Адвокат Альвареса, Виктор Викторович Кривошеев, совсем не склонен разделять мой оптимизм. Он очень не доволен поведением своего подзащитного во время судебного заседания и прямо говорит ему об этом.
— Ну что, рад, голубчик? Доигрался? Ты почему не заявил судьям о том, что ты горячо раскаиваешься в содеянном? Скажи ты так, то никакого года вообще не было бы!
— Единственно в чем я раскаиваюсь, так это в том, что мало ему врезал, — совсем в духе Галилея упорствует Вано.
Кривошеев только руками всплескивает.
— Вот осел упрямый! Что ж, если тебе так нравится каждую неделю ходить и отмечаться в мусарник, пожалуйста, что я могу сделать! Зато теперь ты на протяжении целого года никому по морде треснуть не сможешь… Кассацию будем подавать? Чтобы приговор отменили?
Альварес не знает. Он вообще мало соображает из-за всего пережитого за последние полтора часа. Адвокат советует ему подумать, а потом перезвонить. Вано рассеянно кивает.
Я предлагаю чете Альварес подкинуть их домой, но Павел Царегорцев, который тоже на колесах, опережает меня и перехватывает инициативу. Перед тем, как сесть в машину, он поворачивается ко мне и протягивает вырванную из записной книжки страничку.
— У нас есть клиент по твоей части, — сухим, лишенным эмоций голосом говорит он. — Найдешь его по указанным здесь координатам. Он объяснит, что от тебя требуется. Если понадобится помощник, завтра можешь подключать Вано, а сейчас съезди сам и прикинь, что к чему.
Сказав, он поворачивается ко мне спиной. Вот так: съезди и прикинь. Ни тебе здрасти, ни тебе до свидания. Хоть бы сказал в двух словах, какого сорта этот клиент.
Разворачиваю клетчатую бумажку и начинаю разбирать начальственную писанину, больше напоминающую китайские иероглифы эпохи династии Цин. Если бы Кирилл с Мефодием могли предположить, как некоторые несознательные элементы, типа Царегорцева, будут так курочить правописание, они бы предпочли застрелиться, нежели засесть за разработку своей азбуки.
То, что получатся разобрать, вызывает у меня небольшое недоумение: «Улица Майская, 19. Архиепископ Феодосий». Сколько себя помню, но иметь дело с духовными особами мне еще не приходилось. Наша клиентура обычно состоит либо из бизнесменов, либо из обманутых супругов. Интересно, что могло произойти такого, чтобы служителю культа, тем более такого ранга, как архиепископ, понадобилась помощь частного детектива?
Указанный Павлом адрес, это не частный дом, а собственно официальная резиденция Владыки. Я прохожу в украшенную православным крестом калитку и спрашиваю у человека, поливающего из резинового шланга черную «Волгу», куда мне идти дальше.
Он говорит и даже указывает шлангом нужное направление, при этом чуть ли не окатывая меня с ног до головы холодной водой.
Игнорируя надпись на дверях, сообщающую о том, что сегодня неприемный день, прохожу внутрь. Приемная архиепископа в самом деле пустая, за исключением особы неопределенного возраста, но точно женского пола, в сером мышиного цвета костюме с покрытой цветастым деревенским платком головой, которая (не голова, а ее владелица) яростно дербанит клавиши механической пишущей машинки — мечты антиквара. Резонно предположив, что она выполняет здесь функции секретаря, подхожу к столику.
Особа оказывается женщиной воспитанной, потому что как только я оказываюсь рядом с ней, сразу же прекращает свои занятия. Это выгодно отличает ее от своих коллег в государственных учреждения, которые часами могут в упор не замечать посетителя, делая вид, что страшно заняты.
— Здравствуйте, — первой говорит она и улыбается, демонстрируя ряд гнилых зубов во всей их красе. — Чем могу вам помочь?
— Здравствуйте, — отвечаю я. — Мне нужно видеть архиепископа Феодосия.
— По личному вопросу? — предполагает она.
Я хочу сказать, что я прибыл из детективного агентства «Зета +», но вовремя нажимаю на тормоз. Дело, которое собирается мне препоручить его «высокопреосвященство», может оказать весьма деликатным, поэтому не стоит без нужды раскрывать себя. Кто знает, может, к нему пришла анонимка про то, что его секретарша спит со своей овчаркой и мне теперь, прикинувшись сенбернаром трехлеткой, нужно будет проверить так ли это на самом деле. Приходиться врать.
— Да по личному! — подтверждаю я ее догадки. — Я и моя любимая женщина хотим обвенчаться, а священник отказывается это делать. Говорит, что я сначала должен испросить разрешение у архиепископа.
— Благославление.
— Чего? — не понимаю я.
— У нас говорят: не разрешение, а благославление. Вас отказываются венчать, потому что у вас вторичный брак?
— Семеричный!
Теперь настает уже ее очередь не понимать. Приходиться объяснять.
— Это моя седьмая супруга. Но, как и все предыдущие, одна — на всю жизнь.
— Ну, вы даете! — удивляется секретарь и, как мне даже показалось, слегка присвистывает сквозь свои почерневшие пеньки. — Это очень легкомысленно с вашей стороны. Вам действительно нужно поговорить с владыкой. Без его благославления вам никак нельзя идти на обряд венчания. Только он сейчас не принимает. Приходите завтра. Прием с десяти до часу и с трех до половины шестого.
— Да, но у меня с ним предварительная договоренность. Мне сказали, что меня будут ждать.
— Странно, — соглашается дева. — А как ваше имя?
— Сергей Николаевич Лысков.
— Он мне не говорил про вас. Может, забыл?
— Ну, тогда, — продолжаю настаивать я, — доложите обо мне, пожалуйста. Может ввиду того, что я очень большой грешник и как никто другой нуждаюсь в излиянии на меня благодати, он все-таки снизойдет и примет меня сейчас. Скажите, что пришел Сергей Лысков.
Пока она колеблется, не зная на что решиться, выполнить просьбу или таки послать ко всем святым, дверь в кабинет Владыки открывается. «Вот, из царственных дверей, показался архиерей», — цитирую я про себя фразу из поэмы Иван Семеныча Баркова, что есть не совсем уместно, во-первых, из-за, мягко скажем, не совсем приличного содержания поэмы, во-вторых, потому что передо мной не архиерей, а архиепископ, что, как говорят одесситы, есть две большие разницы, правда я не знаю в чем именно они заключаются.
— Вы ко мне? — слегка дребезжащим голосом интересуется появившаяся на пороге духовная особа.
— Если вы архиепископ Феодосий, то к вам, — отвечаю я с вежливой улыбкой. — Я пришел, потому…
Феодосий делает жест раскрытой в мою сторону ладони, как бы желая указать мне на необходимость не болтать лишнего, что я и не собирался делать, и приглашает меня внутрь.
Как всегда, когда я оказываюсь в незнакомом месте, я стараюсь держать глаза раскрытыми и не пропускать любую мелочь. Проходя в двери кабинета, я замечаю над косяком дверей маленькую, размером с ноготь на мизинце, точку, которая, если не ошибаюсь, является камерой слежения. Вот почему владыка сразу вышел, когда я назвал секретарю свое имя. Не исключено, что тут не только камера, но и микрофон.
По правде сказать, я ожидал увидеть, если не громадного, то просто большого, розовощекого с лицом уступающим размерами разве что круглому разросшемуся животу, с трудом помещающимся под епископальную мантию, словом этакого представительного зело дородного человека. Во всяком случае, по имеющимся у меня понятиям, именно так и должны выглядеть архиепископы.
Архиепископ же Феодосий, скорее худощав, чем упитан, и скорее бледен, чем румян. Годков ему уже прилично, за шестьдесят пять, а может и того более. У него седые редкие волосы и такая же коротко подстриженная борода. Одет он в коричневую рясу, а на груди висит большой круглый медальон с изображением девы Марии с младенцем.
Когда мы остаемся наедине, я еще раз представляюсь, как положено и он предлагает мне сесть.
— Вы конечно уже знаете, почему я самолично вынужден был обратиться в вашу организацию? — сразу начинает владыка.
— Представьте себе, нет. Мой начальник был очень занят и не успел ввести меня в курс дела. Вам не будет затруднительно повторить это еще раз для меня?
— Вы должны будете собрать информацию о нескольких людях. Имена я вам назову позже.
— И что дальше?
— Информацию, которую вы мне предоставите, изучать буду я сам, а дальше… А дальше посмотрим.
— Боюсь, что произошло недоразумение. Делами такого рода наша контора не занимается.
— Но вы ведь детективное агентство? Чем же вы занимаетесь, если не сбором информации для ваших клиентов?
— Все это верно, только каждый человек, а иногда даже коллектив, фирма, осуществляя свою деятельность, руководствуется определенными морально-этическими принципами. Морально-этический принцип «Зеты +» состоит в том, что клиенты, которые обращаются к нам за услугами детектива, априори должны быть так или иначе пострадавшими. И если мы собираем для них информацию, то только для того, чтобы помочь им выпутаться из того положения, в котором они оказались в результате чьих-то происков, а также уменьшить, либо свести на нет, их нежелательные последствия. Просто же собирать информацию для кого-то, кто сам преследует корыстные цели, мы не будем. Я уже не говорю о том, что за незаконный сбор такой информации можно попасть в нехорошие места. Знали бы вы, сколько в свое время к нам поступало предложений заняться коммерческим шпионажем. Если бы мы их принимали, то уже давно, либо поселились на Лазурном берегу Средиземного моря, либо сидели в исправительно-трудовом лагере.
