Дуг схватил шоколадное яйцо «Кэдбери» из корзинки «распродажа» и встал в очередь за Клэр. Он учуял аромат ванили — возможно, от уже закончившегося кондиционера, и провел взглядом по изгибу ее шеи в едва заметных веснушках. Дуг боялся, что она ощутит его присутствие каким-нибудь шестым чувством, чувством страха, но Клэр смотрела только на свою красную сумочку-брелок. Окошко для прав в ней пустовало.
Когда она ушла, Дуг встал на ее место у кассы, высыпал несколько монет за шоколадное яйцо. Клэр замешкалась у дверей, помогая старушке выкатить на улицу тележку, доверху забитую безымянными рулонами туалетной бумаги. Дуг вышел следом за девушкой, чувствуя себя призраком. Клэр села в машину, посмотрела в зеркало и подала назад, а затем двинулась прочь.
«Видишь? Ничего особенного», — сказал трезвый внутренний голос. «Да, верно», — ответил тридцатидвухлетний холостяк внутри Дуга.
И с чего он вдруг решил сообщить Фрэнку Г., что встретил кого-то, Дуг так и не понял.
И вот опять двадцать пять — уставился на ее окно. Только на этот раз он шел пешком. Утром торчит у дома мамы, вечером — у дома Клэр. Когда он успел превратиться в такого жалкого пентюха? Для этого отказался от выпивки? Чтобы субботними вечерами прятаться в переулках, как робкий воришка?
А больше ничего его и не ждет. Это даже сном не назовешь. Это нечто, противоположное сну. А противоположен сну вовсе не ночной кошмар, а пустота. Когда спишь как убитый. Весь Город — это большой магазинный холодильник. А светящее желтым окошко Клэр там, в вышине, — последняя холодная бутылочка на полке. Но открыть ее он не может. Даже дотронуться не дано.
Он сонно листал автожурнал и смотрел по кабельному повтор игры «Сокс». Шел второй час ночи. В дверь постучали. Он вышел босой, в трусах и футболке через гостиную, под которой этажом ниже находилась игровая комната Джема, а двумя этажами ниже — столовая Кофлинов, теперь вотчина Кристы и Шайн.
После отсидки Дуг стал дотошно, почти по-военному любить порядок — Джем говорил, что он слишком парится — и его жилье было тому подтверждением. Чистый дом, чистая жизнь, чистый разум. Да и гостей он к себе больше не звал.
Дуг остановился у закрытой двери. За ней в полоске света вырисовывалась фигура.
— Дугги.
Криста. Пропитый хриплый голос. Теперь она скреблась в дверь. Он почти видел, как женщина прижимается к двери, приложив ухо так же, как раньше прикладывала к его груди, слушая биение сердца. И руку к губам приложила — как будто рассказывает двери что-то по секрету.
— Я знаю, что ты дома.
Вся выпивка, которую он не тронул за эту ночь, все ошибки, которые мог бы совершить, но не совершил — все вернулось к нему сейчас. Вертится за дверью, еще надеясь завладеть им.
— Ну скажи, что мне сделать, — просила Криста. — Я же хочу тебя, чего тебе еще?
Дуг положил ладонь на дверь, надеясь, что между ними возникнет поток взаимопонимания. Потом выключил свет, прошел мимо дивана с царапинами от ее ногтей и лег спать.
— Куда ты ходила? — спросил Фроули.
— В туалет внизу, — ответила Джун, повесила сумочку на спинку барного стула и, подвинув его колено в сторону, села. — Там очереди нет.
Они сидели за черным пластиковым столом размером с небольшой автомобильный руль. Мимо ходили одни и те же люди.
— Внизу есть туалет?
— Конечно. Все девушки это знают.
Она вложила в слово «девушки» много смысла. С Джун, тридцатишестилетней риелторшей, Фроули познакомился как-то вечером в круглосуточном магазине. Она покупала сливочный сыр, а он батарейки АА для диктофона. Они оба жили в районе судоремонтного завода: она в кондоминиуме с видом на залив, в квартире со стеклянной мебелью и замысловатой подсветкой, он — в съемной берлоге, оба окна которой выходили на шоссе, там стояли пластиковые полки для книг и до сих пор не разобранные коробки. Почему-то быть и оставаться «девушкой» оказалось чрезвычайно важно для Джун. Мелированные светлые волосы обрамляли ее лицо, скрывая, словно страшную семейную тайну, появившиеся морщинки и складки.
— Ты здесь раньше не бывал, — моментально угадала она, удивившись.
Фроули покачал головой, ища глазами лестницу.
— А в «Уоррене» был?
— Не-а.
— А в «Оливах»? Да ладно. Ну хотя бы в «Инжире»?
— Всегда мимо проходил.
— Господи! — Джун положила руку на его запястье, словно вознося молитвы о его скорейшем выздоровлении. — Ты представляешь, в прошлые выходные забронировала столик в «Оливах» на девять и все равно пришлось ждать сорок минут! Когда я переехала сюда в девяносто втором — еще до этого ажиотажа, между прочим — в Городе было всего два ресторана, в которые не стыдно зайти: «Уоррен» и «Таверна на воде». А теперь посмотри только. — Она повела рукой по залу. — Все, что ты видишь, происходит прямо сейчас. Это тот самый район, Саутэнд, который несколько лет назад считался неблагополучным. Только вместо геев теперь всем заправляют одинокие девушки. — Вот опять «девушки», отметил про себя Фроули. — Единственный минус, позорное пятно — бандиты, докеры и прочая шушера, но день ото дня их все меньше. Город растет как на дрожжах. Мне по десять девушек в день звонят — все ищут жилье. — Джун потягивала «Маргариту», слизывая с губ соль. У Фроули в голове зазвучала песня «Мотли Крю» «Девушки, девушки, девушки». — Теперь даже тайский ресторан открылся. И это говорит само за себя. Тайская кухня в Чарлзтауне? Пора вывешивать белый флаг.
Фроули кивнул, все еще пытаясь понять, где же тут лестница.
— В следующем месяце открывается новое бистро и винный бар — там, где раньше был «Комеллас». Помещение пустовало почти год. Нам надо будет туда сходить.
— Отлично, — ответил Фроули, подумав: «О нет!»
— И возьми меня как-нибудь с собой на пробежку. Говорят, отличная тренировка перед кардиобоксом.
Собирается в группу здоровья? Вот так новости. Фроули коснулся «веселой» «Маргариты», которую Джун уговорила его заказать. Неприятные воспоминания о первом курсе в Сиракьюс. Ни до, ни после Фроули не блевал бордовым. И тот случай научил его никогда не доверять текиле.
— Так что же побудило тебя перебраться сюда в девяносто втором? — решил поддержать разговор агент.
— Честно? Парковки. А теперь здесь все так оживилось. Первое мое жилье, еще до того, как я купила эту квартиру, было на улице Адамса, рахитичный кондоминиум, с девчонкой, которая работала в телефонной справочной Гарвардского медцентра. Всю субботу и воскресенье ходила в пижаме. И рыдала утром в понедельник перед работой. Абсолютная маньячка. Я хочу сказать, вставала в три ночи и начинала стены красить. У нее был жуткий, совершенно безнадежный роман с каким-то придурком, который жил неподалеку. Она залетела. Ей еще повезло, что он ничем другим ее не наградил. Потом уговаривала меня пойти с ней, ну чтобы решить эту проблему, ты понимаешь. И мне пришлось пробиваться через толпу противников абортов, которые толклись у клиники… чего ты все высматриваешь?
— А. Ничего. Официанта.
— Он вернется. — Джун накрутила на палец прядь волос. — А вот почему вы живете здесь, особый агент Фроули? — С каким наслаждением она это произнесла. — В такую даль каждый день ездить, это ж с ума можно сойти. Дело ведь не в грабителях, верно?
— А может, и в них.
— Ты как Сигурни Уивер, которая изучала обезьян, живя среди них?[39]
Так ему и надо, а то ведь на первом свидании из кожи вон лез, чтобы произвести на нее впечатление.
— Примерно.
— Потому что все меняется. Метеорит, который переубивал древних динозавров. Он шлепнулся на этот город, словно высокий сапог с девятиметровым каблуком. Власть теперь у девушек. — Рядом с ними раздался писк, едва различимый. — Ой! — Джун нахмурила брови, сняла сумочку со спинки, достала мобильный и вытащила антенну. — Так и знала, что позвонят. — Она ответила, прикрыв рукой второе ухо. — Да, Мэри. — Закатила глаза. — Да ну как я… погоди… — Джун прикрыла динамик рукой. — Клиентка. Сегодня подписали договор купли-продажи. Две спальни, плоская крыша, своя парковка. На Гарвардской улице. Это у меня эксклюзивный вариант. Надо кое-что уладить. — Она достала очки в простой оправе и надела их. — Две минуты, честное слово. — Джун вернулась к разговору. — Ладно, Мэри. Я тебя слушаю…
Фроули извинился, пошел побродить в толпе и все-таки нашел лестницу возле входа. Облитые пивом ступеньки вели вниз. Никаких табличек. Он решил, что спускается в складские помещения «Пивной», но вот лестница свернула, и гул наверху растворился, сменившись смехом, воплями и музыкой снизу.
Агент ступил на каменный пол подземелья с кирпичными стенами. В дальнем углу подпрыгивал музыкальный автомат. Еще здесь была короткая барная стойка с грязным зеркалом, настольный футбол под пластиковым колпаком и испарина, как в оранжерее. Музыка вторила сердечному ритму толпы. Фроули узнал песню «Расстреляй небеса»,[40] она навевала воспоминания о годах на юридическом факультете. Коктейли для преподов и студентов. А как он ехал на своем зеленом, словно соус гуакамоле, «Фольксваген-Рэббите» на собеседование в ФБР. Какой же это альбом? «Дерево Джошуа»? Или «Треск и жужжание»?
