Марина Серова - Убийство в подарок

Сейчас нужно заняться Лещинскими. В первую очередь узнать, какого рода заболевание у Елены. Уж не психическое ли? Кто может знать такие подробности? Пожалуй, лучше всего опять поговорить с Людмилой Колосовой. А потом еще раз побеседовать с Анатолием, да и с самой Еленой. Но это все будет завтра. Сегодня у меня уже нет сил. Хотя то, что я подразумеваю под словом «завтра», на самом деле уже сегодня. Время-то уже далеко за полночь. Тем более придется отложить допрос — не будить же людей в такое время! Нет, конечно, если бы я была твердо уверена, что кто-то из них преступник, и имела достаточно доказательств для этого, то не стала бы церемониться и разбудила бы их хоть в четыре утра. Но, увы, я ни в чем не была уверена, а уж о доказательствах и речи не велось. Придется ждать до утра.

Я вылезла из ванны и, закутавшись в махровый халат, пошла на кухню варить кофе. Выпив две чашки и съев три бутерброда с сыром, я почувствовала, что просто валюсь с ног. К счастью, кофе я могу пить в любое время суток, не заботясь, засну я после этого или нет. Еще как засну, особенно после такого тяжелого дня. Я с трудом добрела до кровати, скинула халат и уже со слипающимися глазами нащупала под подушкой ночную рубашку, но натянуть ее уже не смогла, просто рухнула на постель, вырубившись в ту же секунду.

Натренированный организм меня не подвел — я открыла глаза ровно в восемь, хотя с удовольствием поспала бы еще. Решив, что тревожить и Людмилу, и Елену в такую рань было бы недопустимым свинством: и та, и другая уж наверняка еще нежатся в постелях, — я решила сделать себе поблажку и подремать еще часок.

Во второй раз, правда, мой внутренний будильник дал небольшой сбой: проснулась я не в девять, а в половине десятого. Я сделала зарядку, приняла душ, затем сварила кофе. В общем, все как обычно. Позавтракав салатом из свежих огурцов и помидоров, я стала приводить себя в порядок. Чтобы замаскировать рану, расчесала свои длинные волосы и повязала вокруг головы широкую ленту, скрывающую следы вчерашней травмы. Затем сделала неброский макияж.

Я надела легкое платье, расклешенное книзу и не стесняющее движений. Конечно, я надеялась, что мне не придется ни с кем драться хотя бы сегодня, но кто знает? Когда занимаешься таким опасным делом, как частное расследование, ни от чего нельзя быть застрахованной.

Выйдя на улицу и сев в свою машину, стоявшую, как всегда, во дворе, я решила в первую очередь направиться к Людмиле Колосовой. Она-то уж точно встала. Купив по дороге апельсиновый рулет и большую шоколадку фабрики «Рот фронт» (Люда наверняка станет угощать меня чаем — не ехать же с пустыми руками), я подкатила к подъезду дома, возле которого еще вчера (вернее, сегодня) рассталась с Олегом Колосовым.

Поднявшись на шестой этаж, я подошла к шикарной двери фирмы «Тайзер» и нажала на кнопку звонка. Людмила встретила меня в простом трикотажном платье, поверх которого был надет фартук.

— Здравствуй, Танечка, — сердечно приветствовала она меня, ничуть, по-видимому, не удивленная моим визитом. — Проходи, пожалуйста. Сейчас будем пить чай!

Ну, что я говорила?

Люда провела меня в просторную, светлую кухню.

— Может быть, ты есть хочешь? — осведомилась Люда.

Она уже приготовила на завтрак что-то вкусное, и аппетитные запахи так и витали в воздухе, заполняя собой пространство кухни и соблазняя отведать. Мне очень хотелось попробовать Людмилину стряпню, но я вежливо отказалась. На ночь наелась, с утра позавтракала — довольно! Не хватало еще превратиться в обжору и растолстеть до ста двадцати килограммов! Однако Люда не поверила, что я сыта, и все-таки поставила передо мной тарелку с дымящимися варениками с вишней, политыми сметаной.

— Ешь-ешь, — подбодрила она меня, — а то поди гоняешься целый день за своими преступниками — поесть нормально некогда.

Тут она оказалась права. Я забыла о грозящей мне страшной опасности поправиться и накинулась на вареники. И рулет, и шоколадка сразу же померкли перед этим блюдом. Люда смотрела на меня с улыбкой. Странно, но я совсем не чувствовала неприязни к этой женщине за то, что ее муж оставил меня вчера ради нее. Интересно, а как они… Нет! И совсем мне это не интересно! Пора выбросить из головы пустые надежды, госпожа Иванова!

Люда была вся такая уютная, домашняя, неторопливая. Рядом с ней я чувствовала себя хорошо, спокойно и надежно. И вообще, вся обстановка была такой, что не хотелось говорить ни о каких делах. Наверное, Олегу легко с ней, поэтому он ее и ценит, ведь в наше время трудно найти такую жену.

Когда с варениками было покончено и мы стали пить чай, я решилась заговорить о том, что меня интересовало. К счастью, нам никто не мешал: старший сын был в школе, а младший гостил у бабушки. Людмила поставила на стол пепельницу, и, закурив сигарету, я почувствовала себя просто великолепно.

— Люда, скажи, пожалуйста, что все-таки за люди Лещинские? — спросила я.

— Ты знаешь, на первый взгляд это довольно странная семья. Капризная жена с причудами, заботливый муж, который носится с ней, как курица с яйцом, совершенно забывая о себе. Это я так думала, когда только что познакомилась с ними. Но потом узнала их поближе и стала относиться гораздо лучше.

— Из-за чего?

— Ну, просто я поняла, что Анатолий очень любит Елену и страшно боится ее потерять. Вот и окружает ее заботой. Кроме того, ты знаешь, она очень больна.

— Да-да, знаю. Все только говорят: больна, больна — а вот чем, никто не говорит. Это меня давно интересует.

— Да я и сама толком не знаю. Неудобно же напрямую спрашивать! Олег вообще никогда в жизни себе не позволит задать такой бестактный вопрос. Но Виктор, кажется, говорил, что у нее что-то по женской части, что она даже перенесла операцию.

— Какую именно?

— Да не знаю я, Тань, правда, не знаю! Да и Виктор толком не знал. Он только часто повторял, что спас Елене жизнь. Анатолий весь как струна натянутая становился от этих разговоров.

Говоря это, Люда отвела глаза в сторону, и я поняла, что она знает больше, чем говорит, но по каким-то причинам скрывает это от меня. Интересно, почему?

— Ты не знаешь, из-за чего Анатолий так реагировал?

— Знаю. Олег рассказывал. Если нужно, могу рассказать тебе.

— Не нужно, я слышала эту историю. Ты мне лучше скажи, Люд, а Елена, она, часом, не того?.. — Я покрутила пальцами у виска.

— Нет-нет, — засмеялась Люда. — Только не это! Сперва я тоже думала, что она немного чокнутая, но быстро убедилась, что это не так. Она прекрасно соображает, просто привыкла чувствовать себя больной и слабой — любит, чтобы ее жалели, вот и капризничает. То одно ей не так, то другое, хотя на такого мужа, как Анатолий, грех жаловаться. Но если принять во внимание, сколько она намучилась со своими болезнями, то ее можно понять. Мне, признаться, ее жаль.

— Люда, как ты думаешь, Лещинские сильно ненавидели Мясникова?

— Что касается Анатолия, то он, по-моему, просто не способен кого-либо сильно ненавидеть. Конечно, любви он к Виктору не испытывал, это уж точно. Но ненавидеть настолько, чтобы убить, — нет! Он очень уравновешенный человек. Даже выходки Елены он переносит спокойно и с улыбкой.

— Ну, одно дело — любимая жена, и совсем другое — посторонний человек, который тем более эту жену обидел.

— Нет-нет. Я уверяю тебя, что нет. Анатолий весь вечер не отходил от Елены, я прекрасно это помню. И Елена все время была на виду. Он не смог бы незаметно подсыпать яд.

Люда отлично понимала ход моих мыслей.

— Люда, а не могли они действовать сообща?

— Да ты что? Даже если предположить, что Анатолий решился на такое — что просто невероятно, — он ни за что не посвятил бы в свои планы Елену. Да он боится ей малейшее слово сказать, которое ее может расстроить. А ты говоришь, вместе замыслить преступление! Да он скорее взял бы на себя все чужие грехи, лишь бы оградить Елену от волнений.

Разговор с Людой не дал мне практически ничего нового. Все это я знала и сама. Надо было ехать к Лещинским. Но мне нужно было выяснить еще один вопрос.

— Люда, ты не знаешь, где Елене делали операцию?

— Ох, не знаю. Знаю только, что в Тарасове.

Опять спрятала глаза. Знает, наверняка знает, но не хочет говорить, партизанка этакая! Ладно, придется узнавать у Анатолия. Не хотелось мне задавать ему такой вопрос, но куда деваться!

Распрощавшись с Людмилой, хотя мне совсем не хотелось покидать этот гостеприимный дом, я вышла на лестничную клетку. Лифт, как ни странно, исправно работал. В моем доме такое событие было редкостью. Бабульки-активистки много раз жаловались, даже писали письмо мэру с требованием наладить работу лифта, так как им тяжело подниматься пешком на верхние этажи. После этого починили, он проработал три-четыре дня — и снова сломался.

Сев в машину, я взяла свой мобильник и набрала домашний номер Лещинских. Трубка отозвалась многократными длинными гудками. Я подумала, что Елена, возможно, еще спит, хотя близился полдень. Через некоторое время я позвонила опять. Результат был тот же. Насчитав целых двадцать восемь гудков, я отступила. Значит, ее все же нет дома. Обидно.