– Чем он это мотивировал? – спросил Фролов.
– Говорил, что хочет показать сына своим родителям и как бы обосновать им возвращение ко мне. Ведь они не знали, что у нас есть ребёнок.
– Вы ему поверили?
– Я ему хотела поверить, – с ударением на слове «хотела» сказала Ганина. – А потом я получила вот это письмо.
«Здравствуй, Муся, – прочёл Фролов. – Извини за небрежность почерка: пишу на ходу поезда. Сегодня, 18 июля, мы прибыли утром в Ростов и в 16 часов 30 минут выехали в Москву. Витя о тебе ни разу не вспомнил – привязался ко мне. В Ростове я купил ему белый полотняный костюм (морская форма!). У нас осталось 13 рублей денег и немного продуктов, но в Москве мы достанем сотни 3-4. Животик у Вити стал значительно меньше, так как я установил ему дорожную диету. Чувствует он, однако, себя замечательно. В вагоне у него находится множество нянек и дядек, все его угощают, таскают по рукам и оказывают всяческое внимание. Одна дама даже занялась его туалетом и устроила ему купание с ног до головы.
Скоро будем дома, а там посмотрим, «что день грядущий нам готовит».
До свидания. Крепко целуем – Витя, Витя».
– Письмо почти трогательное, – сказал Фролов. – Что же было потом?
– Больше я ничего от него не получала. Через месяц я написала в Челябинск. Мне сообщили, что он вместе с семьёй уехал в неизвестном направлении. Разыскала его я только через год. Он написал, что ребёнка у него похитили в Ростове, и умолял меня не калечить его жизнь. Затем некоторое время мы снова жили вместе. Разрыв, мучительные сцены, взаимные оскорбления…
– Достаточно. Когда Пухов увозил Виталика, он брал с собой какие-либо его вещи?
– Нет, Виталий шутил, что они поедут по-холостяцки.
– Он предупреждал родителей, что приедет с сыном?
– Точно не знаю. Но, во всяком случае, он не собирался этого делать, он хотел, чтобы приезд Виталика был для них сюрпризом.
– Кто-нибудь есть у Пухова в Москве – родственники, знакомые?
– В Москве живёт, жил по крайней мере, приятель Виталия по институту. Андрей. Фамилию его забыла.
– Какая фамилия: русская, украинская, белорусская?
– Грузинская. Оканчивается на «дзе». Банадзе, Ванадзе, Дерадзе. Что-то в этом роде…
– С какой станции Пухов уезжал из Армавира?
– Со станции Армавир-II.
– В какое время?
– Приблизительно в четыре часа дня.
– Почему вы это запомнили?
– В полчетвёртого у меня начинался частный урок. Я хотела отменить его, но Виталий отсоветовал. Они проводили меня к ученице и отправились на вокзал вдвоём.
– Фотография сына у вас есть? Дайте, пожалуйста. А теперь подробно расскажите, как объяснял вам Пухов исчезновение сына. Только не торопитесь, времени у нас достаточно.
В тот же день следователь направил во все концы страны срочные запросы. Одни из них были адресованы в Бюро несчастных случаев и областные управления Министерства охраны общественного порядка, другие – в детские приёмники-распределители, Дома младенца и отделы народного образования. Затем Фролов уехал в командировку. Она была напряжённой. Особенно много пришлось поработать в Москве, Ростове и Армавире. Но результатами поездки он мог быть доволен.
С допросом Пухова следователь не спешил: к нему нужно было тщательно подготовиться. И когда Пухов впервые переступил порог прокуратуры, Фролов уже знал о нем многое.
В начале допроса Пухов нервничал, затем освоился, перешёл в наступление. Это было в его характере, характере прирождённого труса. Ему показалось, что следователь чувствует себя неуверенно, а улики шатки.
В конце концов, в чем его обвиняют? В случайности, от которой никто не застрахован? Где доказательства, что он убил ребёнка? Их нет, одни только оскорбительные предположения.
«Заяц, играющий на барабане», – подумал Николай Николаевич, с любопытством наблюдая за подследственным.
Такого храброго зайца, бодро выбивающего барабанную дробь, он видел ещё в студенческие годы в уголке Дурова. «Этот номер основан на рефлексе „догоняй бегущего“, – объяснял экскурсовод. – Во время дрессировки барабан все время „убегал“ от зайца, который постоянно оставался победителем. Постепенно длинноухий поверил, что барабан ещё трусливей его, и стал избивать лапами своего слабого противника. Как видите, и трус превращается в храбреца, если перед ним отступают…»
Сейчас воинственный Пухов устраивал Фролова: подследственный пренебрегал своей обычной осторожностью. Пусть выговорится.
– Войдите в моё положение, – между тем возмущался Пухов. – Я не сомневаюсь, что справедливость восторжествует. Но ведь пока суд да дело, меня полощут в грязи. Я под подозрением. Преступник! На меня оглядываются на улицах, со мной не здороваются. Ещё бы, я убийца!
– Ну зачем обязательно «убийца»? Не исключено, что вы подкинули ребёнка…
Пухов осёкся и метнул в следователя быстрый подозрительный взгляд. Кажется, Фролов попал в точку…
– Не волнуйтесь, Виталий Борисович. Мы попытаемся разобраться в этой истории. Расскажите, как все произошло.
– Рассказывать особенно нечего, – уже без прежней горячности сказал Пухов. – Когда я уехал из Армавира, в купе была женщина лет тридцати – тридцати пяти. Она очень привязалась к Виталику, покупала ему сладости, ласкала его. Мы с ней разговорились. Узнав мою историю, она сказала, что давно мечтает о сыне, и предложила отдать ребёнка ей. Я, разумеется, отказался. В Ростове у нас была пересадка. Оставив Виталия вместе с этой женщиной в сквере, я отправился в город за продуктами. Вернувшись через два часа, я их не нашёл. Вначале мне не пришло в голову ничего дурного. Но вскоре я начал волноваться. Обошёл весь вокзал – они словно сквозь землю провалились. Кинулся на радио. Передали моё объявление – безрезультатно. Обратился в дежурную комнату милиции. Все напрасно: Виталик пропал… Пробыв в Ростове около суток, я выехал на Урал…
– Вы быстро прекратили поиски.
– Да. Но поймите моё двусмысленное положение: мне неудобно было расспрашивать людей. Ведь это ужас! Достаточно было рассказать любому, что у меня есть вторая жена, а первая предъявляет иск о взыскании алиментов, – и человек настораживался. Я мгновенно становился аморалом. Сама ситуация вызывала подозрения. Кто бы мне поверил? Ведь вы, наверно, тоже не верите?
Фролов про себя улыбнулся: оказывается, Пухов и не думал расставаться с барабанными палочками. Тем лучше.
Свои показания Пухов записал сам: «Вину свою перед обществом признаю, но здесь и беда моя – имеющий сострадание поймёт её. Пять лет я переживаю свою оплошность, пять лет с трепетом ожидаю карающего правосудия. Я устал от неизвестности, от ожидания, от самой жизни. Пишу правду. В моем положении трудно сочинять небылицы. Что мне делать, если правда оказалась фантастичней вымысла?»
– А теперь мы с вами уточним некоторые моменты, – сказал Фролов. – Вы говорите, что сообщили о пропаже Виталика милиционеру. Но в книге рапортов дежурной комнаты такой записи нет.
– Я не отвечаю за чёткость работы милиции.
– Согласен. Но зачем вы останавливались в Ростове-на-Дону?
– Чтобы пересесть на московский поезд.
– А других причин для задержки в Ростове у вас не было?
– Конечно, нет.
– Тогда объясните, чем вызвано расхождение между вашими показаниями и действовавшим тогда расписанием поездов. В то лето со станции Армавир-II поезда на Москву отправлялись. Вам не нужно было делать никакой пересадки. Вы уехали из Армавира в 16 часов 12 минут поездом Минеральные Воды – Москва, так?
– Да…
На этот раз Пухов растерялся, но все-таки попытался спасти положение.
– Видите ли, – промямлил он, – мне действительно не надо было пересаживаться в Ростове, но я хотел там немного побыть… Старые воспоминания, знаете ли…
– Почему же вы сказали, что у вас не было других причин для задержки в Ростове?
Вопросы следовали один за другим. И отвечать на них становилось все трудней.
– Сколько вы пробыли в Москве?
– Два дня.
– Раздобыли деньги, чтобы добраться до Челябинска?
– У меня не было в этом необходимости.
– Но вы писали Ганиной, что думаете занять деньги в Москве.
– Я лгал. В письме все было ложью.
– Даже то, что вы купили Виталику костюм?
– Конечно.
– Кто же купил костюмчик, в котором он был в Москве?
– Виталик в Москву не приезжал, его похитили у меня в Ростове.
– Где вы останавливались в Москве?
– Я провёл две ночи на вокзале. У меня там нет знакомых.
– Урушадзе из числа своих приятелей вы вычеркнули?
– Откуда вы знаете про Урушадзе?
– Вопросы задавать буду только я. Вы ночевали у Урушадзе?
– Да.
– Вместе с Виталиком?
– Да.
– Виталик был в матросском костюме?
– Да.
Казалось, Пухов, раздавленный градом улик, потерял всякую способность к сопротивлению. И все же допрос закончился только полупризнанием. Что же удержало Пухова? Это следователь узнал на следующий день, когда в прокуратуру пришла Ганина.
