— Мы же ничего существенного не можем сказать, — печально отозвалась Елена.
— Вам так только кажется. Каждая из вас хорошо знает Алексея с какой-либо стороны: Катерина его рабочие проблемы, ты, Лена, — с личной… Вы наверняка знаете что-нибудь, чему не придаете особого значения, а между тем любая мелочь может сыграть существенную роль в нашем деле.
— Ну ладно, спрашивай, — пожала плечами Катерина.
— Все-таки сначала, чтобы хоть направление угадать, я спрошу не вас.
Объяснив Кате принцип своих костей, я сделала первый бросок: 24 + 36 + 10.
«Не следует отказываться от предстоящего путешествия».
— Так, хорошо. Попробуй еще разок:
24 + 34 + 11.
«Вам предстоит иметь дело с упрямым человеком. Это вызовет неприятные хлопоты».
— Ну вот, я как чувствовала, должен появиться кто-то, кто выведет меня на след пропажи. Я уверена, что пистолета в нашем городе уже нет. Кульбицкий явно тянет время, со дня на день ожидая известий от кого-то о его продаже. Елена!
— Да, я слушаю.
— Ты хорошо знаешь друзей-приятелей Алексея?
— Не сказала бы. Он за последние годы, когда занялся этим волчьим бизнесом, многих растерял. Деньги, как известно, человека портят, друзей отталкивают, а негодяев привлекают. Результат налицо.
— Но те, кто остался, их сколько?
— Ну, человек пять наберется.
— Ты с ними хорошо знакома?
— Более-менее. К чему все это?
— Кто из них в последние десять дней уезжал из Тарасова в Москву или Питер?
— Точно не могу сказать, но, кажется, после того дня рождения все они приходили к Алексею, сочувствовали… Никто не собирался уезжать.
— Ладно. Давайте попьем чаю или кофе. С тортиком. Сладкое стимулирует мозговую деятельность.
Мы на какое-то время отвлеклись, болтая о пустяках. Потом я взялась за свое.
— Катерина, в структуре Алексея много людей, которым он доверяет полностью?
— Смотря в чем. Если говорить о типах вроде братьев Углановых…
— Нет, подобные особи сразу отпадают. Я имею в виду приличных бизнесменов, которые как-то от него зависят, а он с ними находится в очень доверительных отношениях.
— Таких… сейчас подумаю… Насколько я могу судить, буквально три человека. Два его заместителя и один — директор филиала.
— Замечательно. Будем считать, что к одному из трех он и обратился за помощью в проворачивании своей аферы. А теперь, милая Катенька, скажи-ка мне, выезжал ли кто из этих господ за последнюю неделю в командировку в Москву или Петербург?
— Сейчас вспомню… Да, точно! Я оформляла командировочное удостоверение его заместителю Балбердину Петру Федоровичу.
— Куда?
— В Петербург…
— Ура! — я даже запрыгала по комнате. — Какая же я дура, почему раньше вас не спросила!
— Так раньше мы бы тебе ничего не сказали, с какой стати? — вежливо заметила Елена.
— Пожалуй, верно. Всему свое время. Значит, это новый человек в нашем деле — Бал…
— Балбердин Петр Федорович.
— Ага. А он действительно «упрямый», как нам только что подсказано гаданием?
— Да, зануда страшная. Мелочный, придирчивый… Гадкий, в общем, как и сам шеф, — Катерина передернула плечами.
— А когда он уехал в Питер?
— Да сразу после дня рождения шефа.
— Все сходится! И что, он еще не приехал?
— Вчера утром пришел на работу, они с Кульбицким заперлись и велели никого к ним не пускать. Где-то часа полтора сидели… Коньяка бутылку «уговорили». Иногда орали что-то.
— Катенька, а ты хоть словечко запомнила?
— Ну… матом… потом… баксы… старьевщик… Масеич, что ли, или Моисеич…
— Так, понятно. Антикварный магазин. Через него продают. Но какой? Их в Питере десятки.
— Слушай, Катерина, а как этого Балбердина можно разговорить, чтобы он проболтался?
— Никак. Он очень боится Кульбицкого, сильно от него зависит и ничего против него делать не станет.
— Есть такая теория и даже практика, что любого человека можно заставить «расколоться», нужно только подобрать ключик…
Тут раздался телефонный звонок. Я взяла трубку.
— Алло… А-а, выходит, тебя комарики не съели… Ну ты потише с угрозами, как бы я сама тебя и твоих ублюдков не грохнула, скажи спасибо, что вчера пожалела… Какой ключ?.. А-а, от «браслетов»… Это пожалуйста. В обмен на пистолет… Нет, нет… Тогда придется пилить… Как там у классиков, — «пилите, Шура, пилите…» …Ну пока… Лечи попку от укусов…
Я повесила трубку.
— Кульбицкий оклемался после вчерашнего, просит ключик от наручников. Бедняга, больно ему, наверное. Но ничего, мне тоже вчера было больно. Так на чем мы остановились? Да! Я уверена, что этого Балбердина можно либо купить, либо запугать. Есть еще варианты?
— Купить не получится, — сказала Катерина. — Он жадный, у тебя таких денег нет.
— А чем можно его пугнуть, прижать, пошантажировать?
Тут вмешалась Елена. Она кокетливо глянула на нас и сообщила:
— Этот козел вонючий, кажется, влюблен в меня. Он делал не раз вполне прозрачные намеки, какие-то сережки пытался подарить. В общем, если я его позову на чашечку чего-нибудь…
— Гениально! Лена, тебе надо будет его пособлазнять, а когда он распалится до предела, поставить условие — информация о пистолете.
— Татьяна, я не смогу, противно.
— Но, Леночка, для пользы дела! Я век не забуду, как ты меня тогда спасла на даче…
— Ну, так это Федька! Он хоть и «гоблин», но зато самец классный, кайф ловишь. А этот — тьфу, унылый тощий тип с длинным носом…
— Постой, постой!
Я подскочила к своей сумке, достала оттуда синюю кассету и поставила ее на видеомагнитофон. Когда экран засветился и пошли уже знакомые мне кадры, обе девушки, открыв рты, уставились на жуткие сцены, после чего Катерина закричала:
— Точно, это он, Балбердин! — И ткнула пальцем в длинного типа, который усердно облизывал попку какой-то шлюхе.
— Вот мы, девочки, и нашли ту самую ниточку, о которой я говорила вначале. Он женат, дети есть?
— Да, — ответила Лена, — классический подкаблучник, свою рыжую стерву боится до жути. Если ей крутнуть этот фильмец, баба или рехнется, или из его мошонки отбивную на ужин приготовит. Что, впрочем, одно и то же.
— Так, так! — я просто сияла от открывающихся перспектив. — Завтра, Лена, ты пригласишь его «к одной своей подруге в гости», то есть сюда. Когда он прилетит на крыльях страсти, ты впустишь его, скажешь, что подруга срочно уехала в больницу к маме, ну и немного раззадоришь… А там, сама понимаешь. Я войду и так далее.
— Хорошо, Татьяна, сделаем. Это будет тот еще аттракцион!
* * *
Весь следующий день я провела, изучая карту Петербурга и пригорода, собирая все доступные мне сведения о великой северной столице. К вечеру ожидался приход Елены с Балбердиным. Я собиралась закрыться в другой комнате и хотя бы слышать все происходящее. Елене я дала второй ключ от двери.
В семь часов они пришли.
— …понимаешь, Петр, — услышала я из-за двери веселый голос Лены, — ее срочно вызвали к маме в больницу, там кризис… Но нам и вдвоем будет не скучно, правда?
— Леночка, — ответил низкий, слегка гнусавый голос, — я так давно мечтал с тобой пообщаться тет-а-тет, открыть свои чувства…
— Ах, ха-ха, Петенька, о каких чувствах ты говоришь, разве что к любимой супруге!
Было слышно, как гости со всего маху уселись на мой диван.
— Лена, ты же знаешь, как я отношусь к Светлане. Она просто друг жизни…
— Хи-хи, такой суровый друг!
— Ну, перестань… Мы же хотели побеседовать о приятном, выпить… расслабиться.
— Давай доставай шампанское, наливай!
Хлопнула пробка. Было слышно, как жидкость льется в фужеры. Потом они чокнулись, выпили… Затем послышались какие-то не совсем понятные звуки… «Целуются, — решила я. — Скоро надо ждать развязки».
Они еще немного повозились, посопели, и Елена задыхающимся голосом проворковала:
— Ну, Петя, нельзя же так сразу… А что я скажу Алексею?
— Да пошел он… Дурак и аферист. Он тебя недостоин. Ну, Леночка…
— Подожди, мне надо возбудиться…
— Так я сейчас тебе… у-м-м… все сделаю…
— Нет, Петя… Сначала давай кино посмотрим, ну, порнушку… Я после этого вся пылаю!
— Как хочешь, дорогая, а у тебя есть кассета?
— Да еще какая! Сейчас.
Я слышала, как Елена вставила кассету, вспыхнул экран телевизора… Через пять секунд раздался рев Балбердина:
— Что это такое? Откуда? Сумасшедший дом! Выключи, Елена, умоляю… Нельзя же так… Где ты взяла… Что это значит! — он непрерывно орал и бегал по комнате.
И тут вошла я. Балбердин еще где-то с полминуты бегал от стены к стене, абсолютно не замечая меня и выкрикивая какие-то слова. Но вдруг остановился передо мной, как вкопанный, и с тупым изумлением открыл рот:
— Лена… Кто это? — он машинально стал застегивать брюки, рубашки на нем уже не было.