И это не считая того, что туда, в этот паршивый городок, его тара уходила тоже отнюдь не пустой… Всплыви эта махинация, и кто пойдет под суд, чего доброго, и вовсе на пожизненное?.. Он, Петр Сергеевич Лагутин, а вовсе не проклятый, ненавистный генерал! Ну а то, что пойдет он туда в компании с владельцем подмосковной ювелирной фабрики, его решительно не утешало и души не грело… Конечно, и тот дурак тоже получит, скорее всего, под завязку. Наверняка ведь фианиты, используемые на фабрике, расходятся затем по торговым точкам как бриллиантовые кольца, серьги и медальоны… И с точки зрения закона он, Лагутин, тоже к этому факту причастен!..
Правда, за все эти годы система, созданная генералом, не дала сбоя ни разу, якутские подельники работали четко и надежно. Что касается Петра Сергеевича, его противоречие с УК РФ за то же время и впрямь выросло непомерно: чтобы восполнить дефицит фианитов, уплывавших вместе с тарой, Лагутину пришлось искать не только левые, неучтенные источники сырья, ни и обзавестись, соответственно, второй, а на самом деле уже третьей бухгалтерией и таким образом попасть в зависимость еще от нескольких людей… Конечно, людям он платил, однако в итоге близкого знакомства с генералом Березиным уже не первый год едва сводил концы с концами, работая на того, по большому счету, бесплатно, рискуя своей непрочной свободой, в страхе за которую давно уже не засыпал без снотворного.
И вот — мало ему было того, что уже имеется в избытке, так теперь еще и поставщик тары действительно подвел, не доставил вовремя свой товар, к тому же намекнул на то, что цены на него в ближайшее время вырастут.
Валерий Андреевич выслушал Лагутина крайне внимательно, попивая свой кофе и изредка даже кивая головой, как показалось Петру Сергеевичу, сочувственно. Наконец кофе был выпит и последовало резюме, без остатка раздавившее вспыхнувшую было в сердце Петра Сергеевича надежду.
— Что ж… — произнес Березин, явно завершая их беседу. — С поставщиком будешь разбираться сам. Или искать нового… Впрочем, если заартачится, дай знать Юре… Только в этом случае нового подыщи заранее…
Ну а что касается убытка в пятьсот тысяч евро — ты ж и сам понимаешь, что должок твой?..
Петр Сергеевич Лагутин ничего не ответил. Не потому, что «понимал», нет. Более того, партия на этот раз была маленькая, всего ничего, и он с полным основанием мог предположить, что должок завышен минимум вдвое… А промолчал он потому, что онемел от неожиданности и тут же начавшего зарождаться в его душе ужаса.
Наскрести названную сумму, да еще, как уже на ходу бросил генерал, в течение месяца, ему было сейчас не под силу… Никаких его объяснений, что и так концы с концами едва сводятся, Березин слушать не станет. Более того: если Лагутин начнет возражать, с ним, скорее всего, разберутся быстро и кардинально — способом, который был предложен для укрощения поставщика тары. Вот уж в этом Петр Сергеевич ничуть не сомневался! Он не глухой и не слепой, о ребятках из кропотинской фирмы и об их специализации наслышан не хуже других…
А заменить его Березину — на раз-два! Таких, как Лагутин, у него про запас на крючке висит наверняка немерено.
Тамара аккуратно и по возможности бесшумно заперла двери на все три замка и задвижку и, скинув изящные туфельки, осторожно двинулась через холл.
— Доченька, ты?..
Тамара на мгновение замерла, а затем принужденно рассмеялась и, уже не таясь, вошла в комнату матери:
— Я думала, ты спишь… Как ты, мамусь?
— Я и спала…
— Ну и слух у тебя! — Тамара присела на краешек широкой кровати, поправила одеяло, под которым сильно исхудавшее за время болезни тело Регины Михайловны обозначалось едва приметным холмиком. И с болью вгляделась в лицо матери, после инсульта все еще почти лишенное мимики, хотя восстановительный период длился уже около года. — Как твоя ручка?
Вместо ответа Регина Михайловна с заметным усилием извлекла из-под одеяла правую руку и, медленно опустив ее, слегка пошевелила пальцами, после чего с гордостью посмотрела на дочь.
— Класс! — Тамара наклонилась и с нежностью поцеловала Регину Михайловну в лоб, сделавшийся за прошедшие месяцы сухим и жестким… А ведь у мамы, всегда была такая нежная, мягкая кожа!.. Женщина привычно сдержала готовый вырваться вздох и улыбнулась.
— Скоро Георгий Кирович придет, он будет рад… Ты, мамусь, прямо на глазах восстанавливаешься… Скажи, ведь правильно же мне рекомендовали Доронина, да?
— Георгий Кирович замечательный доктор… Томочка, скажи мне правду, очень он дорогой?..
Тамара укоризненно посмотрела на мать и покачала головой:
— Ну, мамуля, теперь я точно знаю, что ты поправляешься — начала денежки считать… Выкинь из головы, а? Ну нет у нас такой необходимости. И не будет! Со мной-то ведь отец не разошелся!..
Регина Михайловна ответила ей долгим и задумчивым взглядом.
— Это, дочура, пока… Помяни мое слово, та женщина своего добьется… Володя всегда был слаб духом, а она конечно же и красивая, и молодая, и — зубастая. А значит, все сделает для того, чтобы он и тебе перекрыл кислород…
— Что ты имеешь в виду?
— Все, включая лондонские субсидии…
— Чушь, — твердо произнесла Тамара. — Отец сам захотел, чтобы я продолжила образование в Лондоне!
И вообще, прекращай этот разговор, тебе нельзя волноваться — во-первых, а во-вторых… Чья это любимая поговорка насчет того, что проблемы следует решать по мере их поступления?..
Регина Михайловна неуверенно улыбнулась, с заметным усилием раздвинув губы:
— Точно, моя… Мой принцип…
— То-то!
Тамара еще раз поцеловала мать — на сей раз в щеку и поднялась, намереваясь покинуть спальню.
— А теперь будь добра поспать… Надеюсь, Ольга тебя покормила, прежде чем отправиться по магазинам?
— Конечно… А ты куда?..
— Пойду переоденусь, потом немного позанимаюсь, а дальше ко мне должна прийти гостья — одна милая девушка… Ей нужна работа, а у нас на фирме как раз вот-вот будет место…
— Ты, доченька, правильно делаешь, что бываешь там, — серьезно произнесла Регина Михайловна.
— Ну ты ж сама мне посоветовала побольше мелькать на фирме, присматриваться, вникать в папины дела…
— Не всякий человек следует разумным советам. — Регина Михайловна вновь слабо улыбнулась.
— Не всякий! — согласно кивнула Тамара. — Но у меня есть опыт: именно твои советы помогли отцу создать фирму…
— И Монечкины! — напомнила ей мать. — Кстати, Томочка, он все еще в командировке?..
— Да, мамуль. — Тамара отвела глаза.
— Странно, что за столько времени ни разу не позвонил… — недоуменно прошептала Регина Михайловна.
— Он перед отъездом предупреждал, что на этот раз будет мотаться по всему Израилю, времени на связь почти не будет… Впрочем, он дважды звонил мне на мобильный…
— Да-да, ты говорила… А все же мне эта идея — открыть там наш филиал — кажется странной… Впрочем, о чем я? Какой там «наш»?.. Уже не наш…
— Мамуля, я сейчас на тебя рассержусь! — Тамара нахмурилась. — Тебе Доронин что сказал? Не волноваться ни в коем случае! Забыла, что именно из-за волнения твоего все это и случилось? К тому же совершенно напрасного!.. Ведь никаких санкций нам тогда налоговая не предъявила, все у нас было в порядке — за исключением того, что грянул твой инсульт… Ты что, хочешь пойти по второму кругу?..
— Все-все, молчу… И даже ни о чем таком не думаю… — Регина Михайловна по-детски торопливо прикрыла глаза, Тамара ласково улыбнулась:
— Ну ты и притворяха… Ладно, мамусь, в самом деле попытайся уснуть…
Она поправила одеяло и наконец выскользнула из спальни… Видит Бог, каких усилий стоит ей этот обман насчет дяди Соломона! Ведь сама она ничуть не сомневается, что Юрий в тот последний вечер их общения, когда внезапно нагрянул в загородный особняк, основательно подвыпивший, не обманул ее и не просто запугивал. Слишком хорошо знала Тамара своего мужа, чтобы допустить, что он не рассчитал все, включая ее реакцию, заранее… Да и пьяным он, скорее всего, был вовсе не до такой степени, как прикинулся! В Передел-кино Юрий тогда приехал один, на своем любимом джипе, сам был за рулем. Тамара прекрасно помнила тот ужасный вечер… Счастье, что мама уже спала после укола, который сделала ей сиделка, присланная профессором Дорониным, и впрямь едва ли не самым дорогим доктором в столице.
В какой-то момент, после того как Юрий вломился в дом, она почти не сомневалась, что приехал он с единственной целью— убить… Убить ее, Тамару, уничтожить физически уже уничтоженную морально, униженную донельзя женщину, которой когда-то клялся в вечной любви. Тамаре навсегда запомнился этот момент, когда Березин-младший, полупьяный, полуобезумевший, тащил ее под проливным дождем, по грязи, по колючему, твердому, как мрамор, не до конца стаявшему снегу в соседний лесок, который и леском-то не назовешь… Как швырнул ее на приметно возвышающийся среди голых стволов холмик, заявив, что если она жаждет повидаться со своим родным дядюшкой, то может этот холмик разрыть… Кажется, в какой-то момент Тамара потеряла сознание. Потому что следующее, что ей запомнилось, — она сама, мокрая, дрожащая от ледяного холода и ужаса, у распахнутых настежь ворот особняка. И его машина, отъезжающая в сторону шоссе.
