Вдруг эти четверо, затаившиеся в траве, почти не скрываясь, отступили к изгороди и, просочившись сквозь нее, оказались за огородом. Что-то их напугало! Генерал осторожно привстал и обернулся к дому...
В тот же миг зазвенело стекло, в трех окнах сразу вспыхнуло пламя. Кажется, это были самодельные зажигательные устройства - бутылки с бензином. Четвертая ударилась о простенок между окнами, и стена сразу же охватилась огнем. По улице на большой скорости пронеслись четыре мотоцикла, на мгновение остановились возле генеральской дачи, видимо приняли пассажиров, и умчались в сторону Волоколамского шоссе. Все произошло так быстро, что четверо "захватчиков" за изгородью с минуту не подавали признаков жизни. Затем послышался приглушенный возбужденный говор, и генерал узнал чеченскую речь. Надо было немедленно уходить, но они мешали; дед Мазай был отрезан от лесополосы - единственного безопасного пути от дома. Поэтому и "захватчики" избрали его, подтягиваясь к даче... Тем временем они начали переговоры по радиостанции, что-то докладывали, что-то выслушивали - генерал не знал чеченского языка. А огонь за спиной становился ярче, уже вырывался из разбитых трех окон и освещал огород, и всякий предмет теперь давал длинную тень. Наконец, они получили приказ, не скрываясь, перемахнули забор и побежали к горящему дому. И в тот же момент из лесополосы выскочил еще один, отчетливо видимый, с радиостанцией возле уха. Бежал и что-то говорил на ходу. Пожар, кажется, вызвал большой переполох, "орелики" не были готовы к чрезвычайной ситуации, не предполагали ее, и в первые минуты у них началась суета. Те четверо носились возле дома, не стесняясь, громко переговаривались, пока к ним не подбежал пятый. Они попытались проникнуть в дом через окно, где пламя лишь отсвечивалось, но, разбив его, сделали ошибку: сквозняком огонь внутри помещения развернуло, и через несколько секунд наружу вырвался ярко-красный фонтан. Тогда они все сгрудились у стены, под балконом - в мансарде еще не горело, однако уже было светло от огня. В их действиях начала ощущаться боевая подготовка. В один миг они соорудили пирамиду, вставая на спину друг другу, и четвертый смог дотянуться до балкона. По-кошачьи заскочил на него, выбил локтем стекла и распахнул дверь...
Генерал выждал еще несколько минут - из лесополосы никто не появлялся. И все-таки он решил не рисковать: скоро появятся пожарные машины и те, кто сейчас пытался "спасти" и вытащить генерала из огня, начнут отступать тем же путем, которым пришли. Скрываясь в тени изгороди, он побежал к дому своего левого соседа - его внимание наверняка приковано к пожару, - возле коровника перемахнул забор и оказался на улице. По расчетам, он должен был выйти из зоны наблюдения, однако пожар начал поднимать жителей с постелей. Кое-где в окнах загорался свет, вот-вот люди появятся на улице. Пришлось снова забираться в чей-то огород и уходить болотистой низиной, кружным путем.
По договоренности с Сычом машина ждала его на окраине Дубков, между заброшенными скотными дворами. Пока он добирался к этим сараям, почти совсем рассвело, ноги от ледяной воды потеряли чувствительность. Машина, к счастью, оказалась на месте, за рулем был майор Цыганов.
- Где Сыч? - не здороваясь, спросил генерал, усаживаясь на заднее сиденье.
- На Минском шоссе, - выгоняя машину из укрытия, отозвался майор. - Никто не предполагал, что они пойдут лесополосой...
- А надо бы... предполагать, - пробурчал он, стаскивая ботинки. - Не одни вы такие умники... Как там горит?
- Хорошо горит. Только что доложили: неустановленные люди вас пытались спасти через балконную дверь. Двое из спасателей задохнулись в дыму. Облицовочная плита при горении дает какой-то удушающий газ... Одного они успели вытащить, унесли на руках с собой. Второй остался там... Спугнули пожарные. Сейчас отслеживаем неустановленные "объекты".
- Неустановленные "объекты" - чеченцы! - зло сказал генерал. - Как у себя дома...
- Знаю, записал радиоперехват. Поэтому и пришлось переносить сроки операции.
- И чеченский знаешь?
- Все нахские языки, абхазский и адыгейский, - с удовольствием сообщил майор. - Четыре года работал на Кавказе.
- Слушай, майор! - вдруг спохватился дед Мазай. - Что, если они не своего вынесли, а меня?
- В боковую комнату не войти, - уверенно заявил он. - Зажигательная смесь наполовину с напалмом. Исключено, товарищ генерал.
Несколько минут он сидел молча, заворачивал голову назад, стараясь рассмотреть зарево над горизонтом, но ничего не увидел. Навстречу попалась "скорая" со световым сигналом, - скорее всего, летела на пожар. Некий отголосок той смертной тоски все же еще оставался в душе, и сейчас, в безопасности, будто бы обострился.
- Что-то мне тревожно, - поделился он с майором. - Сомнения... Как бы нам не переиграть! Больно уж гладко. А мы ведь гладко работать разучились.
Майор посмотрел в его сторону, однако промолчал, чем насторожил еще больше. Спрашивать его не имело смысла: все тонкости результатов операции мог знать лишь тот, кто планировал ее и держал в руках все нити.
В машине Сыча был развернут пульт космической связи. За рулем дремал водитель, а сам Сыч, потеряв всегдашнюю вальяжность, сидел понурый и злой. Он молча пожал руку деду Мазаю, выгнал из кабины водителя и перебрался за руль.
- Во всем виноват я, Сережа, - сказал он. - Твоя дочь у них. Взяли вчера днем, возле университета. На тротуаре было многолюдно, охрана не сработала...
Генерал с трудом задавил в себе приступ гнева, выждал, когда отхлынет от головы огненный пульсирующий жар. Предположил без всякой надежды:
- Если я сгорел... Они должны освободить ее! Какой смысл держать заложника?
- Вряд ли отпустят, - вдруг заявил Сыч. - Хотя я не теряю надежды, сижу вот, жду сообщений... Но вряд ли, Сергей! Не надо обольщаться.
- Объясни, - со звоном в голосе потребовал дед Мазай.
- Кархан принадлежит к чеченской группировке, которая переправляет в страны Востока живой товар из России. В основном это девушки, молодые женщины, информация проверена. "Бархатный путь" - через Европу: Польша, Германия, Франция, Израиль или посредством круизов по Средиземноморью. Но есть и прямой, без проволочек, - из Сочи в Турцию.
- Где сейчас Кархан?
- Погоди, генерал, не горячись...
- А я спокоен, - вымолвил он, сглатывая жар в горле. - Я сгорел. Я теперь мертвый, холодный... Хочу явиться к нему с того света. Поехали!
Сыч что-то прикидывал, взвешивал и все-таки запустил двигатель...
Марита ему не снилась, и потому можно было спать бесконечно, вернувшись утром в свою квартиру. Однако едва он задремал - по крайней мере, так показалось, - как в дверь позвонили. Ему чудилось, будто он встал, открыл замок и кого-то впустил, но звонки продолжались. "Если участковый, - наконец трезво подумал он, - выброшу..." - и со слипающимися глазами, завернувшись в одеяло, побрел в переднюю.
За дверью пылал огненный халат "мягкой игрушки"...
- Привет, засоня! - сказала она весело. - Забыл, что я приду утром?
- Ты уже пришла с работы? - щурясь, спросил Глеб. - Сколько времени?
- Я еще не ходила! Ты меня перепутал! Открой глаза!
Он открыл: перед ним оказалась "кукла Барби", обряженная в халат "мягкой игрушки".
- Мыть окна... - вспомнил он и побрел в комнату. - Я - сплю...
- Спи, обойдусь и без тебя, - бросила она. Глеб лег и почти мгновенно уснул и напрочь заспал то, как впускал "куклу Барби", поскольку очнулся от резкого, неприятного скрипа и увидел ее стоящей на широком подоконнике. Восходящее над домами солнце пронизывало тонкую ткань халата, высвечивая длинноногую, кофейно-розовую фигуру. Обесцвеченные волосы, шелковисто-скользящие и текучие, переливались в лучах, образуя радужный ореол; красный халат отбрасывал огромную сиреневую тень, покрывающую дальнюю стену и кровать Головерова. "Кукла Барби" отмывала стекла специальной жидкостью, потом оттирала скомканной газетой, смотрела на просвет и, если находилось пятнышко, нежно дышала на него снова терла до пронзительного скрипа.
Он любовался этой живой картиной и вспоминал, где и когда видел подобное полотно - женщина, моющая окна. Отчего-то ликовала душа, и он лежал без движения, боясь расплескать мираж, стоящий перед взором. Все это длилось минут пять, пока солнце не поднялось выше, и сразу пропала чудесная игра света. Обычный дневной свет вернул реальные краски и очертания. Глеб увидел фигуру "куклы Барби" явственно, до мелких деталей проступающую сквозь ткань. Длинные ноги, манящий изгиб талии, узкая, преступно тонкая тесьма трусиков на бедрах, плотная, с темным соском грудь. Гибкие руки и длинная шея были полуприкрыты шелком - материалом обманчивым, существующим на земле лишь для того, чтобы скрыть не тело, а таящийся в нем вечный зов.
Вот она склонилась и стала дышать на стекло... Ему же почудилось, будто "кукла Барби" целует его - столько нежной притягательности было в полураскрытых губах, в изящном рисунке тела, свободно плавающего в прозрачном красном шелке. Все это подстегивало чувственное воображение, и фантазии были настолько реальными, что он ощутил прикосновение ее губ, упругое тело под своими ладонями...
