— Что говорят врачи?
— Они сделали все, что могли. Теперь все зависит только от ее организма. Задета брюшная полость, и может начаться перитонит. Не исключены и другие осложнения. Нужно быть готовыми ко всему. Вдобавок у малышки была сильная потеря крови.
— Ей должны сделать переливание.
— Уже сделали во время операции. Поэтому они и тянули. Не хотели начинать, пока не приедет донор.
— Если нужна кровь, у меня ее достаточно.
Шейла заплакала и схватила мою руку:
— Еще и кровь, Дейв. Есть что-нибудь, чего бы ты мне не дал?
— Забудь об этом.
— Дейв...
— Что?
— Если это наказание, которое определил мне Господь, почему страдает моя малышка. Разве это справедливо?
Газеты оставили Шейлу в покое. Спасибо полицейским. Они храбро исполнили свой долг, тем не менее главной героиней изобразили ее. Обо мне тоже упомянули, впрочем, этого можно было и не делать. Черч отправили «поправить здоровье» в Техачапи. Кстати, Черч созналась в том, что именно она принесла тогда паука. Все украденные деньги были возвращены, и вопрос о страховке больше не стоял.
Но для нас с Шейлой все это уже не имело большого значения. Все наши мысли были с несчастной маленькой Анной, за жизнь которой боролись врачи. Первые два-три дня после операции ее состояние было стабильным, и, если бы не высокая температура, можно было подумать, что дела идут на поправку. Ее глаза заблестели, а щеки залил румянец. Потом начался перитонит, и две недели ее температура не опускалась ниже тридцати девяти градусов. А когда все худшее вроде бы было позади, началась пневмония.
Малышку продержали три дня в кислородной камере, и по возвращении в палату она была настолько слаба, что казалось, не выживет. Наконец она начала поправляться.
Все это время я дважды в день возил Шейлу в больницу. Мы сидели и изучали медицинскую карту. В промежутках мы обсуждали, что собираемся делать дальше. У меня не было ясности. Проблема, связанная со страховкой, разрешилась, но меня не просили вернуться назад, да я и не рассчитывал. После того как мое имя полоскали на первых полосах всех газет, вряд ли мне вообще удастся найти работу. Я кое-что смыслил в банковском деле, но здесь главное безупречная репутация.
Однажды вечером я и Шейла сидели с детьми на больничной кровати и разглядывали книжку с картинками. Вдруг дверь в палату отворилась и вошел «старик». Мы не видели его с того вечера, когда он танцевал с Шейлой. Это было перед его отъездом на Гонолулу. Он принес букет цветов и с поклоном преподнес его Шейле.
— Решил посмотреть, как дела у малышки.
Шейла взяла завернутый в бумагу букет и тут же отвернулась, чтобы никто не видел слез, которые она сдерживала. Она позвонила и попросила явившуюся сестру поставить цветы в воду. Затем она познакомила гостя с детьми. «Старик» присел на кровать и немного поболтал с ними, после чего малышки позволили ему посмотреть картинки в книжке. Когда принесли вазу с цветами, у Шейлы перехватило дыхание. Это были роскошные хризантемы. Она поблагодарила за них «старика». Хризантемы, как оказалось, были из его сада в Беверли. Сестра вышла, и дети угомонились. Шейла села рядом со «стариком» и взяла его за руку.
— Вы думаете, вас не ждали?
— Ну, знаете ли. Всегда надеешься на лучшее.
Он выудил из кармана пару крохотных кукол. Дети закричали от восторга, и минут пять разговаривать было невозможно. Но Шейла не отпускала его руку.
— Я нисколько не удивлена. Я ждала вас.
— Ну вот и дождались.
— Я слышала о вашем возвращении.
— Да, я вернулся вчера.
— И была уверена, что вы придете.
«Старик» посмотрел на меня и усмехнулся:
— Каково! Один раз станцевал с женщиной. Да уж, когда я танцую румбу, я неотразим.
— Вы были великолепны.
Шейла рассмеялась и поцеловала его руку. Затем поднялась и направилась к стулу. Он пересел в кресло и, глядя на хризантемы, которые принес, заметил:
— Тем, кого любишь, надо дарить цветы.
— Ваша любовь обязана быть взаимной.
Он помолчал минуту, а затем сказал:
— Думаю, вы двое — пара отъявленных глупцов, глупее которых я просто не видел. Глупее, наверное, и не сыскать.
— Наверное, вы правы.
— Одно утешает: вы пара глупцов, а не пара мошенников. Я узнал о том, что случилось, из газет, а когда вернулся, досконально во всем разобрался. Если бы я был здесь, а не в Гонолулу, то накостылял бы вам в точности как Лу Фрейзер. Он был совершенно прав. Но меня здесь не было, и я этому рад. Теперь же, когда я вернулся, хочу высказать вам все, что об этом думаю. То, что вы делали, было неразумно и незаконно, хотя по-человечески вас можно понять. К тому же вы были искренни в своей глупости. Конечно, терять голову нехорошо, но иногда приходится. Как же иначе станцуешь румбу! — Он помолчал и затем продолжил: — Наш банк — это семья, а в семье не должно быть раздоров. Фрейзер по-прежнему злится, так что конфликтов не избежать. Думаю, в головном отделении вам, Беннет, делать нечего, по крайней мере какое-то время, пока все не уляжется. Знаете, я решил открыть филиал в Гонолулу. Не желаете принять руководство?
Спросите у кошки, любит ли она печенку!
* * *
Так что теперь мы в Гонолулу. Все пятеро, я, Шейла, Анна, Шарлотта и Артур, о котором вы еще не знаете. Он появился через год после того, как мы здесь обосновались. Его назвали так в честь «старика». Все мои сейчас на пляже. Я гляжу на них с веранды, где пишу эти строки. Жена выглядит изумительно в своем купальнике. Если кому-то интересно, «старик» был у нас пару недель назад. Он сообщил, что Фрейзер перебрался на восточное побережье и я в любое время могу вернуться, работа для меня найдется. Но я еще не решил. Мне нравится здесь, и Шейле, и детям. К тому же дела в отделении идут успешно. И еще. Не хочется мне, чтобы «старик» и Шейла танцевали румбу.
