– Бросьте, дорогой доктор, сколько еще можно заблуждаться на этот счет! Хотите небольшой этюд-экспромт? Вот послушайте. – Виктор устроился поудобнее. – Наш замечательный доктор Фрейд так много построил на примере Эдипа, этого древнего мифического царя, совершившего сразу два, по нашим понятиям, смертных греха: убившего своего отца и женившегося на своей матери. Очень интересный пример для изучения рода людского, с точки зрения профессионального психолога, не правда ли? Большая находка. Благодаря этому мы узнали о том, что «извечный конфликт отцов и детей» можно объяснить через существование так называемого теперь эдипова комплекса. Не так ли?
– Да, на этом примере у него многое построено. Это верно.
– Но ведь Эдип никоим образом не может служить здесь примером, поскольку он убил царя (не зная, что это его отец), взял в жены овдовевшую царицу (не зная, что это его мать) и стал царем. Согласитесь, дорогой доктор, что все это никак не может, да еще и с неизбежностью, свидетельствовать о том, что он не любил своего отца и имел тайное сексуальное влечение к своей матери.
– Да, пожалуй, тут вы правы, дорогой Виктор.
– Здесь следует вспомнить еще и о том, – увлекся Вилльерс, – что любовь и царская власть, как всем уже давно и прекрасно известно, практически несовместимы. И в этом случае работают совсем другие механизмы взаимодействия, из-за которых даже такой мудрый человек, как Эдип, единственный из всех отгадавший загадку древнего сфинкса, не знал и не видел того, что происходит на самом деле. Так что история Эдипа является скорее символом все той же человеческой слепоты, а не гипертрофированной сексуальности.
– Хм. Звучит вполне правдоподобно. Недаром Эдип, узнав о своих грехах, выкалывает себе глаза. Он проклинает обманчивость человеческого зрения.
– Таким образом, уважаемый доктор, теперь вы и сами видите, где корень этой притчи и разгадка всей истории. А вы говорите, верить старику Фрейду.
– В таком случае нам остается только стать еще внимательнее к происходящему, дабы не просто смотреть, но видеть…
* * *
– Эта стерва водит нас за нос!
Петти-младший плюхнул на бежевую кожу кресла стопку ярких бумажек и, пыхтя, опустился рядом.
– Эта? – Макмиллан скосил глаза на знойную южную красавицу, белозубо улыбающуюся с верхнего листочка – передовицы таблоида.
– Эта? Нет, конечно же. Я про Морвен!
– Про которую? Про актриску из Морвен-хауса или про писательницу из дурки? Между нами, обе они – порядочные стервы.
– Слушайте, Макмиллан, вы… кончайте вонять своей сигарой!
– Позвольте вам напомнить, дорогой сэр, что мой лимузин – это моя территория, так что либо терпите, либо выметайтесь.
Петти обиженно засопел.
– Между прочим, у меня к вам дело исключительной важности.
– И оно как-то связано с этой пташкой? – Макмиллан показал на фотографию. – Пикантная штучка…
– Эта пташка свое отчирикала. – Петти протянул Макмиллану газетный листок.
Тот прищурился, прочитал под фотографией красотки заголовок: «Страшный конец светской львицы».
– Она летела тем самым рейсом «Нью-Йорк – Афины», – пояснил Петти. – Помните, наверное, – «Боинг» рухнул в море около Мальты.
– Жаль. Красивая баба…
– Это Лилиан Багатурия!
– Я должен знать это имя?
– Может быть. Это не имеет значения.
– А что имеет?
– Ряд совпадений, которые нельзя признать случайными… Вот первое.
Петти выдернул из стопки бумаг глянцевый листочек модного журнала – юная манекенщица демонстрировала парчовый пиджачок из коллекции Ива Сен-Лорана.
– Это она же, пятнадцать лет назад. Тогда она была известна под псевдонимом Епифания.
– Тезка героини нашей миссис Хайден?
– Больше чем тезка. Помните, в тексте говорилось, что Епифания была женой саудовского принца Адиля?
– Что-то такое припоминаю.
– Эта Епифания, – Петти ткнул в фотографию манекенщицы, – была женой нашего общего приятеля принца Халида.
– Да что вы говорите! – Макмиллан оживился. – Та самая, которая сбежала от нашего арабского плейбоя с каким-то русским журналистом? Помню, скандал был на всю Европу.
– Она самая. А журналист, по нашим данным, имел отношение к разведке и, между прочим, документы у него были на имя Глеба Кайсарова.
– Ну, это еще ни о чем не говорит. Возможно, та давняя история каким-то образом сохранилась в дырявой памяти миледи и она включила ее в свое повествование.
– Парижские друзья отыскали в архивах фотографию этого Кайсарова… Взгляните, эта физиономия никого вам не напоминает?
Макмиллан вгляделся в зернистую черно-белую фотографию десятилетней давности.
– Вот это да… – пробормотал он озадаченно. – Это же мистер Ред, «наш человек в Пекине».
– И сосед нашей леди по заведению милейшего доктора Робертса! Что скажете, дружище? И теперь – совпадение?
– Ну, может быть, они там познакомились, и он что-то такое рассказал, а она записала…
– Рассказал?! Если мистер Ред не искусный симулянт, то при его диагнозе он вообще не в состоянии рассказать что-либо внятное, а если симулянт – значит, все рефлексы профессионального разведчика остались при нем и он не станет откровенничать с малознакомым человеком, даже если это весьма привлекательная дама. Конечно, не исключено, что они оба симулируют душевную болезнь и вошли в некий сговор, но мои аналитики считают эту версию маловероятной.
– А что же ваши аналитики считают наиболее вероятным?
– Симулирует она. В ее повествовании есть момент, доказывающий это однозначно. Припомните, где происходит действие.
– Место точно не указано. Какой-то полузаброшенный курорт.
– Не в этом дело. Действие происходит на том свете, то есть все персонажи мертвы. И если в случае с Глебом это можно истолковать метафорически, то Епифания… Настоящая, реальная Епифания – Лилиан Багатурия – разбилась на том самом самолете, в спасательном жилете с которого была якобы обнаружена наша миссис Хайден. Если бы она действительно больше месяца провела в коме и пришла в себя в клинике, где все связи с внешним миром сведены к минимуму, она просто не могла бы знать всех обстоятельств той трагедии – на что, кстати, указывает в своем письме к Баррену доктор Робертс. Из чего следует только один вывод: вся эта история с мнимой гибелью, чудесным спасением и потерей памяти – чистый блеф. Она была внедрена в клинику с определенным заданием.
– Кем внедрена и с каким именно заданием?
– Кем – на этот вопрос еще предстоит ответить. Наши аналитики отрабатывают несколько версий. В любом случае интересы этих людей диаметрально противоположны нашим.
– А именно?
– Не будем забывать, что наши контрагенты по нефтяному проекту – это те же российские чиновники, что торгуют военными технологиями. И весь компромат, попавший в ЦРУ и западную прессу усилиями мистера Реда, наносит им весьма ощутимый удар. И поэтому на переговорах нашему представителю ненавязчиво намекнули, что успешность сделки напрямую связана с выдачей перебежчика Москве – после успешного излечения, разумеется. Мистер Ред нужен им вменяемым, с помощью его показаний они рассчитывают выйти на более серьезные фигуры, возможно, на самом верху… На успехи своей пыточной психиатрии они не очень надеются, а потому и организовали через подставных лиц его перевод в клинику Робертса.
– Пауки в банке, – вздохнул Макмиллан.
– Это их страна, пусть разбираются. Нам важно одно: чтобы сделка состоялась. Не мне объяснять вам, дорогой Макмиллан, насколько подскочит в цене русская нефтяная бочка, когда Джордж-младший, которого мы с вами посадим в Белый дом, продолжит дело своего папаши и начнет новую заварушку в Заливе. Разве мы хотим, чтобы эти денежки уплыли в чужие карманы?
– Не хотим.
– Следовательно, мы должны удовлетворить просьбу наших партнеров. И помешать тем, кто хочет помешать нам.
– Кто же все-таки?
– Те, кто забросил в клинику нашу обожаемую Королеву. Возможно, что через ее мужа, Нила Баррена, – не забывайте, что в середине восьмидесятых он работал на КГБ, – действуют те лица из русских спецслужб, по заданию которых «наш человек в Пекине» начал двойную игру. Но скорее – те, в чьих интересах действовал покойный Берч, вознамерились использовать перебежчика, как сильную карту в своей игре. В умелых руках дело мистера Реда может дать повод для серьезного пропагандистского «наката» и как следствие – к нежелательным для нас переменам во внешней политике. Полагаю, что наша «миссис Хайден» внедрена в клинику, с тем чтобы подготовить побег или похищение русского перебежчика. Во всяком случае, ее тексты, представляющие собой отчеты перед заказчиками, хитро замаскированные под литературный бред, не оставляют в этом сомнений.
