приходится… чаще, чем мне бы того хотелось. Но решила с новостями все же притормозить.
– Николай Тимофеевич, давайте сначала о машине. Вы в курсе, что с ней произошло? Какие повреждения, по какой причине?
– Да… влетел он в «Ладу». Я же говорил уже. Ну, и соответственно повреждения получил, вмятины там остались, краску поцарапал. Ходовую перебирали на всякий случай, ну, это обычное дело после ДТП. Что конкретно там еще было, я, честное слово, не знаю. Ну, вы ведь понимаете, я – не мастер, ремонтом машин непосредственно не занимаюсь. Это вам с Никитой Бодренковым надо поговорить, он у нас – мастер золотые руки. Степаныч, с которым вы познакомились у машины, – настоящий профи по краске. Так цвет подберет, что не придерешься. Ну и мелкую рихтовку осилить может. Зато Никита – уникум, он автомобили по винтикам переберет, потом как новые бегают. Только сегодня его в мастерской нет, отпросился по семейным обстоятельствам. С ребенком что-то, приболел. Или на обследование поехал? Нет, не в курсе.
Я кивнула, взяв на заметку обязательно пообщаться с этим асом Никитой Бодренковым.
– А Воротниковский ничего вам по поводу аварии не говорил? – уточнила я.
– Да нет, не припомню. Передал ключи, попросил привести в порядок побыстрее и позвонить, как сделаем, а сам вызвал такси. Так что случилось-то?
– Скажите, я могу осмотреть машину? И с Бодренковым бы встретиться, – не ответила я на вопрос. Нахмурившись, Николай Тимофеевич набрал номер.
– Никита, ты как? Закончил все? Более-менее? И то хорошо. Ты нужен мне в мастерской. Да, быстро! Нет, ненадолго, – прослушала я одностороннюю беседу. После чего Соколовский внимательно всмотрелся в меня: – Машину осмотреть можете. Никита подъедет минут через десять-пятнадцать, как с пробками будет. С Воротниковским что-то случилось, так?
– Да. Случилось, – кивнула я обреченно. – Его убили. Два дня назад.
– Вот ничего себе! – растерянно произнес он. – Как же это так?
Он на самом деле растерялся. И это объяснимо. Когда со знакомым – пусть и не другом-приятелем – что-то случается, человек испытывает мгновенный шок. Казалось бы, недели не прошло, как видел кого-то живым-здоровым, и тут – на тебе.
– Получается, что Константина Владиславовича… больше нет в живых? – охрипшим от волнения голосом спросил Соколовский.
– Получается, что так, Николай Тимофеевич, – подтвердила я. – Вы его хорошо знали, да?
– Да не сказать чтобы… Мы не дружили, если вы об этом. Общались по поводу его машины, да и все. Ну здоровались при встрече. А знаете, Татьяна… меня это не очень-то удивляет – такой финал его жизни, – внезапно, после паузы, произнес Соколовский.
– Это еще почему? – насторожилась я.
– Да как-то… и не объяснить толком. На мелочах все строится. Он, бывало, довольный приезжал, деньгами сорить начинал, ребятам моим «премии выписывал» – как он это называл, на карман крупные суммы давал. А бывало, весь как пружина сжатая, на нервах, телефон в руках сжимает, как будто звонка важного ждет. Как-то… ощущение, что непростая у него жизнь… была. Ну и обрывки телефонных разговоров – то он на кого-то ругался, то сам что-то очень неприятное выслушивал.
Я кивнула: понимаю, иногда такие вот мелочи складываются в относительно цельную картину. Тут в кабинет ворвался молодой темноволосый мужчина, лет тридцати с небольшим, с короткой стрижкой и легкой небритостью. Заметив меня, он застыл на месте, наклонил голову:
– Добрый день.
Перевел взгляд на шефа:
– Тимофеич, что стряслось? С машиной у дамы что-нибудь?
– Ты сядь, – махнул рукой Соколовский. – Дама – частная сыщица, и ее интересует белый «Опель».
– Проблемы какие-то? Вроде она не в угоне… уже с год точно один мужик ее пригоняет к нам. Да и не замечал я ни сбитых номеров, ничего такого.
– Дело не в угоне, – взяла я слово. – Никаких проблем, не переживайте. Просто расскажите мне о том, что обнаружили. Какие повреждения нашли после аварии?
Парень помолчал, собираясь с мыслями. Взглянул озадаченно на шефа, получил подтверждающий кивок, мол, «говори что знаешь», и перевел взгляд на меня.
– Машина… повреждения незначительные, вмятины на правой стороне корпуса, задир правой передней дверцы, незначительные выпадения в коробке зажигания… Продолжать? – натолкнувшись на мой совсем уж расфокусированный взгляд – а я мало что понимаю в автомобильных потрохах, – с легкой ехидцей полюбопытствовал Никита.
– Да нет, не стоит, – отмахнулась я. – Вы имеете в виду, что повреждения были типичные для не слишком серьезной аварии.
– Ну да, я с ними быстро разобрался. Зато когда тормозную систему стал перебирать… Ох, Тимофеич, тебе-то и не сказал! – всполошно взмахнул руками Никита. Соколовский напрягся.
– Чего ты мне не сказал?
– Ну я вчера вечером доделывал, ты уже домой ушел. Вот и… А сегодня – сам знаешь, отпросился с утра.
– А сопроводилки мы заполняем задним числом, – ехидно протянул Николай Тимофеевич. – А документы пусть шеф оформляет. Нам только в машинном масле копаться и денежки получать… Фух, ладно. Татьяна, извините, рабочий момент – бьюсь-бьюсь с этими несознательными гражданами, требую, чтобы сразу лист повреждений заполняли, на месте. А они все на потом оставляют. Никита, а ты говори давай, что ты мне не сказал. И без этих своих умных словечек, так, чтобы дама все просекла.
Я благодарно кивнула. Никита потупился, ну просто провинившийся ребенок, и мрачно заявил:
– Тормоза неисправны были.
– В смысле, с ними что-то случилось из-за аварии? Или от старости? – понадеялась я.
– Да нет, – хмыкнул Никита. – Где-то за неделю до того ДТП я эту машинку от и до проверил, отсмотрел, полное ТО сделал. Техобслуживание, в смысле. И масло сменил, и незамерзайку залил, и все что надо смазал. Ну и тормоза проверил, разумеется. А авария к тормозам никакого отношения точно не имеет. Скорее уж, тормоза – к аварии.
– Вы имеете в виду… – напряглась я.
– Что кто-то специально подрезал тормозные тросики, выводя тормоза из строя.
– А! Вспомнил! – воскликнул Соколовский. – Костя же говорил что-то о том, что затормозить не смог. А я и не прислушался – не до того было, если честно.
Вот это здорово! То есть мужика попытались убить еще за пару дней до ножа. Или раньше? Или не
