черного хода в квартиру Соколова. В его комнате стоял широкий малиновый диван, по которому были разбросаны разноцветные подушки. На спинке дивана сидели куклы в ярких, пестрых костюмах. В углу на оленьих рогах висели узбекский халат и тюбетейка, а под халатом стояли восточные, с загнутыми носками парчовые туфли. Со стены из бесчисленных рамочек глядели фотографии артистов. На противоположной стене были прикреплены кнопками концертные афиши всевозможных цветов и размеров.
На письменном столе почетное место занимал чугунный Мефистофель. Он сидел, закинув нога на ногу, и мрачно взирал на откидной календарь. Градов машинально перелистал календарь и увидел под сегодняшним числом запись: «9 утра у меня Егоров (предварительно созвониться)».
