— Конечно, это мы можем…
Амелия принесла мой завтрак, и мы были вынуждены прервать наш диалог. Старуха знала, что мы спали в разных комнатах, и, похоже, это радовало ее.
— Вам хорошо спалось, господин Менда? — улыбнулась она.
— Прекрасно, Амелия… Я почти не слышал вашего храпа. Шокированная, служанка отошла в сторону.
— Менда… — заговорила Ева. — Теперь я мадам Менда… Красивое имя… У вас что, предки были итальянцами?
— Не знаю. Мне это не очень интересно. Ева, знайте.., такое положение временное… Поймите, что мне нужно…
И зачем только я пустился в эти туманные объяснения? Мне и сказать было нечего.
— Вам нужно акклиматизироваться? Теперь она была похожа на маленькую капризную девочку, привыкшую быть властелином дома.
— Может быть, и так!
— Только не спешите, мой дорогой! У нас ведь вся жизнь впереди, не так ли? Вся жизнь! Я закрыл глаза…
— И потом, — продолжила она, — вы дали мне свое имя, это уже великолепный подарок, Вик, тем более, что, я повторяю, это имя мне страшно нравится!
— Не надо так, Ева… Я люблю вас и клянусь вам, что.., вы будете моя. И прошу вас ждать этого спокойно.
Я подошел к ней и поцеловал ее. Но губы у нее были сжаты, и ощущение было такое, что она сейчас выплюнет этот поцелуй мне в лицо.
* * *
Со смертью Элен мы приостановили работы в «Шкатулке с Мечтами» в ожидании решения вопроса о наследстве. Но через несколько дней после нашей женитьбы работы были возобновлены, и теперь оставалось лишь развесить картины и получить товары.
У меня была масса дел. Они отвлекали меня от домашних сложностей. Я успокаивал нервы, с головой окунаясь в коммерческие заботы.
Я нарадоваться не мог картинной галереей. Это было наше совместное детище — мое и Евы, и оно удалось нам на славу, удалось нам обоим.
Я бродил по безлюдному пока еще помещению и с наслаждением вдыхал запах свежего дерева, только что повешенных картин. Запах этот ободрял меня, вселял веру в замечательное будущее салона…
Я отдал бы ему все свои силы, здоровье и время. Дело мое расцвело бы. Я совсем не щадил бы себя в работе: она была единственной возможностью убежать от людей.
А вечером я с радостью возвращался к своей жене. Ева действительно расцветала. Никогда прежде не видел я ее такой энергичной, никогда прежде ум ее не проявлялся так ярко, как теперь.
Мрачное воспоминание об Элен не оставляло меня, но приходило ко мне реже и, конечно же, мучило не так сильно, как в первые дни после ее гибели.
Элен была моим черным ангелом.
Но у кого его нет?..
И вот настал момент рассказать вам о последней ночи.
В тот вечер я вернулся из магазина очень уставший. Все-таки я слишком много времени проводил в «Шкатулке с Мечтами». И так зарабатывался, что некогда было даже пообедать. Было еще довольно рано, но я пожелал Еве спокойной ночи и пошел спать. Улегся поудобнее и вскоре заснул. Но спустя какое-то время проснулся от рези в желудке. Я давно уже заметил, что никогда не сплю нормально, если не поем хотя бы чуть-чуть перед сном: голод не дает мне покоя и пересиливает любую усталость. Я встал и, стараясь идти как можно тише, спустился в буфетную заглянуть в холодильник.
В этом доме я уже не раз так делал. Мне нравились эти ночные трапезы, нравилось есть просто руками.
Я взял ростбиф, две гренки, налил большой фужер красного вина. Вынес все это в патио и уселся возле столика.
Ночь была очень нежная. Спала жара, легко дышалось. Я с наслаждением ел и с наслаждением вдыхал этот воздух одной из последних ночей лета.
Закончив есть, я чуть было здесь же и не заснул. Не знаю, как долго дремал я в шезлонге. Часы в холле пробили время, но удары я не посчитал.
Вдруг послышался какой-то скрип. Я вздрогнул. Сначала я подумал, что это обычный скрип, которыми полнится ночной дом. Но вскоре скрип повторился.
Я насторожился.
Снова скрип. Он доносился с лестницы. Скрипели деревянные ступеньки.
Я встал, снял сандалии и, босой, прокрался в холл.
Я не ошибся: скрипели ступеньки лестницы. Я взял в правую руку медный подсвечник, а левой нащупал включатель.
Вспыхнул свет. Я прижмурил глаза — подсвечник выпал из моей руки.
На лестнице стояла… Ева. Прекрасно стояла на ногах. И была одета в белое, расстегивающееся спереди платье, а голова была обвязана платком.
Мне стало еще страшнее, чем в тот момент, когда я увидел на насыпи погибшую Элен… Я даже глаза закрыл.
А когда открыл их, Евы на лестнице уже не было. Я слышал, как она хлопнула дверью своей комнаты. Я взбежал вверх по лестнице. Она закрыла дверь на задвижку, но сейчас передо мной не могли устоять никакие задвижки и двери. Ударом плеча я открыл дверь.
Ева укрылась в своей коляске, словно она могла защитить ее, делала ее недосягаемой.
Сердце мое бешено стучало. Я сжал грудь обеими руками.
— Так, значит, это ты была, шлюха! Я был разъярен.
— Так, значит, это была ты! — повторял и повторял я.
Слова, которые я произносил, были одни и те же, а вот мыслей в голове было множество. Я думал о том, что эта стерва надувала всех долгие годы… Довела до умопомрачения родную сестру… Обдурила меня… Я женился на потаскухе с каким-то чудовищным душевным изъяном!
Я растерянно смотрел на нее и вновь видел ее в автомобиле, у берега моря…
Как же я не распознал ее груди, ее рот, ее блядский запах!
А скажи кому-нибудь, что она вот уже много дней была моей женой и я даже не тронул ее… Ту, которую, подобно солдафону, покрыл на сиденье ее автомобиля…
Она съежилась под моим ненавидящим взглядом и стала казаться мне совершенно маленькой.
— Так, значит, это была ты! — словно заведенный, бросал я ей в лицо.
Я шагнул к ней. Она с обычной своей легкостью повернула коляску, чтобы помешать мне прижать ее к стене. Теперь она уже сидела спиной к раскрытой двери. Еще одно движение — и она окажется в коридоре.
От ярости я задыхался. Сжал и зубы и кулаки — те стали будто свинцовые — Как давно ты разыгрываешь эту комедию, сволочь?
Я ударил ногой по коляске, и она выкатилась в коридор метра на два от двери. Ева быстро остановила ее.
— Отвечай!
Вдруг она немного расслабилась.
— С самого начала, — ответила она.
— Не правда!
— Правда!
— Объясняй!
— В тринадцать лет я заболела… Сильная ангина и суставной ревматизм… Доктор говорил отцу, что он боится приступа полиомиелита… Он увидел его симптомы… Я услышала их разговор…
— И ты начала симулировать?
— Сам видишь…
— Семь лет! Как ты смогла!
— Потому что очень хотела.
С ума можно было сойти от такого аргумента!
— Потому что я могу все, что я хочу, Вик… Ты ведь знаешь это.
— Да, знаю… Но зачем ты это делала?!
— Отец больше любил Элен. Он не мог простить мне бегства матери, ты понимаешь?
— И ты захотела любой ценой обратить на себя его внимание?
— Да. И могу сказать тебе, что мне это удалось!
— Просто прекрасно удалось, голубка… Прекрасно! Ты величайшая комедиантка всех времен.
— Не преувеличивай, Вик.
— Так в ту ночь ты отправилась на поиски «любви»?
— Ну и что из этого? — она обожгла меня взглядом. — А разве нам было плохо тогда, Вик? Вспомни… Поэтому я и захотела, чтобы ты здесь остался. Ты потрясающий любовник!.. Я втрескалась в тебя с первого взгляда…
— Как сука… Как грязная взбешенная сука!
— Ну да, Вик… Я ведь нуждаюсь в любви… Разве это удивительно в моем возрасте?
— Нуждаешься в любви с первым встречным?
— О нет! — Она даже помахала мне пальцем. — Докажи мне это. Я умею выбирать. Это совсем потрясло меня.
— У тебя еще хватает наглости насмехаться надо мной сейчас!
— Я не насмехаюсь. Я объясняю… Не могла же я все время быть неподвижной! Мне надо было как-то размяться!
— Но если ты говоришь, что любишь меня, зачем же тогда продолжаешь эти ночные эскапады?
— Они так опьяняют меня!
— Но, Ева, ты действительно душевнобольная.
— Что ты имеешь в виду? Я думал, и она закричала:
— Ну отвечай же!
— Тебе никогда не хотелось перестать притворяться калекой? Сделать вид, что болезнь прошла.
Ее смех взбесил меня.
— Разве лишь иногда, немного, — ответила она, — когда я засматривалась на тебя… Но ты не можешь вообразить, как хорошо мне в этой коляске!.. Жизнь не доходит до меня… Это я в ней — над жизнью!.. Катаюсь по ней, как вот по этому ковру, что у меня под ногами!.. Иногда ночью, когда мне очень хочется, я хожу… Это утомительно… Как вы можете истязать себя, передвигаясь на этих двух лапах?!
Нет, действительно, от ее доводов можно было с ума сойти!
— Ты когда научилась водить машину?
В десять лет. Меня сестра научила, ради забавы.
— И ты никогда никому не попалась?
— Я была удачлива, Виктор… Ты первый… Только не говори об этом никому! А, впрочем, если и расскажешь, то тебе никто не поверит. — Она усмехнулась. — Когда я думаю, что эта идиотка Элен так вымучивалась, чтобы представить меня симулянткой…
