– Ну, рассказывайте, как вы оказались здесь? – попросила я.
– Вы зря меня в чем-то обвиняете, Юлия Владиславовна, – заметил Александр Каренович.
– Правда? – я вопросительно приподняла брови.
– Артур захотел поспать в постели, а не в самолетном кресле, – вставил поэт. – И всех достал. Как и всегда. Александр Каренович решил, что проще отвести его в дом, чем слушать нытье. Ну, я тоже пошел. Я – человек немолодой. И в самом деле, зачем спать в самолетном кресле, если можно вытянуть ноги?
– Так чего же вы не пошли наверх? – спросила Татьяна.
– Я подробно расспросил мужчин, которые относили сюда летчика, – вздохнул продюсер. – Понял, что спальни заняты – или все, или почти все. Будить вас среди ночи мы не стали, тем более увидели шкуры у камина. Я предложил развести огонь и поспать. Артур поныл и согласился.
– А ящик зачем притащили?
– Я не мог его оставить в самолете. Мало ли что взбредет в голову этой пьяни?
– И ни у кого не возникло вопросов, что вы тащите его на себе?!
– Я сказал: его надо проветрить, – хмыкнул Александр Каренович. – Что соответствует действительности. – И он бросил гневный взор на двух поклонниц.
– Зачем вы убили Настю?! – взревела Надежда. – Знаете, что за убийство…
– Ах, деточка, оставь, – скривился Александр Каренович. – Этот груз, – он кивнул на ящик, – стоит гораздо больше, чем вы все трое, вместе взятые.
– У Александра Кареновича бывают приступы ярости, – поведал пьяный вхлам поэт. – Не Артура же ему убивать? А на ком-то надо было сорваться. Настя попалась под руку. Карпеныч, ты – псих. Тебе лечиться надо.
– Кстати, а второй пистолет где? – поинтересовалась я у Александра Кареновича.
– Какой второй? Не было второго. Один был. Я его подобрал.
Мы с Татьяной переглянулись. И у кого, интересно, второй? Может, вылетел через разбитые окна кабины пилотов? Во время столкновения с деревом? Упал в сугроб? Но мы не могли быть в этом уверены.
Арсений злобно ткнул Кареныча в бок и спросил, как так получилось, что самолет взорвался.
– А самолет взорвался?! – воскликнули одновременно Артур и поэт. Кареныч выпучил глаза, но, по-моему, играл на публику.
– Вы что, не знаете?! – заорали одновременно Арсений и Валентин и как раз вспомнили, что мы собирались идти к самолету.
– Сюзанна! Моя Сюзанна взорвалась! Мой плащ!
Артур забился в истерике, перечисляя все любимые вещи, которые оставались в самолете. Любимых вещей было много. Людей он почему-то не вспоминал. Вещи были дороже. У него по лицу лились настоящие слезы, девушки, как могли, пытались его успокоить, вытирали слезы.
Потом Небосклонов повернулся к продюсеру и выказал ему все, что о нем думает. Честно, не ожидала я от сладкоголосого певца такого знания русского народного… Александр Каренович молчал.
«Он или не он? – думала я. – Хотя откуда он мог взять взрывчатку? При чем тут взрывчатка? – тут же одернула я себя. – Все-таки, наверное, что-то там замкнуло и… Александр Каренович физически не мог этого сделать. Ведь не тянул же он бикфордов шнур к этому дому в самом-то деле. И откуда он мог у него быть?
Или был у террориста, а продюсер нашел?
Но зачем было взрывать всех?! Или – отделаться от лишних ртов? Он забрал из самолета супермегазвезду, которая приносит ему деньги, и спившегося поэта, который пишет шлягеры. Поэт вообще никогда ничего не вспомнит, Артур точно знает, с какой стороны его хлеб намазан маслом. Он сейчас поорет и успокоится, а к тому времени, как мы окажемся поближе к цивилизации, вообще станет шелковым. И продюсер с ним еще хорошо поработает.
Или взрывчатка все-таки была изначально заложена в самолет? И пришло время ему взорваться? Хотя где в это время он должен был бы находиться? Стоять где-нибудь в отстойнике на летном поле. Артур с компанией уже спал бы в гостинице, готовясь к завтрашним выступлениям, мы и экипаж – тоже. Зачем взрывать пустой самолет?
Нет, по всей вероятности, что-то сработало. Нельзя оставлять большую компанию пьяных мужиков без присмотра. Нигде. Они такое могут устроить…»
Мы стали снова одеваться, Кареныча решили оставить в каминном зале – не тащить же его с собой связанного? Но кому-то из наших следовало побыть с ним. Вызвался Арсений. Валентин сказал, что нам может потребоваться его сила. Олег Владимирович тоже изъявил желание остаться и самокритично признал, что от него ни в чем нет никакого толку, кроме написания виршей для Артура. Артура с девицами мы решили взять с собой. Во-первых, Артур не захотел находиться с Каренычем в доме, во-вторых, хотел попытаться найти что-то из своих сокровищ, в-третьих, мы не хотели оставлять в одном помещении Артура и продюсера. Мало ли, освободит Кареныча, когда Арсений с поэтом напьются. В том, что напьются, я не сомневалась. Ящик остался стоять на столе. Где, интересно, Кареныч собирался продавать ценный груз, когда нес «снаряд» из самолета? В тайге волкам и медведям? Или все-таки надеялся добраться до людей? Кстати, он в тайгу собирался с ним идти или все-таки рассовал бы содержимое по карманам? Но я не стала его об этом спрашивать.
Мы оделись и вышли на воздух. Было пять часов утра. Если бы мы не оказались здесь в капкане, а я выехала в этот домик по своей воле, с любимым мужчиной или просто в хорошей компании, то насладилась бы природой. Снег прекратился, но покрывал все вокруг, и какой это был снег! А деревья по краям вырубленной площадки! Красотища! Стоял мороз, но он не чувствовался, так как не было ветра. На небе ярко светили звезды, оно было чистым. Появился молодой месяц.
Пожар прекратился. Никакого пламени впереди мы не увидели, не горели и деревья. Все вздохнули с облегчением. По крайней мере, лесного пожара теперь можно не бояться.
Тропинку, по которой мы пришли, сильно занесло. Валентин пошел вперед. За ним шел Пашка, потом Алена, Артур, Надежда (девчонки держали его между собой), затем Татьяна, я замыкала шествие.
На душе было муторно. Видеть остатки самолета очень не хотелось. Но я считала, что мы все равно должны посмотреть, что случилось…
Наконец мы дошли. Первые обломки увидели задолго до места посадки. Искореженные куски железа валялись по всему полю. Валентин узнал гриф чьей-то гитары… Конечно, мы не нашли никого живого.
Посреди пожарища мы увидели один сохранившийся предмет, который никак не пострадал от взрыва, – большую ванну в форме морской раковины. Правда, она теперь была черного цвета.
Артур издал дикий вопль радости и бросился к ней. Поклонницы кинулись вслед, и все трое пустились в пляс вокруг сохранившегося предмета.
– А ее почему не разнесло? – поразилась Татьяна.
– Прочно сделана, – заметил Валентин. – Это вам не итальянское дерьмо, а наше кустарное производство. Какие-то запойные мужики делали. Кареныч всегда ищет подешевле и находит алкашей, которые в периоды просветления такое могут сотворить… – Валентин закатил глаза. – Интересно, а отмыть ее можно?
– Завтра девок подрядим, – сказала я. – Вместе с Артуром. Пусть снегом драят. Делать все равно нечего. А потом сможем воду разогревать на плите и мыться в ней.
– Ты можешь себе представить Небосклонова, наводящего чистоту? – посмотрел на меня Валентин.
Артур с поклонницами в это время водили хоровод вокруг ванны.
– Запросто, – ответила я.
– Будет мыть, как миленький, – добавила Татьяна. – Вместе с поэтом.
Валентин хмыкнул, потом посмотрел на Пашку и попросил его заснять это зрелище для потомков, если мы, конечно, когда-то вернемся в лоно цивилизации.
– Вернемся, – твердо сказала я. – Мы здесь гнить не намерены.
Пашка сказал, что Димон Петроградский, вещающий в нашем холдинге про шоу-бизнес, как раз просил его поснимать Небосклонова в неформальной обстановке – если получится. Димон потом вставит кадры в какую-нибудь программу. Пашка просто не может лишить друга и собутыльника такого подарка.
– Вообще-то надо бы все обломки просмотреть, – заметила Татьяна. – Мало ли что сохранилось…
– Давайте завтра, при свете дня, – сказала я. Мне снова хотелось спать. – Да они еще и не остыли. Только не хватало обжечься.
Я предложила возвращаться назад. Поспим и примемся за дело. Тем более нам еще нужно обследовать территорию.
– Правильно, пошли назад, – сказал Пашка. – А то выпить хочется. Помянем ребят. Юлька, давай скажи пару слов, я сниму. Хронику-то надо делать.
Народ отошел в сторону, только сбоку вокруг ванны продолжали предаваться эйфории Артур с девчонками. Пашка и их заснял, чтобы другие поклонницы увидели своего кумира, пустившегося в пляс на свежей могиле.
– Эй, вы возвращаться собираетесь? – крикнул Валентин веселящимся на костях придуркам, когда мы с Пашкой закончили съемку.
Они остановились, и Артур спросил:
– А она? – и показал пальцем на ванну.
– Что она? – не поняли мы.
– Мы ее здесь бросим? Одну? И ее же украсть могут!
