Морковко — враги. Кубик пару раз сажал этого Морковку. Но тот имеет связи. Он родственник министру культуры. А она…
— Она тоже с ними?
— Эта особа, ух, ух. Хитра. Аппетит приходит во время еды.
Я попрощался с любителем пословиц. Уж не знаю, пригодится ли мне справочный материал, полученный от него, но в моем бурном и непредсказуемом быте ничего нельзя предугадать. А вот про министершу — аппетит приходит во время еды — это неглупо.
Я уже подошел к двери виллы, как такси вернулось, в открытую дверь снова просунулась голова Треугольникова:
— Не пей из корытца, братец Иванушка.
Кажется, пословица по делу. И уехал.
Когда я поднялся на веранду, то сразу понял, что в мое отсутствие там что-то произошло.
Свидетель Леонард Белый, предприниматель
Аврал начался сразу после отъезда Бориса.
Я сидел у себя в комнате, перелистывал документы. Влетела Вильма:
— Катастрофа! Приехал художник, который будет оценивать картины!
— Где он?
— Уже здесь. Идем на веранду.
Поднявшись на веранду, я увидел внизу человека, который усердно пытался открыть дверь, ведущую в подвал. Очевидно, он принимал ее за главный вход.
Вильма нервничала:
— Надо что-то срочно предпринять. Надо что-то срочно предпринять.
— Неплохо было бы чем-нибудь его облить. У художника в мастерской много красок, если бы ты…
— Понятно.
Вильма убежала и быстро вернулась с литровой банкой.
— Что там? — спросил я.
— Вроде бы краска. Я его оболью, а ты спускайся вниз. Попытайся задержать. Я не промахнусь.
Я спустился по главной лестнице и почти столкнулся с гостем, который наконец-то нашел главный вход. Его лицо, волосы, куртка и штаны были испачканы краской светло-коричневого цвета. Вильма не промахнулась.
— Кто вы такой?
Он ошалело смотрел на меня и молчал.
— Кто вы такой? Вы артист? Вы клоун? Что это на вас?
— Судя по всему, горчица, — ответил он.
И действительно, в банке, которую вылила на него Вильма, судя по запаху, была горчица.
— Понимаю, что горчица. Но это не объясняет, кто вы.
— Меня сюда пригласили. Некая мадам Ада.
— Понимаю. Вас пригласили, и вы, перед тем как появиться, испачкались горчицей. Зачем?
— Я не пачкался. Меня, скорее всего, облили.
— Кто? Зачем? Такой цвет… Ну ладно, облили — так облили. Но кто вы такой? Откуда вы? Где живете?
— Я остановился в гостинице.
Подоспела Вильма и участливо посоветовала:
— Вам лучше вернуться в гостиницу.
— Это невозможно. Мне нужно срочно повидать хозяйку дома.
— Она будет очень удивлена, когда увидит вас. Такая элегантная дама и такой цвет…
— Очень странный цвет, — поддержал я Вильму. — Чтобы понять, что это горчица, надо подойти поближе. Но вряд ли кто на это решится.
Мне в голову пришла мысль:
— Слушайте, в таком виде вам действительно лучше не показываться на глаза мадам Аде. Вам нужно переодеться.
— Во что? — пролепетал гость.
— Я попытаюсь найти для вас какую-нибудь одежду. Но сначала, Вильма, попроси Лимону принести гостю бутылку коньяка.
Мы вошли ко мне в комнату.
Через пару минут Лимона принесла бутылку и фужер. Она внимательно осмотрела гостя:
— Вы что-то не то скушали?
Я налил ему полный фужер. Он выпил залпом.
— Вы примете душ и наденете мой костюм. У меня есть прекрасный белый костюм.
Я налил ему еще фужер. Он пытался сопротивляться:
— Я вообще-то пью только по праздникам.
— За знакомство.
Он выпил.
— А теперь вам надо принять душ.
Душевая комната находилась на первом этаже.
— Оставьте вашу одежду здесь.
Он быстро разделся и голым засеменил в душ. Я за ним с бутылкой в руках. Он залез под душ. Я сделал вид, что пью из бутылки:
— Теперь вы.
Он что-то пробормотал. Я его подбодрил:
— Там осталось немного! До конца и за дружбу!
Чтобы ему легче пилось, я добавил холодной воды. Помогло. Он вздрогнул и начал жадно хлебать глотками.
Я дал ему простыню, и мы вернулись в мою комнату. Он плюхнулся на кресло. Укутанный в простыню, он был похож на римского патриция. Немного освоившись, он заговорил:
— Я вообще-то художник. Меня пригласили сюда посмотреть картины.
— Какие картины? — спросила Вильма.
Художник замялся:
— Вообще-то…
— Я знаю, какие картины. «Афина свирепая с мечом», «Голая Афродита и нимфы».
— Кто вы такие? — насторожился художник.
— Мы работники музея, — ответила Вильма.
— А где госпожа Ада?
Я решил взять на себя инициативу:
— Она здесь. Видите ли, она очень осторожный человек. Она поручила нам сначала поговорить с вами.
Потом повернулся к Вильме:
— Вильма, деточка. Господину художнику после душа надо холодного пива.
Он начал было протестовать, но я его остановил:
— После душа это необходимо.
Вильма ушла, а я продолжал:
— Об оценке особо ценных картин у нас принято говорить иносказательно.
Художник согласился:
— Это понятно. Это даже правильно, но…
— Поэтому никогда не произносите слово «нимфы», говорите «девочки», и тогда даже самый дотошный следователь не поймет, о чем речь.
Художник забеспокоился:
— Почему следователь?
— Предусмотрительность — дитя безопасности. А Афину называйте Адой.
— Но ведь это имя хозяйки!
— Верно. Она очень любит, чтобы их путали. Витро писал Афродиту с нее.
— Как так? — удивился художник. — Картина написана почти сто лет назад.
Попался. Надо выкручиваться:
— Ада считает, что очень похожа на эту Афродиту и что Витро предвосхитил ее.
Художник посмотрел на меня мутными глазами и мечтательно протянул:
— Такое возможно.
— И не произносите слово «меч». Ни при каких обстоятельствах.
— Почему? — снова удивился художник.
— Произносите «кнут», «хлыст», но никогда не «меч».
— Почему?
— Не понимаете?
— Не понимаю.
Я тоже не понимал.
К счастью, мое замешательство прервало появление Вильмы и Лимоны. Лимона несла упаковку пива и бокал. Она осмотрела художника и сочувственно посоветовала:
— Вы уж кушайте поосторожней.
Художник выпил один фужер. Вильма тут же налила второй. Он пытался отказаться, Вильма улыбнулась, и он выпил.
Лимона ушла.
Я вытащил из гардероба свой белый костюм и протянул художнику. Он отпрянул:
— Что это?
— Надевайте, — строго сказала Вильма.
Мы вышли из комнаты, чтобы не мешать ему одеваться.
Я рассказал Вильме, что посоветовал художнику называть картины иносказательно. Например, вместо «нимф» говорить «девочки». Вильма не поняла:
— Зачем?
— Его надо запутать. Напоить и запутать. Горчица. Ада обнаженная. И нимфы. Много голых нимф.
— Ты прав, его надо поить. Я позову Лимону.
Появилась Лимона с бутылкой виски. Спросила:
— Опять ему?
— Ему.
— А не изойдет?
И тут проявился он. В моем белом костюме и в белых туфлях выглядел он странно. Пиджак обтягивал его, как трико — акробата, штаны болтались по земле, туфли ему были малы, и он не завязал шнурки.
Первым нашла правильное слово Лимона:
— Акробат.
