Несмотря на то что было еще сравнительно рано, бездомные уже занимали свои места, занимались попрошайничеством или укладывались на ночь, укрываясь всеми возможными покрывалами, какие у них имелись. Мы останавливались и наводили справки у всех, кого встречали по пути к «Розе». Отвечали нам либо неприкрытыми оскорблениями, либо вопросом:
— Мелочь есть?
На вопрос об Алби они неизменно отвечали:
— А кто это?
Или:
— Никогда о таком не слыхал.
В общем, начало оказалось не самым удачным.
У «Розы» мы тоже не задержались, чему Ган был только рад. Мы не заметили рядом с пабом развалюхи «кортины» с поцарапанным крылом, а в общем зале не оказалось Мерва.
Сегодня никакая рок-группа не терзала слуха завсегдатаев пивной. Зато их терпение подвергалось другому испытанию: на сцене выступал живой комик. Молодой, очень нервный, он от волнения едва держался на ногах на крошечной сцене. Видимо, он неправильно оценил будущую аудиторию, потому что подготовил совершенно неподходящий материал. Он выступал с остроумными сатирическими скетчами. А публике в «Розе» требовались соленые анекдоты, причем чем грубее, тем лучше. Правда, пока завсегдатаи пребывали в сравнительно неплохом настроении и не обращали на комика внимания. Позже, когда их терпение лопнет, его начнут освистывать. Владелец «Розы» бросал на комика тревожные взгляды. Я понимала: в любой миг испуганного молодого человека попросят сократить и без того короткое представление и уходить, пока он цел. Интересно, заплатили ему или нет? Мне почему-то казалось, что нет. Мне стало его жаль; скорее всего, он начинающий безработный артист, как и я, который только мечтает вступить в профсоюз.
— Пошли отсюда, — сказал Ганеш, угадав мое настроение, — пока в него не начали швырять бутылки.
Мы снова пустились в путь. Я, конечно, понимала, что трясти за плечо человека, который собрался спать в спальном мешке или под кучей тряпья и газет, невежливо, если не сказать больше. Но вскоре выяснилось, что мы еще и сильно рискуем. Когда на улице трясешь спящего за плечо, обычно тебе отвечают ударом кулака. Кроме того, мы забыли о том, что многие бездомные часто держат для самозащиты собак. Близкое знакомство с крупным и очень недружелюбным доберманом напомнило нам об этом. Зверюга предпочла броситься на Гана, а не на меня — к моему, но не к его облегчению. Гану удалось отделаться порванными джинсами, но после этого случая он с особым трепетом относился к наличию поблизости собак. Так, он кричал: «Собака!» — задолго до того, как мы подходили к спящему и я различала рядом с ним животное.
Безопаснее всего было отойти подальше от очередного подъезда или темной аллеи и выкрикнуть вопрос издалека. Как ни прискорбно, люди, ночующие на улицах, не любят, когда их о чем-то спрашивают, особенно друг о друге. Впрочем, их нелюбовь к болтливости вполне понятна. Наши вежливые расспросы о местонахождении Алби ни к чему не привели. Нам по-прежнему чаще всего отвечали:
— Никогда о таком не слыхал!
За этим следовало менее вежливое:
— Проваливай отсюда на…! — или что-то вроде того.
Часто в нас плевали, а обитатель одного темного подъезда швырнул в нас пустой пивной банкой. Она пролетела в непосредственной близости от моей головы, с лязгом упала на тротуар и шумно откатилась в сточную канаву.
— Могло быть и хуже, — заметила я, стараясь во всем видеть положительную сторону. Ганеш с самого начала не испытывал восторга по поводу нашей экспедиции; и его энтузиазм еще поубавился после встречи с собакой. Я должна была поднять ему настроение. — Ведь он мог кинуть в нас и стеклянной бутылкой!
— А мог и ножом пырнуть, — заметил Ганеш, который, в отличие от меня, всегда готовился к худшему. Он постепенно начал отставать, предоставляя мне первой подходить к каждому очередному подъезду. — Или об этом ты не подумала?
О ноже я действительно не подумала раньше — но задумалась после его слов.
К следующему очевидному месту обитания бездомных я подходила с большей осторожностью. Это был узкий проулок, выложенный черно-белой плиткой в шахматном порядке. Плитка вела к дверям какой-то конторы. Там царила кромешная тьма, несмотря на уличный фонарь. Он припадочно мигал над самой моей головой, отбрасывая тусклый желтый свет на мокрый тротуар. В дальнем конце подъезда что-то было — я различила там движение. Зашуршала бумага.
— Эй! — крикнула я. — Есть кто живой? Извините, что помешала, но я ищу одного человека…
Ответа не последовало. Шорох прекратился, а потом возобновился с удвоенной силой. Что-то заскребло по плитке, отчего волосы у меня на затылке встали дыбом. Мимо проехала машина, и лучи фар упали в темный углубленный портал. Я успела заметить фигурку на задних лапах, которая крутила носом в мою сторону. В свете фар сверкнули злобные глазки-бусинки.
Я отпрянула, тихо вскрикнув от ужаса, и врезалась в Ганеша, который охнул и спросил:
— Что там такое?
— Крыса… — прошептала я, хватая его за руку.
Пришлось признать, что о крысах я тоже заранее не подумала. Вот вам еще одна причина делить ложе с собакой, когда ночуешь на улицах. Крысы не любят собак.
А я не люблю крыс. Уж лучше иметь дело с бродягой, с собакой или без, с бутылкой или ножом и в любом состоянии рассудка или вовсе умалишенным, чем с крысой.
— Давай пропустим тот переулок, — предложила я.
После неприятной встречи я стала бдительнее следить за крысами, чем Ганеш — за подхалимствующими собаками. Грызунов мне приходилось видеть не однажды. Пара крыс копошилась вокруг пластикового мусорного пакета, в котором они прогрызли дыру. А потом я разглядела настоящее чудовище — огромная крыса, сидевшая на наружном карнизе, ее голый хвост свисал на кирпичную кладку. Ужаснувшись, я приняла важное решение. Отныне, как бы жарко ни было, я буду закрывать все окна в своей квартире!
Все это время мы неуклонно приближались к церкви Святой Агаты, где Алби, по его же словам, время от времени ночевал. Хотя дождь усилился и ночь обещала стать неприятной, я еще не готова была сдаться.
Ганеш не разделял моего оптимизма.
— Что-то мне уже надоело, — сказал он. — И я есть хочу. — Длинные черные волосы от дождя прилипли к его лицу; он внимательно разглядывал дыру, проделанную в его штанине доберманом.
Но я очень надеялась, что нам удастся найти Алби у церкви Святой Агаты. Расспросы по пути могли помочь нам лишь случайно, на самом деле я не ожидала получить от кого-то полезные сведения.
— Надо проверить церковь, — сказала я. — Посмотрим — и все. Потом, обещаю, пойдем куда-нибудь перекусить.
— Ладно, — буркнул Ганеш.
Я ласково предложила, чтобы он, если хочет, шел домой. Ганеш заметил, что для него «домой» значит возвращение в квартиру дяди Хари над магазином. Судя по тому, как он общался с Хари после возвращения с оптового склада, я поняла, что он лучше какое-то время отдохнет от общества дяди, даже если ради этого придется и дальше прочесывать вместе со мной ближайшие улицы, рисковать жизнью и здоровьем и беспокоить тех, кого и так уже сильно побеспокоила жизнь.
— Вот увидишь, самое меньшее, чем твоя затея нам грозит, — у нас заведутся блохи! — заключил он.
Я часто бываю благодарна Ганешу за то, что он рядом, но иногда задаюсь вопросом, в самом ли деле мне нужна именно такая поддержка.
Церковь Святой Агаты расположена в тихом спальном квартале — во всяком случае, там тихо по ночам. От обилия освещения квартал не страдал. Псевдоготическое сооружение чернело на фоне неба и казалось декорацией к старому фильму, который я смотрела накануне ночью: сплошные башенки, стрельчатые арки, ажурная резьба, наполовину скрытая в тени. Деревья, высаженные вдоль фасада, мешали как следует рассмотреть крытую паперть. Один из уличных фонарей не горел. От тротуара храм отделяла металлическая ограда. В ограде имелись ворота, сейчас запертые на цепь и навесной замок.
— Вот и хорошо, — с облегчением произнес Ганеш, подергав цепь и явно собираясь возвращаться.
— Ты что, шутишь? — удивилась я. — Для людей, которые привыкли ночевать на улице, такое место — настоящий рай. Туда наверняка как-нибудь можно пролезть.
Лазейку мы нашли совсем недалеко; она оказалась спрятана за пышно разросшимся кустом буддлеи. Кто-то заботливо выломал из ограды два прута. Мы пролезли внутрь и подошли к крытой паперти. Она выдавалась вперед футов на восемь и была не огорожена. Когда мы поднялись, я оглянулась на дорогу, стараясь понять, что мог увидеть Алби, когда наблюдал за похищением. Оказалось, что он мог увидеть немного — из-за деревьев, мешавших обзору. Мной снова овладело сомнение. Может быть, это все же был бред алкоголика?
Ганеш прошептал:
— Там кто-то есть…
Я тоже поняла, что внутри кто-то есть, стоило мне просунуть голову под арку. Едкий запах немытого тела, грязных тряпок, перегара и никотина составляли вместе такую адскую смесь, что резало глаза. От Алби так плохо не пахло. Правда, я не видела Алби после вокзала Марилебон и понятия не имела, чем он занимался после нашей встречи. Судя по всему, у него начался длительный запой.
