— Полина Андреевна, — отрекомендовалась я для солидности.
— Ну что ж, Полина Андреевна, я вас внимательно слушаю, — в голосе Селезнева слышалась неприкрытая ирония. Он дал понять, что не слишком-то верит мне, но готов выслушать меня, так, из чистого любопытства.
— Недавно вышла книга Михальцова «Белые склоны». Вы являетесь прототипом одного из ее героев, не так ли?
— В некотором роде.
— Герой повести Уткин из чувства ревности замышляет избавиться от Большакова, но случается так, что по его вине погибает другой человек, Овчаров, — напомнила я сюжет.
— Это фантазия автора, — пояснил мне Селезнев. — В горах, знаете ли, не до амуров было. Там каждый день, каждый час для любого мог стать последним… Но вы склонны стопроцентно отождествлять меня с Уткиным, а потому считаете убийцей, не так ли?
— Если бы вы были убийцей, то не обрадовались бы приезду Валерия и не пришли бы сюда.
— То есть это был тест? — догадался Николай Александрович.
— Можно сказать и так, — кивнула я.
— Кто же тогда тот человек, который приходил ко мне домой? Каким образом в этом номере зарегистрировали Малкиньша?
— Человек с латышским именем и прибалтийским акцентом — актер. Что касается второго вашего вопроса, то я позволю себе не отвечать на него. Это моя маленькая профессиональная тайна. Мне нужно было встретиться с вами с глазу на глаз, и я предпочла такой вариант. Простите меня за эту вольность, — я попыталась расположить к себе собеседника.
— А вы не подумали, что у стен тоже могут быть уши? — Бывший следователь обвел глазами просторную комнату.
— Подумала, поэтому я проверила здесь все, — я кивнула на лежащий на кровати детектор, который не успела убрать, — на предмет прослушивающих устройств и беспроводных камер. Здесь все чисто.
— Надо же, какая вы предусмотрительная! — с непонятной мне иронией заметил Селезнев.
— Мне показалось, что вы пока не въехали в серьезность ситуации, в которую попали.
— Вы о том, что меня заказали? Полина Андреевна, за время своей работы следователем я столько угроз в свой адрес слышал! Но ни одна из них не воплотилась, — Николай Александрович застыл с озадаченным лицом. Вероятно, он только сейчас начал понимать, что все это не розыгрыш.
— Вот как раз на одном из уголовных дел, которые вы вели, я хотела бы подробнее остановиться. Это ведь вы расследовали обстоятельства гибели Алены Дроновой, не так ли? — Я заметила, что Селезнев напрягся.
— Это не является сколько-нибудь большой тайной, — мой собеседник скосил глаза влево.
— То, что вы были следователем по этому делу, разумеется, не тайна. Но вот к какому выводу вы пришли… — я многозначительно замолчала.
— Смерть Дроновой — трагическая случайность.
— Это официальная версия. Но была еще и другая, которую вы оставили при себе. Николай Александрович, вы догадались, что Сергей вытолкнул свою девушку из окна, но скрыли улики от следствия. Будь на его месте кто-то другой, вы поступили бы иначе, но Бочаров — сын вашего погибшего друга. Вы не захотели портить парню жизнь, не так ли?
— Это все ваши домыслы, — произнес бывший следователь, сцепив руки в замок.
— Тогда почему Сергей заказал вас?
— Так это он? — растерянно уточнил Селезнев. — Нет, этого не может быть!
— Почему не может? Вы — единственный, кто знает, что он убийца. Пока вы живы, есть вероятность того, что об этом узнает кто-то еще, а Бочарову бы этого не хотелось, — я догадалась об истинных мотивах моего заказчика только сейчас и с ходу их озвучила.
Николай Александрович не спешил как-то комментировать мои слова, он анализировал их, пытаясь понять, возможно ли такое. Я не мешала его мыслительному процессу.
— Ну хорошо, — наконец-то заговорил Селезнев, — допустим, Сергей слетел с катушек и решил сделать то, о чем потом всю жизнь будет жалеть. Но как вы об этом узнали?
— От того, кому он сделал заказ, — это была первая неправда, точнее, полуправда, которую я позволила себе, общаясь с Николаем Александровичем. Я пока не могла открыть ему все свои карты.
— Так, и сколько вы хотите за эту информацию? — поинтересовался он после некоторой паузы.
— Вы удивитесь, но я сообщила вам это не из меркантильных соображений.
— А для чего же?
— Чтобы спасти вас.
— И зачем вам это надо? Вы же меня совсем не знаете! Может, я отпетый негодяй? Вдруг Михальцов, — Николай Александрович лукаво прищурился, — описал в своей третьей книжке все так, как было на самом деле?
— Если бы Михальцов-Мишин видел, как Селезнев-Уткин подпиливает трос, то тогда бы вы по окончании похода отправились прямиком в следственный изолятор, а не вернулись бы в Горовск и не продолжили бы учебу в юридическом институте. У меня, знаете ли, тоже диплом юриста, так что мною движет, если хотите, корпоративная солидарность.
— Вы дипломированный юрист, а я, признаться, принял вас вначале за…
— Представительницу древнейшей профессии, — продолжила я, потому что Николай Александрович начал было, но так и не рискнул озвучить свои первоначальные догадки.
— Простите, — повинился передо мной Селезнев.
— Я не обиделась, тем более этот антураж, — я сняла парик, — нужен был мне для конспирации. Николай Александрович, у меня есть к вам предложение. А почему бы нам не сымитировать вашу… преждевременную кончину?
— Шутите?
— Нет, это серьезное и хорошо обдуманное предложение. Собственно, именно ради него я вас сюда и вызвала.
— Полина Андреевна, давайте не будем заигрываться! — одернул меня бывший следователь.
— Вы так и не поняли, что все это не игра, а жестокая реальность.
— Допустим, меня заказали, Сергей заказал. Этот замысел, его замысел, открылся. Зачем же идти у кого-то, у него, — Селезнев пытался заставить себя поверить в то, что говорит, — на поводу?
— Другого выхода просто нет.
— Должен быть, — Николай Александрович не утратил оптимизма.
— Сначала я думала, что вообще нет никакого выхода, но потом нашла этот — инсценировка вашей смерти. — Я заметила в глазах своего визави все тот же протест. — Ну хорошо, давайте вместе поищем альтернативный вариант вашего спасения.
— Если вы узнали об этом заказе, то знаете, кто киллер. Надо попросту его остановить.
— Если вы подумали, что этот киллер находится в розыске или хотя бы имеет за плечами отсидку, то вы ошиблись. Он — не профессионал. Если он откажется от выполнения заказа, то пострадают два других человека, заложника.
— Я просто не верю своим ушам. Бочаров взял заложников? — Селезнев смотрел на меня, ожидая опровержения.
— Увы, это так, — не оправдала я его ожиданий.
— Это моя вина, — признался Николай Александрович. — Я должен был сразу передать то дело другому следователю, но я не сделал этого. Сначала я искренне верил в то, что Сергей ни при чем. Когда возникли подозрения, я надеялся, что они не оправдаются. А потом, когда нашлись улики, подтверждающие, что Бочаров был в тот день у Алены, я понял, что именно от меня зависит судьба сына моих близких друзей. Вы должны меня понять — я знал Сережку с самого рождения, они с моим Игорем друзьями были. Разве я мог своими руками отправить Сергея на зону? Дронову все равно ведь уже было не вернуть. Я заставил себя поверить в то, что все произошло случайно, что Алена просто вывела его из себя своими необоснованными капризами…
— Что значит «необоснованными»? Она же была беременна, вероятно, гормоны бушевали, — заметила я ради продолжения разговора.
— Срок был небольшим. Сергей утверждал, что он не знал о том, что Алена ждет ребенка, а если бы знал, то проявил бы к ней снисходительность… Я не остановил его тогда, значит, надо остановить его сейчас, — Селезнев задумался. — Бочаров откажется от своих намерений, но не по своей воле, а потому что окажется в СИЗО, а потом и на зоне. Можно попытаться возобновить то дело…
— Вы готовы признаться, что сокрыли улики против Бочарова? — с недоверием осведомилась я. — Вижу в ваших глазах отрицательный ответ. Все правильно, после крайне неприятной истории вашего увольнения это будет похоже на мазохизм.
— А если тот, кому он заказал мое убийство, обратится в полицию?
Я подумала, что не смогу толком объяснить правоохранительным органам, почему Сергей обратился именно ко мне. Рассказывать в полицейском участке, что я взвалила на свои хрупкие женские плечи нелегкую миссию современного Робин Гуда, мне как-то совсем не хотелось.
— Доказательств, что к киллеру поступил такой заказ, нет. Явного мотива убивать вас у Бочарова тоже не имеется. Разве что месть за смерть отца? — размышляла я вслух. — Только художественный вымысел быстро раскроется.
— Да, пожалуй, это дело не имеет судебной перспективы, — был вынужден согласиться со мной Селезнев. — Но то, что вы, Полина Андреевна, предлагаете, тоже не вариант. Допустим, Бочаров увидит фотографии с моим «трупом» и поверит в то, что это не инсценировка. Что дальше? Не уходить же мне в подполье до конца своих дней? А как ко всему этому отнесутся мои близкие? Я не говорю уже о том, как мне противна мысль о том, что этот щенок будет праздновать свою победу. Его надо остановить, а не потакать его бредовым идеям. Между нами говоря, он с детства проявлял некоторые странности в поведении. Сначала я думал, что это — следствие того, что парень растет без отца, потом все списывал на переходный возраст. Затем на время учебы в институте в другом городе Бочаров выпал из зоны моего внимания. И тут эта история с погибшей девушкой…
