и страхах чужой смерти. Сработает ли тут моя метода? Мне не хотелось портить моё мнение о себе, окунувшись в шарлатанство и ложь во имя добра. Прекрасно понимая, что раньше я мог противопоставить всем неудачам, лени, слабой мотивированности на жизнь свой пример «выживания», теперь же мне не чего было бросать на весы Правды из личного опыта. Мои родители были живы и здоровы. Бабушку и дедушку, со стороны отца, я не знал при их жизни, а мамины родители старели вдалеке от нас, путешествую по миру на лайнерах, выбирая для кратковременного проживания маленькие экзотические города. Что мог противопоставить я чужому горю, чужой потере?
Моя нервозность начала просачиваться наружу, впитываемая сидящей напротив меня девушкой, как губкой. Это посторонняя «смазка» позволила вылиться страхам девушки. Подстёгиваемые её фантазией, полученная ей информация от сотрудников ФБР, перерастало в такой кошмарный образ кровопийцы и истязателя хрупких девушек – Яблочного Джека. Распространяемый девушкой страх стал материализоваться, постепенно отъедая силу у света, лившегося из настольной лампы. Образ, рисуемый чужим воображением, проникал в мою голову: состоящее из самого мрака существо (ни одна камера в округе не смогла его заснять) с белыми, длинными зубами разрывает горло Мии; жадно впитывая в себя каждую каплю тёплой крови (материалы из полицейского следствия подтверждают слегка окроплённую кровью землю); вместе с кровью девушки Яблочный Джек поглощает её скованную ужасом душу.
Только стряхнув с себя это наваждение (моя рука роняет пластиковый бокал), я, сопоставив образ Сида с образом Яблочного Джека, начинаю смеяться гротескным пропорциям, порождённым Ужасом сестры Мии. Стеклянный Ужас в глазах девушки разбит, если его сейчас не заполнить чем-то тёплым, жизнеутверждающим, то там поселиться сомнение в моём здравомыслии. Опуская капюшон со своей головы, выпускаю из памяти образ Сида, когда он первый раз появился в пабе. В этот образ собирается все, что я знал о нём тогда и узнал потом. Бонусом на меня накатывает одиночество и тоска, после безвозвратной потери Любви жены и детей. Эта чужая Боль щемит моё сердце, делает мой смех прерывистым (на грани истерики), на глазах выступают слёзы. Я, поднимаясь над застывшей девушкой как монстр из мультика «Корпорация Монстров», медленно перемещаюсь к ней, опустившись на колени, обнимаю её.
Тени отступили под натиском усилившего Света. Нас окружает понимание дороги в одиночество с редкими, временными попутчиками. Неизбежность конца пути ласкает Сердце и тревожит Ум. Прощение и Благословение Делам. Отречение и Молчание за Бездействие.
Когда Свет ослабевает, Мы обнаруживаем себя стоящими на коленях в обнимку друг с другом. Она мой друг – часть моего Сердца и Я теперь её друг – часть её Сердца. Мы принимаем себя такими какие мы есть, обещаем стать лучше, но не будем винить себя и других, если это не получается.
Получив «прививку» от Светлых, я больше не теряюсь в Свете. Мне легко пропускать его через себя, трансформируя его в смех или слёзы. Да я научился плакать, научился прощать других как себя за ошибки, слабость, бесхарактерность, лень. Но Ревность мне не поддаётся. Я, благодаря намёкам Теда, прекрасно осознаю в себе её щупальца, метастазы. Есть способ Её победить – выпустить наружу и переварить (трансформировать). Ревность растёт во мне как опухоль, тёмные сгустки которой я стараюсь обходить, и не буду показывать Сиду.
У меня теперь было очень мало свободного времени. Каждую свободную минуту я старался трансформировать в сон, так как не знал, что меня ждёт через пять минут. Это меня пугало и радовало одновременно. Всё больше становясь человеком, мне становилось смешно, как я мог в серьёз сожалеть о своих утерянных детских мечтах. Сколько больничных подушек пропиталось моими слезами в честь их утраты. Каждый визит Сида служил для моей гордости вакциной и вызывал трепет усталости от мысли о дальней дороге за рулём. Тёмное время суток теперь у меня было для сна, а не для бодрствования.
Таких тяжёлых случаев как с сестрой Мии мне больше не попадалось, но я к ним морально готовился. Как готовился посетить ещё несколько «мест», где Сид будет проводить свой странный ритуал. Через образ Сида, через его молчание, я старался понять побуждающие его на Ритуал мотивы. Но Сид оставлял меня в неведении, а я имел мало времени, чтобы полностью слиться с его образом в моей голове.
Естественно, напряженность во всех аспектах жизни сказывалась. Даже в постели я старался чем-то блеснуть перед Дженнифер. Мне казалось, что я начал отставать от Времени, от любовников-клиентов Дженнифер, как я безнадёжно отстал от Сида. Его спокойствие за столом равнялось невозмутимости скалы перед любой непогодой, стихией, гневом Земли. Каждому своё, прятал я глупую ухмылку «познания» в кружке пива, когда Сид, сидя напротив меня, тянул из бутылки витаминизированную воду.
– Сегодня. – это слово прогремело для меня как гром среди ясного дня.
– Мы успеем? – я сомневался не в словах, а в правильности их интерпретации моим воспалённым мозгом.
– Тут не далеко. – Сид закрыл бутылку воды крышкой, поднялся, пряча её в карман своего балахона.
Мой мозг посылал сигналы «что я там не видел!», которые тут же тонули под проснувшейся надеждой «а может сегодня?». Тело уже плелось за скрывшимся за дверью чёрного хода Сидом.
Прихватив из кладовки возле выхода сумку, заботливо приготовленную Тедом, я направился к хозяйственным воротам зоопарка. Пересекая быстрым шагом, так милый моему сердцу (когда-то) зоопарк, мне вспоминались только текущие вопросы и проблемы, встающие на повестке дня перед руководством зоопарка. Решив для себя, что надо дать возможность животным высказывать своё мнение и настроение удобными для них способами, я перестал дежурить по ночам в зоопарке. Так я скинул большой груз с плеч, оставив кучу времени на восстановление сил после нахлынувшего на меня потока клиентов. Тед уверял меня, что скоро ажиотаж в отношении меня и Сида спадёт. Вот тогда и отдохнём, заживём спокойной жизнью обывателей столицы штата.
Я улыбнулся, проходя мимо зимника львов, который мне с трудом удалось отстоять перед руководством. Редкие холодные зимы не являлись поводом к его сносу или для переоборудования под нужды других питомцев зоопарка, тем более, что иногда меня тянуло поспать на его крыше под открытым небом.
В кабине фургона Сида было тепло, двигатель так убаюкивающе рокотал, шуршание шин по асфальту звучали как колыбельная. Машина остановилась, я открыл глаза.
– Мы уже приехали?
– Иди за мной. – Хмурый Сид вышел из кабины, направившись к задней двери фургона.
Выбравшись из кабины, я, протерев глаза, смотрел на открывающиеся просторы вокруг пустой дороги. Обойдя фургон, увидел возле открытой
