Между тем Ванзаров пробирался по темной лестнице, на освещении которой экономились свечи и керосин. Вот и пещера лестничной площадки. Ключ механически ткнулся в скважину замка, оборот-другой. На коврик скользнуло что-то прямоугольно-белесое, прижатое дверью. Жилец поднял заклеенный конверт без надписи.
Неторопливо скинув пиджак и испив из крана воды с гниловатым душком, Родион зажег на рабочем столике керосиновую лампу под зеленым абажуром и старательно обнюхал послание. Нечему удивляться, у каждого своя манера. К запахам Ванзаров относился с большим почтением, если не сказать с любовью. Бывало, в детстве старший братец завяжет ему глаза, подсунет разнообразную гадость и потребует угадать. Ладно, не будем ворошить темное прошлое, и так время позднее.
Ну так вот. Конверт пах чем-то странно знакомым, только не канцелярским клеем. Запах чуть резковат, но приятен: была в нем сладкая нотка и что-то от химической эссенции. Но разве мог даже чуткий нос, даже состоящий в сыскной полиции, сравниться с лабораторией Лебедева? Конечно, нет. Ах, Аполлон Григорьевич, где же ты!
Из аккуратно срезанного бока вывалился листок, сложенный пополам. Развернув его, Родион обнаружил послание.
Несмотря на некоторое косноязычие, смысл выпирал предельно ясно. Вместо того чтобы испугаться или заставить двери шкафом, юный чиновник опять принюхался. Ну прямо как хорошая легавая, пардон, конечно… Пахло все тем же. Конверт и слова держал один клей. И довольно прочно. Вырезанные лепестки ни за что не хотели отрываться.
Письмо Бородина легло рядышком. Хоть без великого криминалиста выводы хромали на обе ноги, но кое-куда привели. В свежем послании края обрезов – рваные и кривые. Забавно, что все слова начинаются со строчных букв. И еще мелочь: после слова «берегись» ножницы пощадили странный значок из двоеточия и скобки: «:)». Брак наборщика, зато какой полезный. С такой отметиной издание опознать легче.
Буквы, хоть напечатаны типографски, наверняка не из газет. Скорее всего, какая-то дешевая брошюра из тех, что продают на лотках по пять копеек. Может быть, переводной романчик. Интересно, что в одной брошюре нашлись такие разные высказывания, как «расследовать это дело» и «приказано богом». И автору удалось найти даже такое полезное выражение, как «в бедствиях, ниспосылаемых богами». Что так сильно и напугало Бородина.
Только в этих громогласных угрозах не было смысла ни на грош.
Во-первых, великого бильярдиста и чиновника особых поручений пугали похожими словами, но по разным причинам. Нил явно совершил промашку, искренне не подозревая об этом. Дело, скорее всего, в женитьбах. Но господин Ванзаров тут ни при чем. Если бы сыскной гений на самом деле разнюхал что-то важное, если бы его орлиный взор (о как!) залез в потроха чьей-то тайны – пора пугать. Только штука как раз в том, что он не знал ничего. Предполагал – не более того. Хитрый преступник обязан это понимать. Невозможно поверить, что Родион держит в руках важнейшие улики, но об этом не догадывается. Их всего-то наперечет.
Глаз? Лежал себе в варенье, напугал женщин до смерти, заставил Нила побежать в полицию. Но никакого отношения лично к Родиону. Трудно предположить, что вырезальщик слов так глуп, что надеется одной бумажкой отпугнуть лучшего сыщ… тьфу ты, дельного чиновника полиции. Глаз отпадает.
Несчастье с Марфушей? Да, смерть шита белыми нитками, грубо и неумело. Но письмо, наоборот, кричит: смотрите, какую фальшивку соорудили. Разве так отваживают сыскную полицию? Так только разжигают ее любопытство.
Но самое забавное – стремительность угрозы. Еще утром Родион счастливо не догадывался о семействе Бородиных, как и они о нем. Значит, адресат познакомился с ним сегодня и каким-то образом узнал, где проживает коллежский секретарь. Круг таких персон опасно узок. Не спрятаться в тени.
Что же остается? Остается логика. Одно из двух: или автор так испугался, что совершил преступную ошибку, то есть поторопился. Или… Другой вывод казался таким простым, что согласиться с ним было трудно. Вернее, невозможно.
Романтическая чушь была изучена еще раз. Ну и какая в наше просвещенное время может быть «ужаснейшая язва» хуже чиновников?
Быть может, правда над семьей тяготеет рок? Этого неприятного субъекта Родион представлял отлично. В древнегреческих трагедиях он распоряжался судьбами людей как вздумается. Не только герои, сами олимпийские боги страшились его. Древний рок был слеп, беспощаден, но по-своему справедлив. Гадости делал только тем, кто этого заслуживал с точки зрения высшей справедливости. На него обижались, но терпели, считая неотъемлемой частью древнегреческой жизни, как вино и однополую любовь. Но что року делать в современной семье? Откуда ему взяться на столичных проспектах? Тут и своей нечисти хватает.
Нет, не верил чиновник полиции в рок, как бы ни старались убедить его. А верил в то, что за его маской кроются жизненные интересы. Чем страшнее малюют рок, чем больше тумана напускают, тем проще и гаже интересики.
Опять пронесся бильярдный шар, пущенный недрогнувшим кием Варвары. Обе барышни уверяли, что не знают своих соперниц. Но в удивительной партии, которая наверняка войдет в историю бильярда, уж поверьте, сквозило иное соперничество, не только спортивное. Что-то вроде танца на ножах горячих испанских дам, когда выясняют, кому достанется красавчик Педро. Неужели слепая ревность – и ничего больше? Для рока и меньшего достаточно.
Блестящая задумка – убрать соперницу публично. Сотня человек подтвердит, что имел место фатальный случай: дама, разгоряченная поединком, рвалась к победе, вложила всю силу в удар, к несчастью, случился кикс, шар угодил куда не следует. Преступного умысла нет. Дело и до суда не дошло бы. Липа, конечно, могла остаться жива, но попадание в глаз или в висок снаряда слоновой кости товарные качества невесты значительно бы подпортило. Кого бы тогда выбрал Бородин?
И вот какой вопросец подмигивает: куда делось оружие убийства Марфуши? Как ни странно, ответ мог быть в письме с обрезками. И тогда оно аккуратно ложилось в логическую цепочку.
Полагалось проработать и другие версии. Но усталость одолела чиновника полиции со стальным сердцем. Поклевывая носом и встряхивая засыпающей головой, Родион добрался до подушки и забылся сном.
На биллиарде, например, невозможны ни «передержки», ни «подтасовки», ни «крапление», ни многие другие приемы, практикуемые в карточных играх. Биллиард, как и играющий на нем, весь открыт, и ничего тайного на нем для играющего партнера не остается.
Там же
Еще не рассвело, еще темень и мгла, а трудолюбивые обыватели раскрывают ставни, хозяйки бегут за провизией, рынок бурлит и торгуется. Где? Да в каждом городе Европы. Только одна столица не похожа на другие.
Выскакивает иностранец из петербургского отеля эдак часов в семь и чуть не падает в обморок. Кругом пустынные улицы да закрытые лавки. Сонные дворники подпирают ворота, заспанные городовые зевают во все пасти, а если и мелькнет фигура, то самого непотребного вида. Гость с перепугу проверяет часы – тикают. Быть может, не проснулся и это снится? Щиплет нос – явь. Неужто население сразила хворь? Все проще: Петербург дрыхнет и лениво ворочается с боку на бок. Даже жулики с грабителями изволят отдыхать. В этот счастливый миг чужеземцу открывается вся глубина отечественной лени. И гость возвращается досыпать.
Хотя этим утром не все столичные жители предавались любимому делу. Было таких героев немного, но один точно нашелся. Проснулся он часов в шесть, если не в пять, и больше не сомкнул глаз. Все пытался вспомнить, что же приснилось. Было во сне нечто важное, что не зацепить ни мыслью, ни словами, а только ощутить мучительной занозой в душе. Родион старался подобраться к желанной цели, но все было напрасно. Всплывали какие-то персоны, уродливые и трагические, носились смутные виденья, но главное не давалось. А ведь казалось простым и ясным.
Жертвой бдений стало настроение. Юный чиновник полиции встал в скверном расположении духа. Крепко приложив невинный стул, ругаясь и уже прихрамывая, заковылял в душевую, то есть к большому тазу на кухне. Три ведра ледяной воды прибавили сил. Фыркая, что бодрый конь, Родион зашлепал к шкафу. И обнаружил катастрофу: чистых сорочек больше нет. Вернее, есть – у прачки. Или в саквояже, что остался в участке.
Нас уличат, что для чиновника полиции со стальным сердцем такая слабость неуместна. Подумаешь, несвежая рубашка, когда преступление не раскрыто. Нет, господа, не «подумаешь»! Чистота мысли требовала чистоты костюма. Иначе мнительный Родион никак не мог. Все ему казалось, что… Ну, не будем бесцеремонно совать нос в слабости героев. Они тоже люди.
Облачившись в помятое белье, выуженное из корзины, Ванзаров брезгливо разгладил грудку, торчавшую над жилетом, и натянул пиджак. Делать в этот час было решительно нечего. Мозги отказывались заниматься логической гимнастикой, а тело настоятельно требовало подкрепиться. Но трактир, где привык завтракать, еще не открылся. А в доме шаром покати, даже чаю не напиться. Всегдашнее спасение – заявиться к матушке – теперь недоступно. Лучше голодная смерть, чем женитьба.
