На Игоря она не взглянула. Казалось, она забыла о его существовании…
Глава 9
Римма. История любви
И даже полная страсти, пусть она сама не предлагает себя мужчине, ибо юная девушка, сама предлагающая себя, губит свое счастье – так учат наставники.
Камасутра, гл. 29. О привлечении желанного мужа
Римма и Людмила сидели на теплом, нагретом солнцем за долгий жаркий день мраморном полу у бассейна. Была мягкая ночь, полная звона цикад и пряных запахов ночных цветов. Уличный шум едва проникал сквозь высокую живую изгородь бугенвиллей.
– Я хочу остаться здесь, – нарушила молчание Людмила.
– На ночь?
– Навсегда. У нас уже снег, слякоть, холод, а здесь вечное лето. Не хочу возвращаться!
– А я бы здесь долго не выдержала, – сказала Римма.
– Знаешь, мне кажется, что я вернулась домой. Наверное, мои предки были из Индии. Как подумаю: снова на работу, все чихают, больные, злые, начальница орет, как собака… Не хочу! – Она всхлипнула.
Римма хотела было сказать, что собаки не орут, но промолчала, сочувствуя. Сказала строго:
– Людмила, перестань! Я же прекрасно понимаю, почему у тебя такое настроение. Это не из-за начальницы, это из-за Леньки!
Воцарилось молчание. Людмила продолжала тихо всхлипывать. Потом сказала:
– Ты представляешь, он ни разу не позвонил и не написал, как уехал… уже четыре месяца.
– Подонок!
– Я знаю, – ответила Людмила, – но как вспомню… как он цветы… охапками… конфеты, шмотки всякие… колготки, представляешь? Размер знал! Он же с ума сходил! Мы могли целую ночь бродить по городу, как студенты… до самого рассвета. Костер жгли на берегу реки… И вдруг – как отрезало!
– Людмила, я уверена, он еще вернется!
– Это из-за жены… Она как пожалуется семье – их же тьма целая, братья, кузены, тетки… собираются и вправляют ему мозги. Вот он к ней и вернулся.
Людмила закрывает лицо руками.
Римма уже слышала эту историю, и не один раз, но она молчит, не перебивает, так как понимает, что Людмиле надо выговориться. И думает про себя: «Гармония? Какая, к черту, гармония! Гармония там, где нет обязательств, где свобода, а мы все повязаны друг с другом, терпим из-за детей, денег, положения…»
– Пацан недозрелый, – наконец говорит она. – Радуйся, что свалил. Мало он тебе нервов потрепал?
– Не мало, – соглашается Людмила. – Но как посмотрит бывало на меня, глаза виноватые, как у побитого щенка, Людик, лапочка моя, говорит, ну гад я, гад, сам знаю! Не могу я без тебя! Не могу! Ты ж моя единственная радость в этой жизни!
Людмила начинает рыдать. Римма оглядывается. Вокруг, к счастью, никого нет, темно, только низкие яркие звезды смотрят сверху и заливаются цикады, да еще одуряюще пахнут громадные белые цветы в саду.
– Все такие несчастные вокруг, – говорит она с досадой. – Как посмотришь, никакой любви не надо. Перестань реветь! Пожалей морду лица, с твоей кожей реветь противопоказано! Ну! Хочешь, хохму расскажу?
– Какую хохму? – спрашивает Людмила, переставая всхлипывать.
– Прикольную! Обхохочешься!
– Расскажи!
– Слушай. Называется «Прекрасная Изольда и Вожак стаи».
– Какая Изольда? Наша?
– Наша! И ее мэн, Кирилл Семенович, он же – Вожак стаи.
– Ты что, знаешь их?
– Знаю? Я их прекрасно знаю! Помнишь, у меня роман был с завом на моей старой работе? Сразу после развода?
– Помню… и что?
– Это они.
– Не может быть! – ахает Людмила. – Это… он?
– Он. И евойная Прекрасная Изольда. Я как увидела эту парочку, чуть с копыт не загремела.
– А они тебя узнали?
– Конечно, узнали. Но делают вид, что видят в первый раз в жизни, представляешь? Сталкиваемся нос к носу по десять раз на дню, и ни тебе здрасте, ни до свидания. Сила воли, блин!
– А он?
– Что – он?
– Ну, когда без Изольды. Он как?
– Даже не смотрит в мою сторону.
– Он что, боится ее?
– Не знаю. Может, и боится.
– Не понимаю, – говорит Людмила. – Ну, ладно, когда она рядом… но когда один – мог бы хоть поздороваться. Знаешь, многие мужики, если рядом жена, на тебя и не посмотрят, а без жены…
– Если честно, я тоже не понимаю. Он при ней, как зомби. Ни шага в сторону, в рот заглядывает. А она и тогда не была красавицей, а сейчас вообще страшила… растолстела, постарела… жуть!
– А может, она ведьма? А что, вполне! – Людмила уже забыла о своей неудачной любви и переключилась на историю Риммы.
– Не думаю. Она очень сильная… я имею в виду характер. Прямо обволакивает, шевельнуться не можешь, чувствуешь себя последней идиоткой… что тогда, что теперь…
* * *
…Это был роман, скоротечный, как чахотка, сразу после развода с Виталиком Щанским. Роман, который оставил после себя ощущение… нет, нет, не горечи, а как бы… гадливости и протеста. И еще недоумения…
Кирилл Семенович был незаметным, ходящим по стеночке человечком, вечным замом, вечно на вторых ролях, на которого она никогда не обращала внимания.
В один прекрасный день, или, вернее, вечер, и вовсе не прекрасный, как оказалось впоследствии, где-то в середине лета, она стояла на крыльце под козырьком родного учреждения, пережидая стремительный летний ливень. Мимо с визгом и смехом бежали люди, пузыри вздувались на поверхности скороспелых луж, туго били в дымящийся асфальт косые обильные струи, подсвеченные оранжевым закатным сонцем. Спешить ей было решительно некуда, ее никто нигде не ждал. Настроение было прегадкое. В их с Виталиком квартиру, где все еще оставались его вещи, ей не хотелось. Она долго красилась, сидя за рабочим столом, делая вид, что собирается на свидание, пережидая, пока упорхнут девчонки, и теперь стояла на крыльце, бездумно пялясь на дождь.
Кто-то вышел из темного вестибюля, остановился рядом и сказал: «Добрый вечер!» Она скосила глаза и кивнула. Это был Кирилл Семенович. Некоторое время они стояли молча, потом он вдруг сказал:
– Дождь неуместен в городе, вы не находите?
– Не нахожу, – ответила Рима неприветливо. – Почему?
– Дождь – часть дикой природы, как лес, река или… горы, а город – творение рук человеческих. Дождю здесь тесно. Ему нужен простор.
«Псих!» – подумала Римма и промолчала.
Дождь, словно услышав его слова, прекратился, из-за тучи выкатилось медное закатное солнце. Воздух был пронизан сверкающей дождевой пылью, полосы белесых испарений висели над тротуаром.
К ее удивлению, Кирилл Семенович последовал за ней, стараясь приноровиться к ее шагам… и только через несколько минут пробормотал: «Я не помешаю?» Она снова промолчала, дернув плечом. Когда они проходили мимо городского парка, он сказал, что на озере цветут кувшинки… На закате они закрываются с легким хлопком и… это надо видеть! И слышать.
Поверхность озера казалась расплавленным золотом, трава, кусты и деревья сверкали, как лакированные, а с веток, шурша, падали на землю увесистые дождевые капли. Кваканье лягушек, стрекотание кузнечиков, щебет птиц – все эти звуки сливались в оглушительный и радостный лесной хор.
– Это мое любимое место, – тихо сказал Кирилл Семенович.
Они стояли и слушали… и ей пришло в голову, что человек рядом с ней, видимо, очень чуткий и не похож на других… Легчайшая сырая дымка стояла над озером, заросшим аиром, камышом и кувшинками… Желтые шарики закрывшихся уже цветков казались головами маленьких живых существ, стоящих неподвижно и прислушивающихся к звукам леса… Резко пахло мокрой травой и болотом…
Они расстались у ее дома, когда было уже совсем темно. Сначала долго бродили по парку, потом по городу… Кирилл Семенович рассказывал о себе. Женат, детей нет. Жена – Иза, Изольда, замечательный человек, переводчица с французского… Романы в ее переводах часто издаются. Он не вешал лапшу на уши насчет семейной драмы, жены, которая его не понимает, их чуждости, и это понравилось Римме. Мужские цеховые байки она знала наизусть и пребывала сейчас не в том настроении, чтобы их выслушивать.
Он позвонил ей на другой день и пригласил на концерт в филармонию. Ей понравилось также и то, что он ни от кого не прятался, здоровался со знакомыми. К ним несколько раз подходили, и он представлял ее… «Мой друг и коллега, Римма Владимировна», – говорил он. Она ловила на себе заинтересованные взгляды… Изольда была в командировке в Париже, подписывала договор с автором книги, писательницей, с которой давно дружит… «Ни фига себе!» – думала Римма.
– Иза старше меня, – рассказывал Кирилл Семенович, – и наши отношения – больше, чем отношения мужа и жены… Это отношения старшего и младшего товарищей. Я бы хотел познакомить вас.
«Зачем?» – удивлялась про себя Римма. Никто из знакомых мужчин никогда не предлагал познакомить ее с женой.
– Иза – самый дорогой мне человек. Вы – мой друг… Вы позволите мне называть вас моим другом? Она вам понравится, я уверен! – Тон у него был торжественно-сентиментальным.
«А я ей? – подумала Римма. – И вообще, зачем?» Перспектива знакомства с Изой ее не привлекала, но любопытство было возбуждено.
