— Да, миссис Лайтфизер, благодаря вам и… Пенелопе. Ее нет дома?
— Пенни уехала работать в Кенсингтон, но я обещала ей не отпускать вас до ее возвращения… Впрочем, уже больше десяти часов. Идите завтракать. Вы любите хорошо прожаренные яйца?
— Если можно…
Такая забота потрясла молодого человека до глубины души.
— Очень красивая комната, — заметил он, желая сделать приятное хозяйке дома (в конце концов, политические взгляды не мешают быть вежливым).
Но Гарри к тому же говорил совершенно искренне. Миссис Лайтфизер, сложив руки, села рядом.
— Да… это наша с Эдвардом комната… Я перебралась в другую, узнав о его смерти… Просто не могла жить здесь одна, понимаете?
Сентиментальный Комптон почувствовал комок в горле, а потому лишь кивнул в знак сочувствия.
— Знаете, мистер Комптон, мой муж был замечательным человеком, и я очень хотела бы, чтобы моя Пенелопа встретила такого же. Мистер Комптон…
— Да, миссис Лайтфизер?
— Вы любите мою Пенелопу?
— Думаю, что да, миссис Лайтфизер.
— До такой степени, что хотите жениться?
— Думаю, да, миссис Лайтфизер.
— Она хорошая девочка… К несчастью, она не… как бы это сказать?.. не слишком хитра… Вы понимаете, что я имею в виду?
— Очень хорошо понимаю, миссис Лайтфизер.
— И… вас это не смущает?
— Нисколько, миссис Лайтфизер.
— Мне многие и довольно часто говорили, что Пенелопа порой ведет себя как умственно отсталая, но я отказывалась верить до тех пор, пока она не записалась в коммунистическую партию…
Возмущение оказалось сильнее него, и Гарри не выдержал:
— Значит, вы думаете, что только полный идиот может вступить в коммунистическую партию? Так, миссис Лайтфизер?
Тон Комптона поразил старую даму.
— А вы разве не согласны со мной? — удивленно спросила она.
Гарри опустил голову и чуть слышно пробормотал «да», мысленно прося прощения за подобное ренегатство у духов Ленина, Маркса и прочих прародителей нынешних, прежних и будущих несгибаемых коммунистов.
В кабинете адмирала Норланда, где присутствовал также и сэр Реджинальд Демфри, инспектор Картрайт докладывал о результатах своего расследования:
— Разумеется, все, что я вам расскажу, строго конфиденциально… Малейшая нескромность может разрушить все наши планы.
Адмирал и сэр Реджинальд Демфри заверили, что на них вполне можно положиться.
— Мы знаем, что служащий советского посольства Баланьев часто встречается с хорошо известным нашим службам человеком — неким содержателем ресторанчика в Сохо. Это армянин с очень дурной репутацией. Мы подозреваем, что именно ему Баланьев поручает практическую сторону всех задуманных им преступлений. Фамилия ресторатора — Тер-Багдасарьян. Наиболее трудные операции всегда ведет Баланьев. Однако мы подумали, что он вряд ли доверит похищение досье «Лавина» уже известному нам агенту вроде Багдасарьяна и, скорее всего, попытается использовать темную лошадку. Поэтому мы стали следить за Баланьевым и Багдасарьяном. Слежка за первым не привела ни к чему. Должно быть, он догадывается о наблюдении и боится вывести нас к мозговому центру всей операции, тому, кто все решает, все организует и о ком нам до сих пор не удалось узнать ровно ничего.
Сэр Реджинальд Демфри испытывал столь глубокое доверие ко всем британским государственным институтам, что никак не мог спокойно допустить признания в собственном бессилии со стороны сотрудника Интеллидженс Сервис.
— Но как это может быть, мистер Картрайт?
— Это очень сильный противник, сэр. Зато с Багдасарьяном нам повезло гораздо больше. Однажды мы выследили его по дороге в Бристоль, откуда он вернулся в сопровождении молодого человека весьма приличного вида. Проведенное на месте расследование показало, что это британский гражданин, сын белорусского беженца, получившего у нас убежище. Поэтому молодого человека зовут Петр Сергеевич Милукин. Наши догадки окончательно подтвердились, когда Милукин поселился в Блумсбери и, использовав поддельные документы, стал называться Гарри Комптоном.
Адмирал стукнул по столу:
— Ничего не понимаю во всех этих маневрах! Почему вы не арестуете этого типа?
— Чтобы его не заменили кем-то, кого окажется труднее выследить. Честно говоря, мы очень рассчитываем, что этот дебютант, наделав ошибок, заставит раскрыться своих хозяев. А мы пока подождем. Кроме того, сведения о Комптоне, полученные из Бристоля, нас очень обнадежили. Судя по всему, это на редкость простодушный малый, которого втянули в авантюру в минуту раздражения и досады… Похоже, он не слишком серьезно воспринимает свою миссию, но бессознательно использует временные преимущества, которые ему предоставляют.
— А что навело вас на мысль, будто молодой человек несерьезно относится к возложенной на него задаче? — удивился сэр Реджинальд.
— Самое старое в мире доказательство: он влюблен, сэр!
— Правда?
— Да, и влюблен в девушку, которая пользуется отличной репутацией как в своем квартале, так и на работе… Это мисс Пенелопа Лайтфизер.
Демфри вздрогнул:
— Что вы сказали?
— Мисс Пенелопа Лайтфизер.
— Лайтфизер… кажется, я слышал эту фамилию…
— Конечно, сэр. Так зовут молодую особу, которая работает у вашей супруги.
— Вот оно что! Но тогда…
— О да, сэр… Наш Комптон, несомненно, любит мисс Лайтфизер — еще вчера вечером он полез из-за нее в драку, заранее зная, что будет избит. Однако поскольку Комптон водил девушку к Багдасарьяну, можно сделать вывод, что ее положение в вашем доме, сэр, не оставляет его равнодушным… Думаю, именно благодаря мисс Лайтфизер молодой человек надеется добраться до вашего сейфа.
Это утро, проведенное Гарри Комптоном в маленькой квартирке на Саус Гроув, было одним из самых приятных за все двадцать восемь лет его существования, и, когда вернулась Пенелопа, молодой человек счел вполне естественным разделить с дамами ленч. Миссис Лайтфизер слыла превосходной кулинаркой — то есть все тщательно варила и подавала к мясу и овощам ассортимент соусов, способный пробудить аппетит у самых угрюмых жителей Соединенного Королевства. После ленча Гарри попросил у миссис Лайтфизер разрешения поговорить с Пенелопой наедине. Получив согласие, девушка отвела воздыхателя в свою комнату, но позаботилась оставить дверь приоткрытой.
— Пенелопа, дорогая… надо…
— Нет, подождите! Сначала моя очередь! Я видела Розмери — она согласна встретить нас обоих завтра вечером и провести на прием к Демфри… Сколько же роскошных туалетов мы увидим! Вы довольны?
— Еще бы!.. Пенелопа, у меня произошел серьезный разговор с вашей матерью.
— С мамой? А о чем?
— Мы говорили о вас, Пенни. Я сказал, что люблю вас так, что готов жениться, если вы не против.
— О Гарри! Уж не просите ли вы случайно моей руки?
— Да, я и в самом деле прошу вашей руки, Пенни, но не случайно, а по зрелом размышлении.
— Вот уж не знаю, плакать или смеяться.
И то и другое было бы крайне неприятно, и Гарри попросил девушку не нервничать.
— Осторожно, Пенелопа!
— Осторожно… с чем?
— Я пока еще не просил вашей руки.
— Но я думала…
— Нет. Сначала надо прояснить несколько вопросов. Если мы станем мужем и женой, Пенелопа, согласны ли вы жить в России?
— У царя?
— Как это, у царя? Но, послушайте, там уже сорок пять лет нет никакого царя!
— Жаль…
— Почему?
— Из-за троек…
— Прошу вас, Пенелопа, давайте говорить серьезно! Вы знаете, что наш разговор может иметь неисчислимые последствия?
— Решительно, я чувствую, что сейчас заплачу…
— Сдержитесь, Пенелопа, сейчас не время!
— Вы думаете?
— Уверен!.. Но вы мне не ответили… Вы поедете со мной в Россию?
— Почему бы и нет? По-моему, путешествовать должно быть очень приятно…
— Ну а жить там все время?
— С вами и с мамой?
— Если ваша матушка согласится нас сопровождать, я с удовольствием увезу и ее.
— Тогда я согласна, Гарри.
— Только… есть одно условие… Сначала я должен забрать у сэра Демфри досье, касающееся моего отца.
— Мы его заберем!
— Дорогая! Верьте мне, и Англия горько пожалеет, что не оценила вас по достоинству!
— О!
Гарри пребывал в такой экзальтации, что не соображал толком, что говорит.
— Поймите меня, дорогая! Я презираю англичан, шотландцев и валлийцев! Это не их кровь, а кровь запорожских казаков течет в моих жилах!
Испуганная девушка, приоткрыв рот, наблюдала, как Комптон жестикулирует, раздумывая, уж не повредил ли колосс из дансинга ему мозги.
— Но, Гарри, я ведь англичанка…
— Выйдя за меня замуж, вы перестанете быть ею!
— Почему?
— Потом объясню!
— О Гарри, я больше ничего не понимаю, а в таких случаях я всегда плачу.
— Нет, Пенни, вам следовало бы петь и танцевать!
Теперь она уже не сомневалась, что молодой человек тронулся умом.
