Старыгин вздрогнул и обернулся.
Катаржина смотрела через его плечо на фотографию.
То, что она тоже заметила удивительное сходство посетителя выставки с центральным персонажем картины, убедило Дмитрия Алексеевича в собственной правоте. Да, то же лицо, те же бесцветные глаза, такая же рыжеватая бородка.., впрочем, лицо это вполне заурядно, и в этом сходстве нет ничего сверхъестественного.
Вот только выражение лица…
На полотне Рембрандта капитан Франс Баннинг Кок, подтянутый и импозантный, в темной одежде, оживленной яркой перевязью, стоит в театральной позе, вытянув вперед левую руку, и передает приказ внимательному молодому лейтенанту.
На современной фотографии двойник капитана смотрит на картину Рембрандта странным, многообещающим взглядом.., как будто ему известно будущее этой картины.
— Интересная фотография, — проговорила Катаржина. — Этот малый мог бы выступать на шоу двойников! Впрочем, в этом нет ничего сверхъестественного..
— Пожалуй, — задумчиво согласился Старыгин. — А нельзя ли поговорить с человеком, который сделал эту фотографию?
Иржи подошел к столу, взглянул на подпись под снимком.
— Фотография Вацлава Шольца. Я его хорошо знаю. Подождите минутку…
Он набрал номер на мобильнике, коротко переговорил и сообщил Старыгину:
— Вацлав сейчас занят, но он может встретиться с вами завтра, в ресторанчике возле Пороховой башни, в двенадцать часов дня, если вас это устроит.
Старыгин согласился, хотя сам не знал, что рассчитывает узнать у этого совершенно незнакомого человека.
Они распрощались с Иржи и вышли из здания галереи.
На улице пахло весной и временем, казалось, что древние камни Пражского Града что-то шепчут прохожим.
Катаржина предложила своему гостю пройтись по крепости. Из второго двора они перешли в третий, почти целиком занятый монументальным собором Святого Вита. В медленно опускающихся на город сумерках грандиозная громада готического собора, подавляющая и вместе с тем стройная, поражала воображение. Казалось, это древний рыцарь в темных стальных латах восседает над таинственным городом, как его подлинный правитель, и высокомерно посматривает на мелкую человеческую суету.
— Этот собор строился почти тысячу лет! — негромко проговорила Катаржина, увидев восхищенный взгляд своего гостя. — Еще в начале десятого века святой князь Вацлав заложил на этом месте церковь, посвященную святому Биту. Через сто лет на месте этого храма построили романскую базилику, а в первой половине четырнадцатого века началось строительство готического кафедрального собора. И только в начале двадцатого века здание было полностью достроено!
Словно в ответ на слова Катаржины откуда-то сверху, с одной из готических башен, венчающих собор, донесся хриплый издевательский хохот. Казалось, сам собор насмехался над людишками, которые посмели нарушить его покой.
— Что это? — удивленно спросил Старыгин.
— Какая-то птица, — неуверенно отозвалась Катаржина и зябко поежилась. — Может быть, сова.., или филин.., они любят селиться на старых башнях…
— Может быть, — согласился Дмитрий Алексеевич.
— Ну что ж, пойдемте дальше, — Катаржина сбросила странное оцепенение, охватившее ее после таинственного хохота.
Они обошли громаду собора с юго-востока, полюбовавшись высоким резным порталом и великолепной готической розой круглого окна, и перешли в следующий двор, называемый Георгиевской площадью по имени древнейшей базилики святого Иржи — то есть Георгия, чье стройное здание расположено в дальнем конце этой площади, напротив апсиды храма Святого Вита.
Когда они шли через эту площадь, Старыгину послышались сзади негромкие, словно крадущиеся шаги. Он оглянулся, но никого не увидел. Ему правда показалось, что в тени кафедрального собора стремительно промелькнула какая-то еще более густая тень, но он не был в этом вполне уверен.
— Что там? — спросила его Катаржина, заметив, что ее спутник настороженно всматривается в темноту.
— Да так.., наверное, та самая сова пролетела, смущенно отозвался Дмитрий Алексеевич.
Ему не хотелось показаться перед Катаржиной законченным неврастеником или пугливым провинциалом, шарахающимся от каждого куста.
Обойдя базилику святого Георгия, Катаржина повернулась к своему спутнику и сказала:
— А сейчас мы увидим одно из самых интересных и, наверное, самых загадочных мест Праги.
— Вы меня окончательно заинтриговали, — усмехнулся Дмитрий Алексеевич. — По-моему, здесь и без того загадка на загадке, Прага вообще волшебный город…
Катаржина свернула налево и протянула руку широким жестом, как будто представляя Старыгину нового и, несомненно, заслуживающего внимания человека:
— Вот это — Золотая улочка! Еще ее называют улочкой алхимиков, потому что здесь жили придворные алхимики короля Рудольфа II, которые по приказу своего властителя пытались раскрыть тайну философского камня и секрет изготовления золота. Ну и заодно, конечно, открыть тайну бессмертия.
— Ну и как — успешно? — проговорил Старыгин заинтригованным тоном, чтобы подыграть девушке.
— Увы! — Катаржина развела руками. — Да и вообще, это скорее всего легенда, на самом деле в домиках на этой улочке жили стрелки, которые несли охрану Града. Позднее здесь поселились чеканщики по золоту, так называемые златники. Впрочем, один настоящий волшебник здесь действительно жил, правда недолго…
Катаржина сделала паузу, и Старыгин, не дождавшись продолжения, спросил:
— Кто же это?
— Великий писатель Франц Кафка написал несколько своих удивительных произведений в домике под номером 22, — сообщила пани, как будто выдала собеседнику великую тайну.
Старыгин полюбовался маленькими, в два-три окна домиками, прилепившимися к крепостной стене, как ласточкины гнезда лепятся к обрыву. Яркие, жизнерадостные, выкрашенные в веселые цвета — розовые, желтые, голубые, эти домики совершенно не ассоциировались с мрачными тайнами средневековья и загадками алхимиков, ночи напролет трудившихся над своими ретортами и ткавшими шелк из лунного света. Скорее можно было поверить, что сейчас двери одного из этих домиков откроются, и гостеприимная старушка в крахмальном чепце и белоснежном переднике предложит поздним гостям зайти и выпить чаю.
— Есть еще одна легенда, связанная с этой улочкой, — продолжила Катаржина. — Говорят, что иногда, в густом тумане, здесь можно увидеть еще один дом, который называют «Дом у последнего фонаря». Если подойти к окну этого призрачного дома, можно увидеть его хозяина, дряхлого старика — алхимика, бьющегося над древними загадками природы. В обычное время там можно увидеть только большой серый камень, под которым, как утверждают, покоится огромный клад, зарытый там средневековыми монахами, так называемыми «азиатскими братьями».., а вот там, над нарядными домиками Золотой улочки, вы видите словно голову в остроконечной шляпе — это Башня Голода, Далиборка, где некогда томились несчастные узники…
Катаржина замолчала, словно прислушиваясь к эху своих слов.
И тут Старыгин снова услышал за поворотом улицы едва слышные, крадущиеся шаги.
«Глупости! — подумал он. — Мало ли какой поздний путник так же, как мы, гуляет по вечернему Граду!»
— Наверное, я вас замучила прогулками, — заботливо сказала Катаржина, — вы устали и замерзли, пойдемте ужинать.
И она привела своего спутника в небольшой подвальчик, где подавали еду и замечательное чешское пиво.
— Эта старая пивница, на этом месте варят пиво уже более четырехсот лет, не меняя рецепта.
Пиво было тягучим, темным и удивительно ароматным. Еще оно было очень крепким, так что Старыгин, жадно выпив полкружки, не то чтобы опьянел, но все окружающие предметы утратили некоторым образом свою четкость, как будто он смотрел на них через золотистую дымку. Впрочем, в подвале было полутемно, да еще Катаржина усадила его в самый дальний угол. Сама она сняла куртку и осталась в желто-оранжевом тонком свитере. Старинная кованая лампа освещала Катаржину неярким вкрадчивым светом, Старыгину казалось, что это от самой женщины, сидящей напротив, исходит это золотое слабое свечение, совсем как на картинах Рембрандта.
Принесли заказанную рыбу. Катаржина молча ела, изредка прихлебывая пиво. Мысли Старыгина неспешным хороводом вертелись вокруг Рембрандта, Праги и той пани, что сидела напротив и улыбалась ему загадочной улыбкой.
Официантка убрала тарелки и принесла кофе. Старыгин очень устал и прикидывал про себя, не обидится ли его спутница, если он сейчас деликатно откланяется и пойдет в гостиницу спать.
Катаржина отставила чашку и поглядела на него в упор.
— — Не надейтесь, Дмитрий, что вот так просто сумеете от меня уйти, — промурлыкала она, — вы должны мне кое-что рассказать.
