Вместе с Нэшем и парой других гостей я спустился посмотреть лошадей, ходящих по паддоку перед первым забегом. Нэш смотрел на лошадей; толпа собравшихся на скачки неотрывно смотрела на Нэша. Казалось, он принимал это внимание как должное, как принимал бы это дома, в Голливуде, и даже с отменной вежливостью раздал несколько автографов подросткам, пялившимся на него с особым усердием.
— А как мне поставить деньги на лошадь? — спросил он, отведя меня в сторону.
— Я сделаю это за вас, если хотите. На какую лошадь и сколько?
— Черт знает. — Он быстро вскинул глаза и указал на лошадь, на которую в тот момент как раз садился жокей в алом и желтом. — Вот на эту. Двадцать.
— С вами все будет в порядке, если я покину вас на некоторое время?
— Вы же знаете, что я уже взрослый мальчик.
Усмехнувшись, я повернулся и направился к кассам тотализатора, поставив двадцать фунтов на лошадь по имени Оса. Нэш, окруженный поклонниками, ждал, пока я спасу его. Вместе мы вернулись в комнату распорядителей и оттуда наблюдали, как Оса скромно пришла пятой.
— Я вам должен, — сказал Нэш. — В следующем забеге выберите сами вместо меня.
Скачки, как всегда, передавались телесетью ипподрома по телевизорам, установленным в барах и на трибунах. Сейчас на мониторе в комнате распорядителей был повтор только что окончившегося забега, Оса финишировала пятой, жокей суетился до самого финиша.
Я не дыша уставился на экран.
— Томас! Томас, — громко сказал Нэш прямо мне в ухо, — вернитесь оттуда, куда погрузились.
— Телевидение, — произнес я.
Нэш иронически отозвался:
— Вы ведь знаете, его уже изобрели.
— Да, но… — Я взял номер «Скаковой газеты», лежащий на столе, и перелистнул страницы с некролога о Валентине на донкастерскую программу. Телевизионный обзор спортивных событий, как я и надеялся, делала коммерческая станция, обещавшая каждый день полный показ скачек для миллионов признательных зрителей. При торжественном открытии сезона Равнинных скачек эта компания будет здесь в силе.
— Томас, — повторил Нэш.
— Э-э… — сказал я, — насколько сильно вы хотите спасти наш фильм? Или фактически… меня?
— Не настолько сильно, чтобы спрыгнуть с обрыва.
— Как насчет интервью по ТВ?
Он уставился на меня.
Я пояснил:
— Вы сможете сказать по телевизору, что мы не делаем помойку из фильма? Вы хотите этого?
— Конечно, — легко согласился он, — но это увидит отнюдь не каждый читатель «Барабанного боя».
— Нет. Но что если О'Хара сможет передать это интервью в Голливуд? Пусть боссы увидят его за завтраком. Ваше собственное лицо на экране сможет сделать то, чего не добьется О'Хара со своими уверениями. Только… что вы думаете насчет того, чтобы попытаться?
— Черт возьми, Томас, приступайте.
Я вышел на зрительский балкон и нажал кнопку на телефоне, вызывая О'Хару; и пусть это будет не автоответчик, молился я.
Он немедленно ответил сам, как будто ждал звонка.
— Это Томас, — сказал я.
— Еще слишком рано для вестей из Голливуда.
— Это кое-что другое. — Я рассказал ему то, что предложил Нэшу, и он немедленно стал нащупывать подводные камни.
— Сначала, — с сомнением произнес он, — ты должен уговорить телекомпанию взять интервью у Нэша.
— Это я могу сделать. Я только не уверен, получится ли передать интервью на экран в конференц-зале Голливуда. Репортажи регулярно транслируются из Англии в Штаты, но я не знаю, каким путем. Если бы мы могли передать его на лос-анджелесскую станцию, чтобы они сделали там запись, которую наши боссы могли бы прокрутить на видео…
— Томас, стоп. Я могу ухватить лос-анджелесский конец. Передача из Англии… — Он помолчал. — О какой станции идет речь?
Я объяснил ему.
— Люди, которых здесь держит эта компания, — инженеры и операторы, продюсер и трое-четверо корреспондентов и комментаторов, но они не имеют ни власти, ни оборудования, чтобы вести передачу за океан. «Добро» можно получить из их главной студии в Лондоне. Они посылают туда репортажи с Донкастерских скачек. А оттуда их могут передать куда угодно. Номер компании должен быть в телефонной книге…
— И ты мечтаешь, чтобы я забил этот гвоздь. — Судя по голосу О'Хары, он вроде бы уже смирился, но предвидел трудности.
— Хм, — сказал я, — если ты хочешь, чтобы «Неспокойные времена» вышли на экраны, то стоит попытаться. Я хочу сказать: ты же знаешь, что это и твой фильм. Твоя голова тоже ляжет на плаху за то, что ты пригласил меня.
Он помолчал.
— Хорошо, я приступаю. Чертовски много хлопот.
— Они должны оправдать себя.
— Нэш с тобой?
— В нескольких метрах от меня.
— Соедини меня с ним.
Нэш вышел из комнаты и взял телефон.
— Я дам интервью. Томас сказал, что может устроить это. Нет проблем. — Он выслушал ответ. — Ага. Если он говорит, что может, то я полагаю, что может. Он никогда не обещает то, чего не может сделать. О'Хара, по-моему, стоит оторвать от стула задницу и представить меня и Томаса этому сборищу! Чертовски глупо позволять сукину сыну Тайлеру топить корабль. — Он снова послушал, потом сказал: — Сделайте это, О'Хара. Приложите усилия. Я не желаю быть побитым этим писакой.
Я с трепетом внимал тому, как «маяк» излучает свой свет, и мысленно благодарил судьбу, что он смотрит на меня как на союзника, а не как на крепостного.
Он отключил связь, отдал мне телефон и спросил:
— Где мы будем искать корреспондента?
— Идите за мной. — Я попытался сказать это небрежно, но актер из меня был никудышный. Нэш молча спустился вслед за мной в паддок, где после забега расседлывали коней. Лошадей предыдущего забега уже увели оттуда.
— Вы знаете, кого высматриваете? — спросил он, когда я стал вертеть головой в разные стороны. — Не проще ли спросить?
— Мне это не нужно, — сказал я, сознавая — пусть даже сам Нэш игнорировал это, — что все смотрят на него. — Эти ребята из телекомпании бродят по паддоку вместе с комментатором, который рассказывает о лошадях, бегущих в предстоящем забеге, а кое-кто берет интервью у выигравших жокеев и тренеров после забега, и именно его я ищу… и я знаю его.
— Это кое-что.
— А вот и он, — сказал я, указывая. — Подойдем?
Затем я проскользнул между группами людей, толпившихся внутри ограды около весовой, а следом за мной толпа расступалась, как воды Красного моря, чтобы дать дорогу Нэшу. Мой знакомый корреспондент начал было здороваться со мной, но увидел, с кем я пришел, и застыл с открытым ртом.
— Нэш, — представил я, — это Грег Компасс. Грег… Нэш Рурк.
Грег пришел в себя моментально, как и положено закаленному телевизионщику, и с неподдельной радостью пожал руку, выпустившую столько безвредных пуль.
— Он здесь, чтобы посмотреть Линкольнский заезд, — объяснил я. — Как насчет некоторой частной информации?
— Галлико, — сразу предложил Грег. — Говорят, он просто из кожи вон лезет. — Он задумчиво посмотрел на Нэша и спросил без всякого нажима: — Как вы думаете, не показать ли мне, что вы здесь? Я полагаю, Томас говорил вам, что я делаю задушевные беседы для ленивых местных жителей?
— Говорил.
— Мы с Томасом, — пояснил Грег, — состязались друг с другом на скачках, когда были жокеями и были молоды.
— Вы все такие высокие, — выразил удивление Нэш.
— На скачках с препятствиями жокеи по большей части высокие. Бывшие жокеи часто становятся комментаторами скачек или журналистами и тому подобное. Сначала живешь этим. Потом говоришь об этом. — Он смеялся над собой, хотя в действительности он был когда-то выдающимся жокеем, а не любителем, как я. Сейчас ему было сорок, он был строен, подтянут, стильно одет. — Ну так?.. — выдохнул он.
— Вы, несомненно, можете сообщить, что я здесь, — заверил его Нэш.
— Отлично. Хм… — Грег замялся.
— Спроси его, — с улыбкой подбодрил его я.
Грег посмотрел на меня, потом опять на Нэша.
— Я полагаю… я могу пригласить вас для интервью?
Нэш искоса взглянул на меня и своим лучшим убийственным басом сказал, что не видит причин, почему бы и нет.
— Я слышал, что вы сейчас в Ньюмаркете снимаетесь в фильме, — произнес Грег. — Я могу про это сказать?
— Конечно. Томас — режиссер этого фильма.
— Да, ходили слухи.
Я достал из кармана сложенный номер «Барабанного боя» и протянул его Грегу.
— Если ты позволишь, — сказал я, — Нэш хотел бы коротко опровергнуть то, что написано в колонке «Жар со звезд».
Грег быстро прочитал заметку, и выражение его лица из любопытного стало возмущенным.
— Трудно притянуть к суду, — заключил он. — Одни вопросы. Это правда?
— Правда только то, что история в фильме отличается от книжной, — ответил я.
Нэш уверил его:
