— Ага. Ему надо было уйти, но скоро он вернется. Я поищу для вас что-нибудь.
— Это было бы здорово, хотя мне страшно неудобно тебя беспокоить.
Мы одновременно взглянули на мой живот.
— Я думаю, это должно быть что-то вроде большой рубашки, — сказала она.
— Ну да, очень большой.
— Подождите минутку, ладно? — она взбежала вверх по лестнице и скоро вернулась с мужской оксфордской курткой на пуговицах, с обтрепанным воротничком и манжетами. Я с сомнением посмотрела на куртку.
— Это твоего отчима? Думаешь, он не будет против?
— Она моя, а когда-то была папина. Моего настоящего отца, а не Дэниела, — она произнесла имя отчима так, словно вкус оно имело отвратительный.
— А ты не возражаешь, если я это одолжу? — спросила я. — Выглядит как что-то особенное.
— Я не против.
— Обещаю выстирать ее и вернуть завтра же.
— Ладно.
Мы неловко смотрели друг на друга еще с минуту. Мне было неудобно там находиться, но я не хотела оставлять девочку в полном одиночестве. Кто-то должен о ней позаботиться, и ждать этого от ее отчима определенно не приходится.
Одри убрала с лица фиолетовый локон. Я улыбнулась и сказала:
— Мне нравятся твои волосы.
Она покраснела.
— Моя мама их ненавидит… то есть, ненавидела.
— Могу себе представить.
— Краска нестойкая, или как там это называется. Она смывается через какое-то время.
— Ты сама сделала прическу?
— Ага. То есть, красилась сама, а стриглась на Мелроуз.[22]
Она потрогала стриженую половину головы. С тех пор, как я видела Одри на похоронах, на выбритом участке отрос симпатичный ежик.
— Можно, я потрогаю? Мне очень нравится, какие они на ощупь.
Она подставила голову, и я провела ладонью по мягким волоскам.
— Как приятно.
Она улыбнулась.
— Послушайте, может, хотите что-нибудь выпить? Чаю, например?
— Конечно.
Пока Одри возилась на кухне — ставила чайник и опускала чайные пакетики в симпатичные керамические кружки, я взгромоздилась на табуретку возле стойки.
— Дорогая, тебе чем-нибудь помочь? У тебя все хорошо?
Дурацкий вопрос. Разумеется, у нее не все хорошо.
— Нет. То есть, да. Кажется, у меня все нормально. Мне ничего не надо.
Следующие минут пятнадцать я сидела у стойки в кухне Абигайль Хетэвей рядом с ее горюющей дочерью и пила чай. Мы почти не разговаривали, только обсудили чай (с персиком и женьшенем) и погоду (для Лос-Анджелеса слишком прохладно). Но при этом нас объединяло какое-то странное ощущение. Между нами установилась некая связь — не как между подругами и уж точно не как между матерью и дочерью, но она была. Казалось, что Одри успокаивается, когда я рядом. Может, дело и не во мне, просто девочка так одинока и несчастна, что ей хватило бы присутствия любого живого, дышащего существа. Так что к тому времени, когда я собралась уходить, я почувствовала, что меня и этого неуклюжего грустного ребенка связывают какие-то узы.
Моя чашка давно уже опустела, когда я, наконец, поцеловала Одри на прощанье, дала ей номер своего телефона и ушла. Отъезжая от дома, я оглянулась и увидела, что она стоит на пороге и смотрит мне вслед. Я помахала ей, и она на мгновение подняла руку, а потом скрылась в доме.
Я проехала по Тихоокеанскому шоссе, вырулила на автостраду Санта-Моника и уперлась в неприступную стену из машин. Поскольку двадцатиминутная поездка растянулась на целый час и даже больше, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать свои действия за последние дни. Мне явно по силам расследовать убийство Абигайль. Более того, это, пожалуй, необходимо сделать. Встреча с Одри Хетэвей все изменила. Я неожиданно столкнулась с тем, что должна была понять с самого начала. Это ведь не история из книжек про Нэнси Дрю,[23] а настоящая трагедия из реальной жизни. Смерть Абигайль — не повод отвлечься для скучающей домохозяйки, а самая ужасная вещь, какая может случиться с девочкой-подростком. Как я посмела даже пытаться вести «расследование»? Как самонадеянно — думать, что я достаточно компетентна, чтобы раскрыть это преступление! Кем я себя возомнила: бегала по городу, допрашивала нянек, скандалила с президентами киностудий, являлась на похороны без приглашения? Мне было ужасно стыдно за бесцеремонное вторжение в дом этой несчастной девочки, да еще с троянским конем в виде лазаньи со шпинатом и фетой.
Подъезжая к дому, я уже твердо решила забыть о своих детективных достижениях. Я собиралась оставить это тем, кто действительно знает, что делает — то есть, полиции. Войдя в дом, я сгребла свою малышку в охапку и обняла так сильно, как могла. Пока Руби протестовала, извиваясь и завывая, я вдохнула щенячий запах ее волос и мысленно пообещала, что никогда не оставлю ее, как Абигайль свою дочь. Моей девочке никогда не придется настолько сильно нуждаться в материнской заботе, чтобы рыдать в объятиях чужого человека.
Я поцеловала Питера в щеку и хотела сообщить ему о своем решении бросить расследование, но тут он протянул мне клочок бумаги со следующим посланием:
«Звонила Лили. Сказала: „Золотая жила“. Перезвони как можно скорее».
— Когда она звонила? — спросила я.
— Две минуты назад.
Мне нужно было хотя бы узнать, что она там раскопала. Я позвонила и попала на автоответчик.
— Лили, ты там? Это Джулиет. Возьми трубку. Я знаю, ты там, Питер передал, что ты только что звонила. Возьми трубку, возьми трубку, возьми трубку, возьми трубку!
Ко мне присоединилась Руби — она танцевала по комнате и вопила: «Возьми тлубку!»
Наш номер песни и пляски прервал сердитый голос Лили:
— Ладно, я слушаю. Ради всего святого, замолчите!
— Привет.
— И тебе привет. Слушай, ты мне должна по гроб жизни. Это был самый ужасный обед в мире. Эта баба притащила с собой фотоаппарат и все время просила официантов снять нас вместе. Она наснимала на целый альбом еще до десерта.
— Прости, что заставила тебя пройти через это, — сказала я со смехом.
— Ерунда. Но я узнала для тебя кое-какие слухи.
— Отлично! — сказала я и тут же вспомнила о своем решении. — Хотя я вроде как решила перестать в это лезть.
— Что?! — она определенно разозлилась. — Ты хочешь сказать, что я зря вытерпела два часа подлизываний Гермы Ванг? Я так не думаю, подруга.
— Прости. Понимаешь, я встретила дочь Абигайль Хетэвей. Ей на самом деле очень плохо, и я почувствовала себя виноватой из-за всех этих игр в Агату Кристи. Я должна оставить это копам, разве нет?
— Послушай. Я думаю, что ты этой девочке одолжение делаешь. Ты ведь можешь найти убийцу ее матери! Твой гражданский долг — сделать все возможное, чтобы помочь раскрыть это убийство. Даже больше, ты ведь сама заварила эту кашу, вот и расхлебывай теперь. По крайней мере, послушай, что у меня есть. Ты ведь всегда можешь позвонить в полицию и передать им эти сведения.
— Думаю, ты права. И потом, я умираю от любопытства! Ужасно хочу узнать, что Ванг тебе сказала. Не могу поверить, что она действительно рассказывала! Разве она не давала что-то вроде клятвы о неразглашении? Неужели у этой женщины нет никакой морали?
— Очевидно, нет. Правда, она не сообщила мне какие-то совсем личные сведения и даже не подтвердила прямо, что Абигайль Хетэвей к ней ходила.
— А что именно она тебе сказала?
— Что у нее была клиентка по имени Абигайль, никаких фамилий. В основном, Ванг общалась с ней, но некоторые вопросы разбирали всем семейством. Ты была права, у Абигайль и Дэниела — тоже без фамилии — были проблемы, и, если верить Ванг, серьезные. Она не сказала, какие именно, но сообщила, что дело шло к разводу.
— Я знала, знала!
— Это еще не все. По-видимому, она несколько раз видела и дочь. Там тоже не все в порядке.
— Я тоже так решила. Я сегодня заглянула к Абигайль домой и обнаружила там Одри, ее дочь, совсем одну. Ее мать только умерла, а отчим даже не думает побыть с ней вместе.
— Ужасно.
— Ага. Ванг не намекала, как у Одри с отчимом? Может, он к ней приставал или еще что?
— Она не говорила. Сказала только, что они все друг с другом не ладили, и это куда серьезнее, чем обычные семейные проблемы и переходный возраст.
— Лили, ты превзошла себя. Это все ужасно интересно. Я не уверена, что здесь есть мотив для убийства, но это определенно выставляет страдающего вдовца в несколько ином свете. Я с первого взгляда поняла, что он мерзкий тип, а мои первые впечатления всегда оправдываются.
— Знаешь, что я больше всего в тебе люблю, Шерлок?
— Что, Ватсон?
— Твой скромный характер.
— А разве я не скромная?
Я поблагодарила Лили за потраченное время, пообещала вскоре с ней встретиться и повесила трубку.
— Что я слышу? — сказал Питер. — Бросаешь работу частного детектива?
