— Я не из простого любопытства вас спрашиваю. Я из милиции, расследую дело об убийстве. Противодействие следствию карается законом.
Конечно, сказав это, я рисковала тем, что бабульки свалятся с ярко покрашенной скамейки, держась за грудь в районе сердца. Но старушки оказались намного крепче, чем я ожидала.
— А! Ну так бы сразу и сказала, что ты представитель власти… А то рассказывай тут всем подряд. А потом девчонок убивают… — пробасила бабка в плюшевом берете.
— Так вы, значит, знаете про это преступление?
— Конечно. Все видели. Как милиция приехала, как труп выносили.
— А как Инна оказалась в квартире Сомова, вы случайно не видели? — продолжала допытываться я.
— А вот этого не видели, — отчеканила старушка в берете и натянула его на глаза.
— Жаль… Если бы вы что-нибудь вспомнили, то могли бы помочь узнать, кто же убил несчастную девушку, — сказала я, напирая на жалость и чувство долга, которое у представителей старшего поколения развито намного больше, чем у молодежи. В этом я много раз лично убеждалась.
— Федор может знать, — еле слышно пробубнила самая неразговорчивая, от которой до сей поры я не слышала ни единого слова.
Бабки удивленно посмотрели на «тихоню». Они, похоже, понимали не больше моего.
— А какой такой Федор? — спросила старушка в берете.
Бабуськи, как видно, только недавно начали сидеть на одной лавочке, поэтому рассказывали друг другу далеко не все новости, которые им удавалось раздобыть за день.
— С первого этажа, из седьмой квартиры. Он все время в окне торчит. Может, он что и видел. — И, как бы в подтверждение своих слов, тихоня кивнула в сторону окон, рядом с которыми мы сейчас и находились.
Молчаливая старушка была права. На нас были устремлены два внимательных глаза, наполовину прикрытых густыми и уже изрядно поседевшими бровями. Не мешкая ни секунды, я вошла в подъезд и позвонила в квартиру под номером семь.
Федор Степанович оказался очень интеллигентным старичком. Он, вероятно, не только наблюдал за нами, но еще и слышал весь разговор. Ломаться Федор Степанович не стал, потому что сразу заговорил о деле:
— Видел я эту девочку. И эти старые кошелки видели, только не помнят уже ничего.
— А с чего вы это взяли? — удивилась я.
— Они сами же сидели и осуждали ее: видите ли, пьяная напилась, идет — качается из стороны в сторону. А я-то сразу понял, что не сама она идет, а ведут ее. Какой-то хмырь с ней был. Под руку все держал. Боялся, наверное, что убежит. Хотя бежать-то она, скорее всего, не могла. У нее глаза почти закрыты были. Шла, как будто спала на ходу.
— Спала?
— Ну да, я смотрел на нее и вспоминал своего внука. Он уже взрослый, а в детстве, бывало, встанет, а проснуться-то забудет. Так и ходит, как лунатик.
Слова Федора Степановича подтвердили мое предположение о том, что Инну Гольстер подвезли к дому Сомова уже в ненормальном состоянии. Она не могла контролировать свои действия, поэтому Федору Степановичу и запомнилось, как Инну вводили в подъезд.
— Федор Степанович, а вы не путаете? Вдруг мы говорим о разных девушках?
— Фотография у вас ее есть?
— К сожалению, нет, но, наверное, мне удастся ее раздобыть.
— Не надо, я и так знаю, что это та самая — убитая. Инна ее зовут, точно. Инженера, к которому она приходила, я тоже знаю.
— Но ведь он совсем недавно в этом доме живет. У них в квартире даже мебель не распечатана, — удивилась я и уже начала сомневаться в правдивости показаний старика. Склероз, наверное, берет свое и в случае с Федором Степановичем.
— Вы меня за выжившего из ума не принимайте, — как бы прочитав мои мысли, строго одернул меня Федор Степанович. — Я прекрасно знаю, что здесь Сомовы недавно живут. Но дело в том, что мы и раньше были с ними соседями. Я с Иннокентием разговаривал, ведь когда-то тоже на заводе работал, технологом. Так вот, когда он переехал, я встретил его, помог даже какой-то чемодан занести. А тут эта Инна повадилась чуть ли не каждый вечер приходить. Все время в разных нарядах. Но у меня память-то ого-го! А Кеша-то от нее, похоже, прятался. Например, я знаю, что он точно сейчас дома, а дверь не открывает. Вот так-то. Не только бабы от мужиков прячутся, но и наоборот.
— Может быть, жена Иннокентия не открывала?
— Нет! Она вообще домой не раньше десяти вечера возвращалась. Очень деловая такая, загруженная работой. А Кешка-то хороший парень. Не убивал он ее.
— А кто же?
Дед ухмыльнулся, услышав мой дурацкий вопрос.
— А это не мое дело. Вот вы и ищите, кто этот зверюга. Такую красавицу порешил…
— Федор Степанович, а как вы думаете, тот самый, как вы выразились, хмырь не мог убить Инну?
— Не знаю, я на кофейной гуще не гадал. С виду вроде бы он ничего, приятный во всех отношениях. А кто на самом деле, бог его знает.
Когда я убедилась, что выжала из этого серьезного дедушки, похожего на тайного агента ЦРУ, всю известную ему информацию об Инне, я решила проверить, есть ли у Федора Степановича хотя бы малейший намек на дар художника-портретиста.
— Нет, рисовать я, конечно, не могу, — отшутился старик, — но вот описать постараюсь. Этот тип высокий, стройный, прямо как на картинке, одет в длинный кожаный плащ, в золотых очках.
— А какие у него волосы?
— Насколько я помню, темные, но не черные. Скорее, темно-русые. Но больше всего мне запомнились его щеки.
— Щеки? Вы же сказали, что он стройный!
— Да, очень подтянутый молодой человек. Но щеки его мне запомнились потому, что были очень румяными.
— Федор Степанович, я просто поражена. У вас феноменальная память на детали.
— Не на детали, милая моя, а на лица. Но вот зрение сейчас уже подводит. Поэтому-то глаза или нос, например, этого красавца я тебе, конечно, описать не смогу. Но щеки у него действительно румяные. Я еще подумал о том, что на улице не мороз, а он вишь как разрумянился-то.
— Ой, Федор Степанович, — любезничала я со стариком, который, по всей видимости, очень любил общаться с людьми, но не имел возможности часто выходить из дома, — вы мне так помогли! А вы случайно не знаете, эта парочка пешком пришла к вашему дому или приехала на какой-то машине?
— Это как же я не знаю? Еще как знаю, — всполошился дед. — Приехали они на красном джипе. У меня сын такой мечтает купить, да денег столько не заработал.
— Красный джип… — повторила я вслух и собралась было прощаться с интересным дедом.
Но он, как оказалось, сказал еще не все, что знал:
— Да, большая такая машина. Номер-то целиком я не разглядел, грязно больно на улице было. Но, кажется, там были цифры семь, три и еще одна тройка. Да, точно.
— Вы и это даже запомнили! Спасибо, это очень ценная информация.
Мы посмеялись, распрощались, и я вышла из квартиры Федора Степановича, воодушевленная на дальнейшие поиски настоящего преступника, пообещав деду, что обязательно доложу ему о результатах моего расследования и все сделаю для того, чтобы освободить Иннокентия Сомова.
Идя к машине, я думала о том, что и сама не страдаю провалами в памяти и так же, как Федор Степанович, могу гордиться своей феноменальной способностью запоминать вещи, на которые другие люди не обращают ни малейшего внимания. Именно эта черта часто помогала мне при раскрытии многих дел. Надеюсь, она не подведет меня и на сей раз.
Уже сейчас, выслушав показания старика, я вспомнила два очень важных факта. Во-первых, такой неописуемый румянец, о котором говорил Федор Степанович, совсем недавно я видела на щеках одного моего нового знакомого — Виктора Заревича, заместителя Гольстера. Во-вторых, только вчера я столкнулась с джипом, по описанию схожим с тем, о котором говорил наблюдательный дед. Эта машина была тоже красного цвета, но что самое интересное — в ее номере присутствовали те же цифры, что и в номере той, на которой приехал потенциальный убийца Инны Гольстер.
Сопоставив между собой два этих факта, я пришла к выводу, что вчера была полной дурой, а, впрочем, таковой являюсь и на сегодняшний день, поскольку пребываю чересчур уж в расслабленном состоянии. Нужно собраться, перестать отвлекаться на посторонние вещи и не верить первому встречному на слово, так, как я это сделала вчера, развесив уши и слушая лепет Сергея.
Да, теперь-то я точно знаю, что вчерашняя авария — никакая не случайность. Впрочем, в случайности я вообще никогда не верила, особенно в такие странные.
Я бешено неслась по дороге, рискуя нарваться на строгих мужчин в дутых куртках, вооруженных полосатыми палками и невероятно громкими свистками. Но, к счастью, мое лихачество снова сошло мне с рук. Больше всего меня взбесило то, что я оказалась такой наивной простушкой, не раскусив Сергея, который на самом деле, может быть, вовсе и не Сергей. Ведь и дураку понятно, что он кем-то послан. Ясна и его цель — следить за мной, установить личный контакт. А когда этот гад увидел меня — а внешними данными, как известно, меня бог не обделил, — ему, наверное, захотелось, чтобы общение стало не только личным, но и более тесным. Хорошо, я вовремя пресекла это безобразие.
