Эльк отдал пальто гардеробщику и повел свою спутницу к стойке портье, где регистрировались клиенты аукциона. За вход полагалось уплатить двести евро. В том случае, если на аукционе совершалась покупка, стоимость входного билета полностью возвращалась посетителю. В противном случае она переходила на баланс аукциона. Эльк настоял на том, чтобы оплатить билет Александре.
– Это не очень по-европейски, знаешь ли! – заметила женщина, поняв, что он тверд в своих намерениях.
– Ну, как сказать… – Антиквар пожал плечами. – Ты мне устроила столько сделок, что на билет мне уж как-нибудь хватит…
Рука об руку они направились в зал для приемов, где уже гудело множество голосов. Швейцар в черной с золотом ливрее, неуловимо напоминавший распорядителя на роскошных похоронах, широко открыл перед новыми гостями высокие стеклянные двери. Они вошли, и Александра тут же не столько увидела, сколько ощутила устремленные на них взгляды. Элька здесь знали, смотрели в основном на нее.
Стены в большом круглом зале были обшиты темными резными панелями из мореного дуба. Горели все до единой золотистые хрустальные люстры, гроздьями спускавшиеся с расписного барочного потолка. Публика собралась разношерстная. Мелькали как дорогие костюмы и дизайнерские коктейльные платья, так и растянутые свитера, а также причудливые винтажные наряды, вроде того, в каком щеголяла Варвара. И хотя все эти люди выглядели очень по-разному, их объединял род занятий: скупка антиквариата, посредничество, коллекционирование.
Аукционист в сером сюртуке, ослепительно белой крахмальной сорочке и бледно-желтом атласном шейном платке, элегантный, подтянутый, похожий на актера мюзикла, готового к выходу на сцену, весело болтал возле своей трибуны с толпившимися вокруг него маклерами. Александра сразу заметила Варвару. Та стояла возле длинного, заставленного закусками и напитками стола с угощением и потягивала белое вино из узкого запотевшего фужера. У Бертельсманна, как обычно, все было организовано на высшем уровне. Александра вспомнила злую шутку, пущенную кем-то в адрес этого аукциона. Смысл ее был в том, что Бертельсманн угощает гостей только самыми изысканными закусками и дорогими винами и торгует подделками только самой высшей пробы.
Варвара, заметив ее, демонстративно отвернулась и направилась в противоположный конец зала. Эльк негромко рассмеялся:
– Как она злится, твоя подруга! Интересно на нее смотреть!
– Она мне не подруга, к счастью! – ответила Александра, продолжая оглядываться. В глубине души она надеялась на чудо. Надежда не раз говорила ей, что старается не пропускать торги у Бертельсманна. Но в зале не было видно ни одного знакомого лица.
За стойкой в глубине зала суетились двое барменов, крепко пахло свежесваренным кофе. Торги должны были стартовать пятнадцать минут назад, но аукционист не торопился подняться на свою трибуну. Явно кого-то ждали. Эльк и Александра подошли к столу с угощением. Художница была не голодна и взяла себе стакан апельсинового сока. Эльк завладел бутербродом с ветчиной и бокалом красного вина. Держался антиквар совершенно непринужденно, и вид у него, как всегда, был такой, словно ничто на свете не может его смутить. Впрочем, Александра тоже быстро освоилась. Она любила этот ровный шум голосов в зале, предшествующий жгучей, азартной тишине, которая настанет во время торгов, когда безмолвие будут нарушать только отдельные выкрики и стук молотка. Ее лицо обвевал теплый воздух из решеток калориферов. Отсыревшие волосы тут же высохли. Эльк, протерев очки, высматривал кого-то в толпе, наполнившей зал. Внезапно он сделал резкий жест и повернулся к Александре:
– Я на минуту, здесь один человек… Сейчас вернусь!
Женщина, оставшись одна, проводила его взглядом. Антиквар подошел к группе людей, окруживших аукциониста, и довольно бесцеремонно, дернув за рукав пиджака, извлек из нее некоего пожилого господина с круглым сонным лицом. Они отошли в сторону и заговорили. Господин, судя по его недовольному и заносчивому виду, был не рад встрече, но Элька ничуть не смущал этот факт. Он стоял в профиль к Александре, чуть склонившись к собеседнику, который был на голову его ниже. Сощурившись, сохраняя на губах застывшую улыбку, обнажившую верхние зубы, он выслушивал то, что важно вещал господин, и время от времени кивал с самым издевательским видом. И Александра, глядя на эту пару, вновь подумала о том, что часовщик с Де Лоир умеет злиться, хотя и надевает при этом любезную маску.
– Я не из тех людей, которые дают слово, а потом его не держат! – внезапно раздалось рядом с ней. Говорили с пафосом и по-русски. Александра обернулась. В шаге от нее стояла Варвара. Поставив на стол опустевший фужер, та взяла с подноса другой, полный. – Я обещала тебя познакомить с нужным человеком и познакомлю! Идем!
– Очень тебе признательна, – сдержанно ответила художница. – Только, может быть, ты нас представишь после аукциона? Сейчас неудобно… Вот-вот начнут.
Громкая публичная сцена не входила в ее планы, ей вовсе не хотелось привлекать к себе лишнее внимание. Варвара же, по своему обыкновению, говорила очень громко. К тому же она немного выпила и оттого, как обычно, совершенно потеряла контроль над собой.
– Ну, это мне лучше знать, что удобно, а что неудобно! – вспылила Варвара. – И было бы перед кем тут стесняться! Идем!
И, крепко взяв Александру под локоть, она почти силой повлекла художницу через весь зал и поставила лицом к лицу с престарелой дамой, восседавшей в инвалидном кресле, в углу. С виду даме было лет девяносто, не меньше. Почти бесплотная, она жалась в углу кресла, кутаясь в плед, перебирая бахрому узловатыми дрожащими пальцами, на которых влажно, ослепительно сияли крупные синеватые бриллианты. Бриллианты были и на жилистой шее дамы, и в оттянутых мочках ушей, покрытых сизоватым пухом. Юное, вечное великолепие камней трагикомично оттеняло дряхлость их обладательницы. Алмазный блеск был преисполнен ядовитого сарказма.
– Елена Ниловна, это Саша, из Москвы! – почти выкрикнула Варвара, склоняясь над ухом престарелой дамы. – Я вам только что про нее говорила!
Дама отрывисто кивнула три раза подряд, давая понять, что сообщение до нее дошло благополучно и полностью, и вновь застыла в кресле, жадно глядя на аукциониста, который внезапно устремился ко входу. На пороге появились двое: смуглый темноволосый мужчина лет пятидесяти в черном костюме и в черном галстуке и с ним молодая блондинка в закрытом черном платье до колен. Эта пара выглядела так, словно пришла на похороны или только что вернулась с похорон. Впрочем, и мужчина, и его спутница улыбались, перекидываясь приветственными фразами с аукционистом. Несколько секунд, и тот, отвернувшись, поспешил занять свое место на трибуне. Очевидно, ждали только этих двоих участников. Поправив сперва микрофон, затем желтую хризантему в петлице сюртука, затем короткий карандашик, заложенный за ухо, аукционист весело прокричал что-то по-голландски, чем вызвал большое оживление среди гостей. Затем он приветствовал общество по-английски и по-немецки. В зале, как пена в бокале с шампанским, вскипел и мгновенно осел шум, предшествовавший полной тишине.
– Начинают, – Варвара произнесла это с заметным волнением. У Александры тоже усиленно забилось сердце, хотя она не строила никаких планов относительно этого аукциона. То был просто выброс адреналина, как у заядлого игрока на скачках во время заезда, даже если он ни на одну лошадь не ставил.
– А вы, дорогая, сами откуда? – внезапно оглушительно изрекла Елена Ниловна, переводя на Александру непроницаемый взгляд помутневших, младенчески голубоватых глаз.
– Из Москвы! – Александра также была вынуждена говорить довольно громко, обращаясь к этим живым руинам, усыпанным бриллиантами. Она решила, что старуха глуховата, и не дослышала, как ее представила Варвара.
Но художница тут же убедилась в обратном. Вздев клочковатые брови, сощурившись, Елена Ниловна процедила:
– Я поняла… Ну, а в Москву откуда приехали?
– Я – москвичка, родилась в Москве!
– А так по виду и не скажешь! – по-прежнему громогласно и очень язвительно вынесла суждение старуха.
– Извините, что?!
Художница бросила взгляд на Варвару, надеясь на ее поддержку. Александре очень хотелось, чтобы ктото избавил ее от необходимости беседовать с этой живой мумией, тем более что торги шли вовсю. Аукционист то и дело поглядывал в их сторону. «Мы слишком громко говорим! Нам сделают замечание!» Но Варвара спокойно стояла, глядя на сцену и потягивая вино. Казалось, ее не волнует шум за спиной.
– А вы давно бывали в Москве? – с вымученной любезностью поинтересовалась Александра.
– Я?! Да что вы?! – Старуха очень возмутилась. – Никогда не бывала! Я родилась уже в Париже… Мои папа и мама жили на бульваре Сен-Мишель… Они бежали… Из Петрограда!
