— Никогда не видывала.
— Ну что ж? — вздохнул Мармеладов, убирая монету и поднимаясь со стула. — Спасибо вам за чай.
Видя, что гость собрался уходить, уборщица заволновалась:
— Так что ж теперь-то, товарищ следователь? Меня только с работы уволят или еще и судить будут?
— Никто вас не уволит, Анастасия Степановна, — посмотрев в ее испуганные глаза, Семен снова вздохнул. — Живите себе спокойно.
Он уже взялся за ручку двери, как Анастасия вдруг ойкнула и бросилась к шкафу, при этом ее косичка с бантиком на конце взметнулась по воздуху.
Порывшись на полке, она протянула Мармеладову измятый клочок бумаги. Разгладив его, следователь уставился на замысловатый черно-белый узор, представлявший собой множество поочередно вписанных друг в друга квадратов и кругов, постепенно уменьшающихся в размерах.
— Эта бумажка у меня в больнице из лифчика выпала. Может вам зачем сгодится…
— Может и сгодится, — пробормотал Мармеладов, убирая «бумажку» в дипломат.
Прощаясь с Анастасией, Семен пытался вспомнить, где же он видел совсем недавно такую же графическую картинку…
Скажи, зачем узор
Такой был даден…
И. БродскийНа обратном пути Мармеладов размышлял, не надо ли было сказать уборщице Анастасии, что в случившемся с ней «позоре» он подозревает чужой коварный умысел. Умысел, лишь чудом не закончившийся самым печальным образом: ведь, по словам Анастасии, она приняла таблетку клофелина как раз перед тем, как приложилась к «рябиновке». А в шкалике, согласно экспертизе, уже и так содержалась изрядная доза клофелина, растворенная в каком-то винище.
Следователь перебирал в памяти вещдоки. К старым — бижутерии и австрийской монетке — теперь прибавился еще один — бумажка с узором, выпавшая из бюстгальтера уборщицы. И ничего из этих предметов Анастасия не видела раньше — до того, как очнулась в больнице. К тому же она сообщила, что позавчера в музее был выходной день и происходила генеральная уборка. А значит, гипотеза оперативника Шурика о том, что монетку потерял интурист, лопнула, как мыльный пузырь. После уборки и до момента обнаружения охранником полуживой Анастасии никакие туристы сорить в музее деньгами просто не могли.
Следовательно, эту монетку обронил случайно или зачем-то оставил специально автор преступного перформанса. Причем уже второго.
* * *
Вернувшись на работу и немного отогревшись в своем кабинете, Мармеладов вспомнил, где уже видел узор, состоявший из кругов и квадратов. Порывшись в нижнем ящике письменного стола, он достал из него листок из блокнота с телефонными номерами, записанными Марией Асламазян, и положил рядом с Анастасьиной «бумажкой».
Так и есть! Рисунки похожие, но не совсем: графическая композиция в левом верхнем углу блокнотного листка начиналась (или заканчивалась?) с большого круга, а на Анастасьиной бумаженции — с большого квадрата.
Мармеладов долго разглядывал оба узора и понял, что они вызывают у него совсем разные ощущения.
Рисунок слева явно вызывал положительные эмоции, успокаивал и как бы… завораживал. Рисунок справа чем-то беспокоил и даже давил на тонкоорганизованную мармеладовскую психику. «Надо же!» — подумал Семен, нередко подтрунивавший над «продвинутыми» живописными пристрастиями Ники Лосовской. Теперь он определенно чувствовал силу абстрактных графических штучек на себе!
С трудом оторвавшись от собственноручно организованной художественной экспозиции, Мармеладов пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер Марии Асламазян. Та оказалась дома.
Представившись, Семен спросил напрямик:
— Опять «мартини» лечимся? На этот раз розовым или белым?
— Никаким! — обиженно сказала Мария. — Я, представьте себе, в положении. Еще только второй месяц, но муж все равно запретил мне ходить на работу. Услышал в какой-то телепередаче, что беременность в наше время — это отнюдь не расцвет женщины, как считали раньше.
— А что же это тогда такое? — озадачился малосведущий в вопросе Семен.
— Что-то вроде болезни, — грустно ответствовала Асламазян.
Семен тактично выдержал сочувственную паузу и перешел к делу:
— Мария, во время нашей беседы вы дали мне блокнотный лист с телефонами вашего квартирного маклера. Скажите, пожалуйста, откуда у вас этот блокнот?
— Я его в Австрии купила, — удивленно ответила дама. — Мы с мужем прошлой зимой ездили в Альпы, на горнолыжный курорт. Две недели катались на лыжах, а потом на несколько дней заглянули в Вену. Там я и купила этот блокнот, вместе с набором открыток. А что?
— Я потом объясню, — пообещал Мармеладов. — А вы бы не могли достать его и посмотреть: может быть, на нем написано, где он выпущен?
— Сейчас посмотрю… Да, вроде есть что-то.
Семен старательно, по буквам, записал то, что ему продиктовала Мария, и распрощался, так и не удовлетворив ее вполне естественного любопытства. Потом следователь поднялся из-за стола, чтобы размять затекшие от долгого сидения ноги, и подошел к запыленному окну кабинета.
Внизу проехал микроавтобус пивзавода «Вена» с соответствующей надписью на блестящем синем боку. «Вот именно», — подумал Мармеладов.
В деле о музейном маньяке вот уже три ниточки тянулись к столице Австрии.
Во-первых, два листка с узорами. Блокнот, из которого вырван один из них, точно выпущен в Вене. Логично предположить, что и второй оттуда же — ведь бумага того же качества, да и размер такой же.
Во-вторых, австрийская монетка, найденная в музее рядом с телом уборщицы.
А в третьих, Семен вспомнил предположение Ники Лосовской, что брошка, приколотая к тельняшке покойного Петра Петровича Карасикова тоже может быть связана с заграницей.
Сюрреализм — это козни дьявола против искусства и человечества…
Из трудов советских искусствоведовА сама Ника в это время писала мужу Вовке — о том, что ее надежды на пополнение семейства, увы, не оправдались… Закончив послание многочисленными «целую» и пририсовав внизу смешную рожицу с капающими из глаз огромными слезинками — так она изобразила свою тоску по Вовке, — Лосовская собралась на почту, чтобы отправить письмо и заодно прогуляться.
Ноги вывели ее к Инженерному замку и тому кусочку реки Фонтанки, где она всегда останавливалась, непременно перегибаясь через парапет — чтобы полюбоваться памятником Чижику-Пыжику. Тому самому, из знаменитой песенки:
Чижик-Пыжик, где ты был?
На Фонтанке водку пил!
Этот крохотный памятник умилял всех, в том числе и любителей цветных металлов, которые время от времени умыкали его в неизвестном направлении. Но всегда находился меценат, готовый раскошелиться на новую копию.
Сейчас очередному Чижику было, наверное, не сладко — ветер, холод… А птичьему затылочку вообще круглогодично доставалось по полной программе: туристы и просто прохожие придумали бросать Чижику монетки. Большой удачей считалось, когда монетка не падала в воду, а ложилась точнехонько на миниатюрную квадратную площадку, служившую пташке постаментом.
Ника вспомнила, как прошлым летом они гуляли здесь с Вовкой. На набережной толклись мальчишки с длинной веревкой. На одном конце веревки был привязан круглый магнит. С его помощью ушлая ребятня доставала денежки не только с постамента, но даже и со дна Фонтанки!
От реки веяло холодом. Ника помахала Чижику рукой и продолжила променад.
Летний сад без лебедей, с упрятанными в стоячие дощатые гробики статуями… Марсово поле с неутомимым Вечным огнем… Прибавив шагу, Лосовская вышла по Садовой к Невскому и направилась к магазину «Маска», в который она любила заходить, чтобы погреться и просто поглазеть. Справа от входа располагался отдел, оправдывающий имя магазина. Здесь продавали балетные туфли, театральный грим, всяческие блёстки, перышки и прочую мишуру для украшения театральных костюмов.
Второй отдел был букинистическим. Помимо художественной литературы и словарей здесь лежали и стояли многочисленные книги «по искусству».
Подходя к прилавку, Ника случайно задела локтем маленькую брюнетку, изучавшую со своим спутником толстый альбом под названием «Сюрреализм». Брюнетка возмущенно обернулась, но тут же радостно воскликнула:
— Ника! Вот так встреча!
То была искусствоведка Кира Ампирова, с которой Ника познакомилась на дне рождения у двоюродного брата.
— Как я рада тебя видеть! — щебетала Кира. — Вот, кстати, познакомься, — она взяла под руку своего спутника. — Это тот самый Влад, о котором я тебе рассказывала. Он теперь увлекается сюрреализмом.