— Закурить бы, что ли… У тебя ничего нет, Бэлла?
— Ой, ты знаешь, я некурящая. Хотя… Погоди! Тоська иногда балуется табаком. Кажется, что-то она у меня оставляла, — Бэлла вскочила из-за стола и достала из серванта початую пачку сигарет «Столичные».
«Промах, не те сигареты», — вроде бы с сожалением подумал Антон, разглядывая красивую упаковку. Выхода не было, коль напросился — хочешь не хочешь, закуривай. На третьей или четвертой затяжке захлебнулся дымом и закашлялся, как Борис Медников, «стрельнувший» у кого-нибудь «Казбек».
— Плохие сигареты? — испуганно спросила Бэлла.
— Хорошие, я курильщик плохой. Курю иногда, когда выпью.
Кайров, не слушая их разговора, играл на гитаре что-то грустное. Вообще его сегодня тянуло на грустное. Бэлла решительно взяла бутылку и долила фужеры.
— Кайров, говори тост! — потребовала она.
— На двух вэтках сыдэли двэ птычки, — с акцентом начал Кайров. — Подул ветер — ветки качнулись. Птички поцеловались и разлетелись. Так выпьем за ветреную любовь!
Бэлла весело засмеялась. Поднесла к губам фужер и, почти не отрываясь, выпила его до дна. Антон отпил несколько глотков. Кайров — тоже. Попробовал струны гитары, словно хотел убедиться, не расстроилась ли она, переглянулся с Бэллой и опять грустно запел:
Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,
Но не всегда по дороге мне с ним
Чем дорожу, чем рискую на свете я?
Мигом одним, только мигом одним…
Антон вслушивался в слова песни и не мог понять: то ли намекает Кайров на что-то, то ли выясняет какие-то отношения с Бэллой. От сигареты горчило во рту. Стало душно и невмоготу тяжело. Антон без всякого предупреждения поднялся из-за стола и сказал:
— Спасибо, братцы, за компанию. Сидят, сидят да уходят.
Кайров загородил дорогу, удивился:
— Обиделся? За что?
— Какая может быть обида? Надо к Голубеву зайти.
— Голубев на рыбалке. Я его встретил, когда на вокзал шел.
— Устал за день, — попытался найти другую причину Антон. — Душно.
— Сейчас балкон открою, — забеспокоилась Бэлла. — В самом деле: что ты заторопился? Время детское, еще двенадцати нет. В конце концов, приляг на диван…
Антон улыбнулся:
— Привык отдыхать только дома. Кайров положил гитару, сухо сказал:
— Тогда и я ухожу.
— Вот сумасшедшие, — обиделась Бэлла. — От тоски умрешь с вами.
Кайров усмехнулся, шутливо махнул рукой и послал Бэлле воздушный поцелуй.
Теплая, совсем не похожая на сибирскую, ночь сияла звездами, густо рассыпанными по темному небу. Несколько минут шли молча. Кайров первым нарушил молчание.
— Чего ты взбеленился? — спросил он и вроде бы усмехнулся. — Если бы мне предложила отдохнуть такая шикарная блондинка…
— Терпеть не могу женихов и невест на час.
— Женишься — пожалеешь, что в холостяках дураком ходил.
— Каждый по-своему с ума сходит.
— Устами юноши глаголет истина, — Кайров засмеялся, но тут же посерьезнел и спросил: — Как ты с Бэлкой познакомился?
— Случайно сели в один вагон.
— Ее провожал кто-нибудь в Новосибирске?
— Нет вроде.
— Осторожный ответ и неоткровенный.
Антон чуть подумал и решил рассказать все начистоту. Кайров внимательно ловил каждое слово. В темноте нельзя было разглядеть его лицо, но чувствовалось, что слушает он сосредоточенно и серьезно. Ни разу не перебив, дослушал до конца и только тогда задумчиво проговорил:
— Никаких сумасшедших с розовой собачкой среди ее знакомых не знаю. Возможно, на самом деле пожалела человека. Бэлка — баба откровенная и к чужой беде чувствительная. Три рубля для нее, конечно, не деньги. Могла отдать их и незнакомому.
— Когда ты с ней познакомился? — спросил Антон. Кайров ответил не сразу:
— Около года назад. Она работает в госбанке с моей женой.
Антон насторожился: работая в госбанке, Бэлла могла знать о поступающих в магазин золотых часах. Кайров, то ли не заметив настороженности, то ли не считая нужным что-либо скрывать, продолжал прежним тоном:
— Фамилия ее Бураевская. Была замужем, но после окончания института бросила мужа и взяла направление в райцентр. Как молодой специалист быстро получила здесь квартиру, а родители постарались благоустроить.
— Кто ее муж? Почему бросила его?
— Понятия не имею. Таких пикантных вопросов никогда не задаю женщинам, так как в девяносто девяти случаях из ста в ответ начинают врать самым бессовестным образом, — Кайров помолчал. — Кажется, закружил ты Бэлке голову.
— Ревнуешь? — с усмешкой спросил Антон.
— С какой стати. Между нами ничего не было. Просто Бэлка странно сегодня вела себя. Больше обычного выпила, шутила… Возбуждение какое-то из нее так и рвалось наружу.
— Вы, пожалуй, оба были в своей стихии.
— Я за компанию, а она искренне за тобой приударила. Раньше не замечал с ее стороны такой внимательности к парням. — Кайров повернулся к Антону и вдруг спросил: — А с чего это ты курить начал?
— Для солидности. Надо же когда-то мужать, — шуткой ответил Антон.
— Не темни. Я твой фокус с сигаретками сразу приметил. На Бэлку след выводит? — спросил Кайров и, не получив ответа, извинился: — Прости. Опять излишне любопытничаю.
Они дошли до реки, прошли на мост и, не сговариваясь, облокотились о перила. От воды тянуло прохладой, в лоснящейся черноте высвечивали отражения мостовых фонарей. Сонную тишину изредка разрывали короткие сигналы маневрового тепловоза, доносящиеся со стороны станции, да где-то далеко отстукивали чечетку колеса идущего поезда. На берегу трепыхался слабенький огонек рыбацкого костра.
— Твой Голубев сидит, — показав на костер, сказал Кайров. — Налимов таскает.
— У тебя нет желания с ним повидаться? — спросил Антон.
— Поздно, пора по домам расходиться.
— Меня никто дома не ждет.
— А у меня дочурка, — Кайров протянул руку. — Желаю успеха.
— Спасибо.
Антон опять облокотился на перила. Под мостом лениво плескалась об устои река. Огонек костра затрепетал ярче, видимо, ухватился за новую порцию подброшенного хвороста. Антону вспомнилось, как несколько лет назад на том месте, где сейчас горит костер, веселой компанией устраивали пикник, справляли день рождения одной из своих сотрудниц. Точно на таком же костре жарили шашлыки, играли на гитаре, много шутили и смеялись. А наиболее отчаянные пробовали даже купаться, хотя вода в реке в ту пору была до чертиков холодной. Сколько времени прошло с тех пор: три или четыре года?.. Захотелось сейчас же побывать на том месте Вдобавок, не терпелось узнать у Голубева подробности отравления молоденькой продавщицы.
Спустившись с моста к реке, Антон направился вдоль берега. Задумавшись, неторопливо подошел к костру. Чуть поодаль от огня сидел Слава Голубев.
— Бог в помощь! — громко сказал Антон.
Голубев удивленно обернулся и вскочил на ноги. Узнав Антона, смущенно проговорил:
— Так и перепугать можно. Что, как тать ночной, бродишь?
Присаживаясь к огню, Антон посмотрел на Славу, улыбнулся:
— Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.
— Только что намеревался смотать закидушки и зайти к тебе домой, — сказал Слава. — Думал, ты с последней электричкой приедешь.
Он тоже сел у костра, рядом с Антоном. Подбросил несколько сухих веток. Огонь оживился, затрепетал.
— Что с Чурсиной? — спросил Антон.
— Ничего хорошего, — Голубев нахмурился, пошевелил веткой в костре. — Жила она, оказывается, в одном доме с Марией Ивановной, заведующей обворованного магазина. Занимала комнату и кухоньку с отдельным входом. Поэтому все сведения — со слов завмага. Очень скупые сведения. Около шести утра услышали через стенку «душераздирающий крик». Словно убивают кого или режут. Переполошились, выскочили с мужем во двор. Попытались войти к Чурсиной — дверь на крючке. Крик вроде смолк, затем опять повторился. Взломали дверь — Чурсина уже полуживая, в одной ночной сорочке, валяется на полу. Сразу вроде узнала заведующую и в слезы: «Марь-Иванна, миленькая, простите»… За что простить? Неизвестно. Пока муж бегал вызывать «скорую помощь», завмаг ни на шаг не отлучалась. Чурсина вроде бы потеряла сознание, стала заговариваться, будто у нее катастрофически растет голова, удлиняются руки и ноги, будто ей приказывают их отрубить, а она не соглашается. Затем закричала: «Я все сделала, как ты говорил! Почему так жутко?!», — Голубев помолчал. — Машина «скорой помощи» приехала быстро. Врачи констатировали отравление. Увезли в терапевтическое, подняли на ноги всех специалистов, чтобы спасти жизнь.
— Так она еще может выжить? — обрадовался Антон.
— Вероятность, как сказал Борис Медников, очень малая. Возможно, сутки продержится, возможно, двое.
